Бывает и наоборот. Если человек выпивает слишком много жидкости, показатели крови изменяются, поскольку оказываются «разбавленными».
— Алексей Георгиевич! — крикнула вбежавшая в палату медсестра. — У нас поступил срочный пациент.
— Какие жалобы? — спросил он.
— Боли в животе, — ответила она.
— Боли? Почему тогда не в хирургию? Его хирурги вообще осматривали? — спросил он.
— Осматривали и не нашли никаких признаков острой хирургической патологии. Ну вы их знаете. Сказали, что хронические панкреатиты не берут — и кинули его к нам, — объяснила девушка.
— Доктор Кацураги, я зайду к вам позже, — произнёс Сергеев. — Сами понимаете — работа кипит.
Алексей Георгиевич покинул мою палату, и я тут же услышал, как он бросил кому-то:
— Ага! Так и думал, что вы прохлаждаетесь, Игорь Алексеевич! Лучше бы положили пациента в своё отделение. У меня работы по горло!
Как только Сергеев удалился, в мою палату вошёл мой коллега по группе «Двенадцать» Игорь Щербаков.
— Слава богу! — выдохнул он. — Так вы всё-таки пришли в себя, доктор Кацураги! Мы очень за вас волновались, — он запер за собой дверь, а затем добавил: — Думали, что вы заразились «Фебрис-12» после контакта с метеоритом. До сих пор не понимаю, зачем вы туда отправились, хотя профессор Романовский очень вас хвалил. Сказал, что благодаря вашим замерам мы убедились в том, что более крупных кусков метеорита в мире больше нет. Тьфу, да о чём я вообще говорю!
Щербаков набрал воздуха в грудь, ещё раз перепроверил, не подслушивает ли нас кто-то, затем вернулся к моей кровати, сел на стул и широко улыбнувшись, произнёс:
— Его больше нет, доктор Кацураги. Вы не представляете, что случилось. Нет… Вы не поверите, если я расскажу. Но это правда. Сразу после того, как вы замерили метеорит, тем же вечером его уничтожили. И сразу после этого все люди, которые страдали от «Фебрис-12», выздоровели.
— Все? Разом? — изобразил удивление я.
— Даже те, кто уже был на смертном одре, — закивал Щербаков. — Мы целые сутки созванивались с врачами по всему миру. Все твердили одно и то же. Признаки вирусной инфекции исчезли. Нашим коллегам осталось только купировать остаточные явления. «ВОЗ» до сих пор ломает голову, почему это произошло. Никто не понимает, но это явно было как-то связано с ядром.
Значит, у меня получилось. Хоть я и знал, что это должно было произойти, у меня всё равно возникло чувство, будто гора с плеч свалилась. Мой план удался.
— Получается, что нашей группы «Двенадцать» больше не существует? — спросил я.
— Официальный приказ ещё не вышел, но нас начали расформировывать. Научно-исследовательского лагеря больше нет, — рассказал Щербаков. — Наши коллеги улетели домой. Из всех членов группы в России остались только вы, доктор Кацураги.
— Кстати! — вспомнил я. — А что с Родригесом?
— Этот ублюдок получил по заслугам. Вся ваша перепалка была записана на камеры детекторов. Военные его задержали, и мы сразу же выслали в министерство США эту видеозапись. Теодор Гебреус лично позаботился о том, чтобы Родригес лишился лицензии. Но этим его наказание не ограничится. Сами понимаете, он несколько раз нарушил устав группы «Двенадцать». Подверг риску коллег. Учитывая, что он знает о существовании «Фебрис-12» и может разболтать об этом в качестве мести, ему вполне может грозить срок.
— Но это уже не наши проблемы, — заключил я. — Пусть сами думают, как с ним поступить. Родригеса нужно было отстранить очень давно. Я ведь предупреждал генерального директора. В каком-то смысле он сам виноват, что до этого дошло.
— Игорь Алексеевич! — в мою палату вбежал Сергеев. — Ну и как это понимать? У того пациента явно есть признаки острой хирургической патологии. Я понятия не имею, что у него за диагноз. Сейчас ему сделают УЗИ брюшной полости. Проверим, кто из нас прав!
Моя палата превратилась в проходной двор. Хотя это даже к лучшему. В роли пациента мне здесь некомфортно. А поэтому…
— Вы не будете против, если я помогу вам с этим пациентом? — спросил Сергеева я.
— Это даже не обсуждается, доктор Кацураги, — помотал головой он. — Вы ещё сами должны находиться под наблюдением.
— Мне будет хуже, если я буду бесцельно валяться в палате, Алексей Георгиевич, — подметил я. — Давайте в качестве исключения я поработаю с вами хотя бы часок. Мне нужно размяться. Разогнать кровь, так сказать. Вы же не хотите, чтобы я от скуки заснул ещё на целую неделю?
— А что? Это неплохая мысль, — кивнул Щербаков. — Доктор Кацураги — очень хороший специалист. Соглашайтесь, Алексей Георгиевич. В таком случае и я осмотрю пациента вместе с вами ещё раз.
— В качестве исключения — ладно, — вздохнул Сергеев. — Тогда идёмте скорее за мной. Пациент сейчас лежит в первой палате.
Я быстро переоделся и накинул белый халат.
Мы с Щербаковым проследовали за Алексеем Георгиевичем. Как раз в этот момент больному закончили выполнять УЗИ.
— Ну, что у нас тут? — спросил Сергеев УЗИ-диагноста. — Удалось что-нибудь обнаружить?
