Стоп. И не только они. Позади моих коллег стоял ещё один знакомый мне врач. Его трудно было не узнать. Темнокожий невролог из ЮАР — Адлай Иманати. Видимо, пока я сидел в инфекционном боксе, он уже успел добраться до нас прямиком из Африки.
— Доктор Кацураги! — воскликнул Сорокин и крепко пожал мою руку. — Не думал, что это скажу, но я искренне благодарен вам за то, что вы ослушались моих советов. Клянусь, я был уверен почти на сто процентов, что вы не переживёте этот поход. Но вы превзошли все мои ожидания.
— Спасибо за тёплые слова, доктор Сорокин, — улыбнулся я.
И поймал себя на мысли, что разучился пожимать коллеге руку. В Японии такое не практикуется. Все приветствуют друг друга и прощаются исключительно поклонами. Я уже привык к этим традициям, но всё же крепкое рукопожатие было мне ближе по духу, чем целый список поклонов, смысл которых меняется от угла сгибания тела.
— Всё-всё, отпустите доктора Кацураги! — вмешался Игорь Щербаков. — Он такое пережил… Ему точно нужно отдохнуть.
— Это вряд ли! — усмехнулся я. — Я двадцать семь часов проспал. Возможно, даже поставил какой-нибудь рекорд. Не беспокойтесь за меня, Игорь Алексеевич, мне осталось только принять душ, и я снова вернусь к работе.
На выходе из научно-исследовательского комплекса меня поймал Адлай Иманати.
— Доктор Кацураги, рад снова встретиться с вами, — произнёс он, затем замешкался, пытаясь понять, как правильно приветствовать меня — рукопожатием или поклоном. Поэтому я сразу протянул ему руку, чтобы африканец не испытывал лишних сомнений. — Мне рассказали, что тут произошло. Я приехал через шесть часов после того, как вы вошли в зону с заболевшими русскими врачами. Честно говоря, я впечатлён. Не стану лгать, на вашем месте я бы этого не сделал. Не потому, что не согласен с этим планом. Думаю, мне бы просто не хватило мужества.
— Благодарю, доктор Иманати. Дело не в мужестве. Просто больше туда идти было некому. Но всё это уже в прошлом. Лучше расскажите, как добрались? — спросил я.
— Сами понимаете, из ЮАР в восточный конец России путь не близкий, — усмехнулся он. — Мы прилетели одновременно с доктором Родригесом. Он тоже здесь — в лагере. Но мы с ним больше не пересекались после приезда. Видимо, он устал и решил отоспаться после перелёта. Поэтому и не пришёл вас встретить.
О! В этом я сильно сомневаюсь. Подозреваю, что Родригес просто не захотел меня видеть. Но рано или поздно нам всё равно придётся поговорить. Надеюсь, он не станет больше плести свои интриги. Выговор от генерального директора «ВОЗ» должен был его чему-то научить.
Закончив общение с коллегами, я прошёл в небольшую комнату, расположенную в одном из отделений комплекса, разобрал свой чемодан и принял душ. Помещения, куда селили врачей, даже комнатами назвать было нельзя.
Одна узкая кровать, прямо под ней шкафчики для вещей, а в метре от них душ и туалет. Но я прекрасно понимал, что в таком лагере не получится создать все условия для комфортной жизни. Всё-таки мы сюда не отдыхать приехали. Отпуск группе «Двенадцать» только снится.
Переодевшись в чистую одежду и белый халат, я решил исследовать остальные помещения комплекса и совершенно случайно забрёл в лабораторию, в которой трудился профессор Романовский и его коллеги.
Микробиолог был сильно встревожен. Мужчина стучал по клавишам ноутбука и даже не замечал, что я стою позади него. Я было решил заговорить с ним, но всё же не стал этого делать…
Мне захотелось понаблюдать за коллегой, поскольку вёл себя он очень уж странно.
Каждые несколько секунд он сворачивал вкладку с данными, пролистывал другую информацию, не относящуюся к работе. Затем доставал телефон, залипал в нём на несколько секунд и сразу же переключался на другое занятие.
Попить кофе, почитать, поработать, переговорить с коллегой, посмотреть в окно. И этот цикл повторился за пару минут раз десять — не меньше.
Кажется, я даже знаю, что происходит с профессором Романовским. У этого чудаковатого состояния даже имеется диагноз. Вопрос только в том, знает ли Семён Андреевич, что ему мешает работать?
— Профессор Романовский, — наконец окликнул я коллегу.
— Аа? — вздрогнул он. — Доктор Кацураги! Простите, я вас не заметил. Какими судьбами? Хотите обсудить результаты моих исследований?
— Да, я хотел уточнить, какой вы…
— Какой я сделал вывод насчёт произошедшего в инфекционном боксе? О, если хотите, я вышлю вам результаты на телефон. Пока что сам ломаю голову. Не понимаю, почему после введения сыворотки все сразу же выздоровели, — протараторил он.
— Скорее всего, новый штамм оказался…
— Слишком слабым, чтобы справиться с нашей сывороткой. Не успел выработать антитела. Я уже думал об этом. Как раз планирую проверить, как…
В этот момент мой слух автоматически отключился. Всё же я оказался прав. Романовский дважды меня перебил и закончил за меня мои же мысли. И это не было проявлением грубости или невоспитанности. Просто этот человек действительно страдал от диагноза, который я заподозрил у него, как только оказался в лаборатории.
