Но всё обошлось. Активировав «массовый анализ», я обнаружил живого человека на заднем дворе.
— Возможно, он в огороде работает, — предположил я. — Смотри, какой у него участок! Тут соток тридцать — не меньше.
Обойдя территорию с другой стороны, мы прошли через калитку и оказались прямо перед нашим «клиентом». Как я и думал, Дмитрий Сергеевич стоял к нам спиной и увлечённо сажал картофель. Обычно его посадка на Дальнем Востоке начинается в мае, но иногда сдвигается на начало июня.
— Дмитрий Сергеевич! — позвал пациента Щербаков. — Вам звонили из научно-исследовательской лаборатории. Мы приехали взять у вас анализы.
Мужчина разогнулся, отложил лопату, затем размял спину и повернулся к нам.
И ответ на вопрос, который мучил нас с Игорем всю дорогу, показал себя сам.
Теперь понятно, что у него за заболевание. Мы с Щербаковым оба не угадали.
Глава 10
— Приветствую вас! — утерев пот со лба, произнёс Дмитрий Дорничев. — Простите, не ожидал, что вы приедете так рано. Увлёкся огородом, пока ещё силы есть.
Важное уточнение, за которое точно имеет смысл зацепиться. «Пока силы есть». Значит, он и вправду не просто так начал обращаться за помощью в местную больницу. Странно только, что ему до сих пор не выставили правильный диагноз. Ведь он очевиден.
Достаточно хотя бы раз взглянуть на его кожу — и ответ придёт сам. Подозреваю, что врачи были перегружены, а как только обнаружились антитела к «Фебрис-12», все сразу же бросились заниматься только ими. А про основное заболевание забыли.
Хотя пока что не стану спешить с выводами. Для начала стоит самостоятельно изучить его тело «анализом».
— Ничего страшного, — сказал Игорь Щербаков. — Мы с доктором Кацураги не торопимся. Можем подождать, когда вы будете готовы к сдаче анализов.
— Долго ждать не придётся, — сказал Дорничев. — Проходите в дом, можете присесть в гостиной. Я умоюсь и подойду к вам.
Пациент прошёл в ванную комнату, а мы расположились на небольшом диване. Всё необходимое оборудование для взятия анализов у нас было с собой. Но меня начало беспокоить, не стоит ли всё же продолжить обследование в клинике.
Наш пациент, хоть и крепится, но чувствует себя всё же не очень хорошо. Мне уже приходилось видеть таких больных, и не раз. Местные врачи пропустили очевидные симптомы.
— Вы выглядите обеспокоенным, доктор Кацураги, — шёпотом спросил Игорь Щербаков. — С вами всё в порядке?
— Со мной-то всё хорошо. Но вас разве не смутил цвет кожи Дмитрия Сергеевича? — спросил я.
— Обычный загар. Учитывая, что он копается в огороде целыми сутками, несложно предположить, что он заработал его, сажая картошку, — пожал плечами Игорь.
— Обратите внимание, когда он вернётся. Возможно, свет падал не под тем углом, и вы упустили эту деталь, — сказал я. — У него не просто загар. Кожа буквально бронзового цвета. Сами понимаете, что это означает.
— Да ладно… — вскинул брови Щербаков. — Так что же за ерунда тогда получается? Сначала у него заподозрили аутоиммунное заболевание, потом отмели этот вариант. А на деле оно всё-таки есть?
— Очевидно, есть, — кивнул я. — Но как вышла такая путаница, лучше поинтересоваться у врачей, которые наблюдали его в местной клинике. Кстати, в выписке указана больница, в которую он обращался?
— Сейчас, одну минуту, — Щербаков принялся судорожно листать выписки Дорничева. — Погодите, вот же! Он ходил в обычную поликлинику.
— Понятно… — вздохнул я. — Почему-то я решил, что он был у профильного специалиста. Дайте отгадаю, его даже не эндокринолог осматривал, верно?
— Нет, обычный участковый терапевт, — заключил Щербаков.
Вот и сложилась вся цепочка. Осталось только расспросить самого Дорничева, и всё встанет на свои места.
Как раз к тому моменту, когда мы закончили обсуждать выписки, пациент вернулся из ванной комнаты и присел в кресло напротив нас с Игорем Алексеевичем.
— Извиняюсь за ожидание. Ну так что, приступим? — обратился к нам Дорничев. — Я, правда, сегодня позавтракал. Не подумал, что это может повлиять на анализы. Надеюсь, это не сильно страшно.
— Те анализы, которые будем брать мы, от еды не зависят, — сказал я. — Но прежде чем приступить к осмотру и забору материалов, давайте немного поговорим. Мне бы хотелось узнать, в связи с чем вы обращаетесь в поликлинику, начиная с лета прошлого года.
— Понимаете, в чём дело — у меня весь день, как правило, распланирован. С утра занимаюсь в огороде, вечером пишу книги. Так и живу. Энергии требуется много. И физической, и умственной. Раньше справлялся без каких-либо проблем. А начиная с прошлого года, начал чувствовать себя совсем обессиленным. Просыпаюсь с трудом, работаю с трудом. Еле-еле поддерживаю себя кофе и теми таблетками, которые мне посоветовали в нашей поликлинике. Мне всего сорок лет, а чувствую себя так, будто мне уже давным-давно пора на пенсию.