— Никаких отклонений, — заявил тот. — Поджелудочная железа, желчный, печень, почки — всё в норме. Непохоже, что ему требуется хирургическая помощь.
— О чём я и говорил, — прошептал Щербаков.
— Не могу больше терпеть, — держась за живот, прохрипел молодой мужчина. — Меня выворачивает уже третьи сутки. После еды становится ещё хуже. Ничего внутри не держится. Ещё и в спину отдаёт.
— Может, невролога позвать? — решил посоветоваться с нами Сергеев. — Возможно, рвота у него из-за болевого синдрома, а на деле там передавило какой-нибудь корешок нерва?
— Подождите, мы ещё не собрали достаточно информации, — произнёс я и прошёл к пациенту. — А ФГДС ему пока что не делали?
— Он привёз свежую распечатку с собой, — сказал Сергеев. — Выполнял в частной клинике всего два дня назад. Там ничего особенного нет. Обычный гастрит.
Гастрит таких болей не даёт. Что-то здесь не так. Пока что не стану пользоваться «анализом». Попробую поставить диагноз без его помощи.
Я взглянул на историю болезни и прочёл имя больного.
«Фёдор Николаевич Жирков».
— Фёдор Николаевич, соберитесь, пожалуйста, и ответьте на мои вопросы, — попросил я.
— Хорошо, только на бок лягу, — произнёс он. — Мне так легче.
Пациент перевернулся на левый бок и поджал ноги. Колени практически в грудь упёрлись.
А вот это — интересный симптом! Не все пациенты так делают. И это определённо не случайность.
— Почему вы заняли такую позу? — поинтересовался я.
— Так меньше болит, — ответил мужчина. — Ещё вчера спасало положение лицом вниз. После работы упал на подушку — так и уснул. Но на утро стало ещё хуже, поэтому и вызвал скорую. Испугался, что у меня какой-нибудь панкреатит или аппендицит.
— Не беспокойтесь, этих заболеваний у вас точно нет. Но лучше расскажите подробнее, с чего всё началось, — попросил я.
— Да меня уже этот кошмар беспокоит почти полгода, — произнёс он. — Просто сейчас терпеть стало совсем уж невозможно. Тошнота, рвота, боли в животе после еды, а иногда и натощак.
— В рвоте не замечали желтоватых вкраплений? — спросил я.
— Конечно, замечал! — кивнул он. — Меня всё время тошнит желчью. Из-за этого горечь во рту нестерпимая.
— Странно, но судя по УЗИ с желчным пузырём и печенью никаких проблем нет, — подметил Алексей Георгиевич.
— Дело не в желчном пузыре, — заявил я. — Судя по симптомам, патология находится в районе двенадцатиперстной кишки. Ведь желчь вырабатывается именно в неё. Но по какой-то причине обратная перистальтика забрасывает её в желудок. А в норме такого быть не должно.
Обратная перистальтика — это неправильное сокращение органов пищеварительного тракта. Из-за неё и возникает рвота, изжога, запоры и многие другие симптомы заболеваний желудка и кишечника.
Но в данном случае проблема совсем в другом.
Я прощупал живот пациента. Он был мягким, ненапряжённым, но мышцы показались мне очень слабыми.
— Спортом занимаетесь? — спросил я.
— Нет, — помотал головой пациент. — С моей работой я даже не двигаюсь толком. Постоянно за компьютером сижу. Из-за этого сколиоз развился.
— О чём я и говорю! — вмешался Сергеев. — Надо всё-таки вызывать невролога. Возможно, из-за сколиоза всё это и случилось.
— Нет-нет, стойте, Алексей Георгиевич, — попросил я. — Вы частично правы, но невролог нам не нужен.
Слабый пресс, сколиоз, сидячий образ жизни. Я уже знаю диагноз. Осталось только проверить его «анализом».
Я заглянул в брюшную полость пациента и тут же обнаружил причину болей, о которой догадался по одному лишь диалогу с больным.
— В терапевтическом отделении вам точно делать нечего, — заключил я. — Это и вправду хирургическое заболевание.
— Что? — удивился Щербаков. — Доктор Кацураги, вы уверены?
— Да, но оно не по вашей части. С желудочно-кишечным трактом всё в порядке. Подозреваю, что проблема в сосудах, — объяснил я.
— В каких ещё сосудах? — не понял Сергеев.
— Посмотрите внимательно на позу, которую занимает пациент. Если сложить все симптомы и его поведение, начинает создаваться впечатление, что на его двенадцатиперстную кишку что-то давит.
— Синдром верхней брыжеечной артерии… — хлопнул себя по лбу Игорь Щербаков.
— Именно, — кивнул я. — Или, как его называют иначе, синдром Уилки.
— Подождите, а что это вообще такое? — напрягся пациент.
— Это состояние, при котором двенадцатиперстная кишка зажимается между брыжеечной артерией и брюшной аортой. Между двумя важнейшими сосудами. В итоге кишка сдавливается, её функция нарушается, отсюда у вас и возникают все эти симптомы. Другими словами, проблема вовсе не в пищеварительном тракте.
— И как это лечить? — испугался мужчина. — Вы же не отправите меня домой?
— Я лишь могу посоветовать вашему лечащему врачу, — я перевёл взгляд на Сергеева, — вызвать сюда сосудистого хирурга. Он даст все рекомендации. Скорее всего, вас госпитализируют. Сначала назначат лекарственные препараты. Но, не буду лгать, возможно, придётся провести небольшую хирургическую операцию. Довольно лёгкую, не беспокойтесь.