СДВГ. Синдром дефицита внимания и гиперактивности. Обычно этот диагноз ставят детям, но часто бывает, что он возникает у взрослых. Либо же его просто поздно диагностируют.
Поведение Романовского идеально вписывалось в этот частично неврологический, частично психологический симптомокомплекс.
Отвлекается каждую минуту на другое занятие, поскольку работа, скорее всего, ему неинтересна. Постоянно дёргается, совершает лишние движения, старается говорить больше других, перебивает и заканчивает за коллегами фразы.
Любопытно. Не думал, что в медицине бывают такие люди. По моему опыту, обычно от СДВГ страдают работники творческой сферы. Но это не правило, скорее предрасположенность. Просто именно у таких людей возникает непреодолимый поток мыслей, который помогает в музыке, художестве или писательстве.
— Семён Андреевич, — на этот раз мне пришлось самостоятельно его перебить, чтобы перехватить инициативу в разговоре. — У меня вопрос. Я хотел бы изучить отчёт об исследовании всех вирусных частиц, которые обнаружили рядом с ядром метеорита. Меня интересует устойчивость к препаратам и антисептикам. А если вам удалось изучить их генетическую структуру, то я бы ещё и свойства новых штаммов с радостью изучил.
— Эм… — замялся Романовский. — Если честно, доктор Кацураги, с этим пока что ситуация обстоит туго.
— Почему же? — спросил я.
— Как это «почему»? — пожал плечами он. — Я ничего не успеваю! Мечусь туда-сюда, всё время в делах. А проводить анализ, о котором вы упомянули, нужно долго и с особым вниманием. Для этого нужно, чтобы меня никто не отвлекал.
Чёрт подери… Получается, что исследование вируса встало из-за того, что Романовский банально не может сконцентрироваться на своей работе!
Но винить его за это не стоит. Иностранные микробиологи ещё прибыть не успели, а сам он болен. Да, СДВГ — это настоящая болезнь, просто проявляться она может по-разному. У кого-то она едва заметна, у кого-то выражена так же, как у Семёна Андреевича.
Однако я могу ему немного помочь. Прежде чем попрощаться и покинуть лабораторию, я зарядил его головной мозг нейростимулирующей лекарской магией. Другими словами, заставил кору работать над чётко поставленными задачами.
Лечится пусть он у невролога, когда вернётся домой. Но здесь, если потребуется, я буду ускорять его мыслительную деятельность хоть каждый день. Для этого много магии не потребуется.
Романовский вернулся к работе, я вышел на улицу и…
Тут же наткнулся на Мэтью Родригеса. Коллега, отвечающий за Южную Америку, осмотрел меня сверху вниз. Сморщился, будто перед ним стоял не врач, а какое-то назойливое насекомое.
Чувствую, за этим взглядом последует не менее колкая фраза.
— Ну здравствуйте, доктор Кацураги, — хмыкнул он. — Думаю, нам с вами стоит поговорить. Хочу, чтобы вы объяснились. Давайте отойдём в сторону. Мне бы не хотелось, чтобы кто-то услышал, как вы позоритесь, изрекая свои беспочвенные аргументы.
Ох… Не стоял бы мир сейчас на грани уничтожения от пандемии, клянусь, я бы ему врезал.
Но ничего. Я и без рукоприкладства смогу разобраться с этим выскочкой.
Глава 6
— Тогда давайте переговорим между тех палаток, — я указал на пустое пространство между казармами и лазаретом. — Мне будет очень интересно услышать ваше мнение насчёт произошедшего скандала. Я пока так и не понял, чего вы добивались, начиная…
— Стойте! — перебил меня Мэтью Родригес. — Не здесь. Пойдёмте туда, куда вы сказали.
Ага, всё понятно. Родригес сказал, что хочет переговорить вдали от всех, поскольку «не хочет меня опозорить». Хотя на самом деле всё иначе. Он опасается, что другие специалисты узнают, какой бунт он затеял за несколько дней до общего сбора в России.
Оказавшись на месте, Родригес ещё несколько раз огляделся, убедился, что рядом никого нет, и тогда заявил:
— Выкладывайте свою тайну, доктор Кацураги. Я больше не собираюсь ждать и молча наблюдать за тем, как гибнут люди в моём регионе. В Бразилии уже сотни заражённых. Шепард еле-еле справляется с Мексикой, США и Канадой. Там ситуация ещё хуже. Сыворотки помогают каждому третьему. Все остальные мрут, как мухи. Расскажите, в чём ваша тайна. Почему все ваши пациенты выздоравливают? — спросил Мэтью Родригес. — Вы ведь что-то скрываете вместе с генеральным директором «ВОЗ», не так ли?
Проклятье! Да если бы я мог вылечить всех людей в мире, я бы давно уже это сделал. Но у меня нет таких способностей. Я даже об имеющихся рассказывать не имею права. Правда, Родригес уже очень приблизился к раскрытию тайны моих сил. К счастью, он пока что этого не понимает. Но уже задаёт вопросы, на которые я могу ответить только в том случае, если объясню ему, что такое лекарская магия.
А этого делать нельзя ни при каких обстоятельствах. Даже если он каким-то образом убедит весь лагерь, включая военных, что я что-то скрываю. Даже если добьётся моего исключения из группы «Двенадцать», что маловероятно.