— Сможете вспомнить точное время, когда заболели? — спросил я. — Хотя бы ориентировочно. Всё началось прошлым летом, или симптомы возникали и раньше?
— Да как-то размазано всё, сложно вспомнить даже точный месяц. Как-будто всё к этому шло, но когда началось — сказать невозможно, — объяснил Дорничев.
Ага… Ещё один яркий признак так называемой «бронзовой болезни». Пациенты редко могут сказать, когда произошли ключевые изменения в их организме, которые и повлекли за собой все эти неприятные симптомы. А симптомов этих должно быть много. Сильно сомневаюсь, что слабость, снижение работоспособности и изменение цвета кожи — это единственные жалобы Дмитрия Сергеевича.
— А как обстоят дела с пищеварением? — поинтересовался я.
— Худо, — кратко ответил он. — Год назад такого не было. А в этом году начались боли в животе. Тошнит очень часто, особенно когда чувствую слабость. Пару раз даже рвало.
— И всё это независимо от того, что вы едите, верно? — уточнил я.
— Да моему желудку уже совсем без разницы. Питаюсь правильно — плохо, переедаю или недоедаю — тоже плохо. Как будто от пищи это совсем не зависит, — объяснил он.
— Картошку любите? — спросил его я.
Дорничев удивлённо вскинул брови.
— Конечно, люблю! Сами видели, сколько у меня её посажено, — усмехнулся он.
А это и неудивительно. В Южно-Сахалинске очень распространено выращивание картофеля. В моём мире этот город на одной картошке и держался.
— А как вы его едите? — спросил я. — Солите?
— Соли всегда много добавляю, есть за мной такой грешок, — кивнул он.
Игорь Щербаков смотрел то на меня, то на Дорничева, пытаясь понять, как вообще весь наш разговор свернул к картофелю и способам его употребления.
А я задал этот вопрос не просто так. Меня интересовала не картошка, а соль. И ещё один балл в копилку окончательного диагноза. Если мои догадки верны, заболевание, от которого страдает Дмитрий Дорничев, вызывает сильную потерю натрия. Из-за этого снижается давление, возникает чувство слабости, меняется сердечный ритм, а пациент инстинктивно пытается это компенсировать. И потому увеличивает потребление соли, которая, собственно, и является главным поставщиком натрия.
Так уж устроен наш организм, что ему во всём нужен баланс. Много соли употреблять — плохо, будет повышаться давление, и разовьются отёки. Мало соли — тоже плохо. Вот передо мной сидит яркий пример человека, у которого острый недостаток натрия.
— Дмитрий Сергеевич, не постесняюсь спросить, а какие вам вообще за этот год выставили диагнозы в районной поликлинике? — спросил я.
— Так, — Дорничев задумался, а потом принялся загибать пальцы. — Вегетососудистая дистония, хронический гастрит, остеохондроз, фотодерматит.
Я с трудом сдержался, чтобы не ударить себя ладонью по лбу. Ну всё, как я и думал. Попал Дмитрий Сергеевич далеко не к самому лучшему терапевту. Половины этих диагнозов вообще не существует. А второй половины у Дорничева нет.
Хронический гастрит в наше время есть практически у всех, и он никак не объясняет симптомы, из-за которых нарушилось пищеварение пациента.
Фотодерматит… М-да. Этот диагноз существует и подразумевает воспаление кожи, вызванное ультрафиолетовым светом. Вот только у Дорничева не фотодерматит. И дело даже не в загаре. Сам смысл его заболевания кроется в другой системе органов.
А остеохондроз с вегетососудистой дистонией вообще в других странах не существуют. Эти диагнозы ставят в основном только в России. И в целом остеохондрозом ещё можно назвать дистрофические изменения в позвоночнике, но вот второй диагноз — это практически анекдот.
Вегетососудистая дистония на языке русских врачей расшифровывается примерно так: «Хрен знает, какой диагноз ему поставить!»
Чаще всего этим диагнозом обзывают любую слабость, головокружение и изменения давления у молодых людей, которым ещё рановато страдать от настоящих хронических заболеваний.
Не спорю, иногда его удобно использовать как временный диагноз. К примеру, человек пришёл на приём, пока что симптоматика расплывчатая, неясная. Врач назначает обследование, ставит вегетососудистую дистонию, а уже после полученных анализов меняет её на настоящий окончательный диагноз.
Но наблюдаться годами с этим несуществующим заболеванием — полный бред.
Я пробежался сразу несколькими видами «анализа» по телу Дорничева, изучил все имеющиеся отклонения. И сделал окончательный вывод.
— Дмитрий Сергеевич, не стану спорить с местными врачами. Возможно, они видят картину иначе, — аккуратно сформулировал свою мысль я. — Но диагноз у вас другой. Он всего один. И вся симптоматика, которая вас беспокоит, возникла из-за него. Речь идёт о болезни Аддисона. Или, как её называют иначе — «бронзовая болезнь».
— Так он всё-таки был прав! — воскликнул Дорничев. — Вот ведь зараза…
— Кто «он»? — не понял я.
— Изначально меня наблюдал другой терапевт. Он мне и посоветовал пройти обследование на наличие аутоиммунных заболеваний. Но в итоге его почему-то уволили, или он сам перевёлся в другую клинику, и дело до полноценных обследований так и не дошло. И после этого меня взял под крыло другой врач, — объяснил