Как только Эитиро Кагами завёл меня в конференц-зал, где уже проходило собрание фармакологов, я тут же заметил, что среди них сидит сам генеральный директор — Ямамото Ватару. Раз он здесь, значит, корпорация всерьёз взялась за производство. Все, кто был причастен к созданию некачественного и крайне опасного «онкокура», уже уволены. Возможно, новая команда попытается создать действительно хороший препарат.
Надеюсь, теперь они действуют осторожно. Ведь лекарство от рака — это не шутки. Нельзя давать таким пациентам ложную надежду, а затем убивать их раньше токсичным веществом.
— Кацураги-сан! — услышал я чей-то голос из числа фармакологов. — Вот так встреча! Вас всё-таки пригласили сюда по моей просьбе?
Знакомый голос. Женский. И говорит она с небольшим акцентом, будто японский — это не её родной язык.
Смуглая кожа. Красная точка на лбу. Сложно не вспомнить этого человека. Профессор Ритика Банзаль. Фармаколог из Индии, которая работает в одном из филиалов «Ямамото-Фарм», но за рубежом — в Нью-Дели.
Я видел её всего два раза. В первый раз — в Индии. Тогда я помог ей разобраться с производством нового антибиотика и подтвердил руководству, что этот препарат можно допустить до испытаний на настоящих пациентах.
Второй раз, когда мы пересеклись, она выступала с лекцией на олимпиаде врачей в Австралии. Правда, тогда нам даже не удалось пообщаться.
Она — очень хороший специалист. Насчёт её профессионализма у меня нет никаких сомнений. Её присутствие здесь — это хороший знак. Раз Ритика Банзаль будет участвовать в создании нового «онкокура», значит, ситуация развивается не так уж и плохо.
— Намасте, профессор Банзаль, — исполнив традиционное индийское приветствие, произнёс я. А уже после этого поклонился всем остальным присутствующим в конференц-зале. — Не знал, что это было именно вашей идеей — пригласить меня в команду.
— Вообще-то, и моей тоже! — крикнул Ямамото Ватару. — Многие здесь хотели, чтобы человек, тестировавший «Онкокура-1», занялся исследованием и нового препарата — «Онкокура-2».
Даже название менять не стали. Любопытно… Надеюсь, что там другой состав. В прошлый раз уничтожением злокачественных клеток занимались специально запрограммированные вирусные частицы. Именно из-за них у пациентов часто развивались побочные эффекты вроде пневмонии или других вирус-ассоциированных заболеваний. А для онкологических больных такие побочки смертельно опасны.
Надеюсь, что они поменяли состав. Иначе я сразу же откажусь от участия. Либо придумаю, как переубедить их. А если не получится переубедить — устрою саботаж. Сотру все имеющиеся вирусы в главной лаборатории и сделаю так, чтобы они не смогли их произвести заново. Задача сложная, но что-нибудь придумаю.
Не хватало ещё, чтобы в «Ямамото-Фарм» случайно создали очередной «Фебрис-12», только искусственным путём.
Мы с Эитиро Кагами заняли свои места за столом, а профессор Ритика Банзаль вышла к большой интерактивной доске, на которой отображалась её презентация.
— Итак, уважаемые коллеги, — произнесла она. — Раз все участники собрания в сборе, теперь я могу рассказать вам о своей идее…
— Ах да! — перебил её Ямамото Ватару. — Простите, профессор Банзаль, не хотел вас прерывать, но вынужден уточнить для всех, что информация, которую вы получите здесь, не должна выйти за пределы этого зала. На всякий случай каждый из вас на выходе из зала подпишет договор о неразглашении. Если не хотите в этом участвовать — лучше сразу покиньте кабинет, пока мы не продолжили обсуждение.
Ох, сколько же я за этот год подписывал таких договоров… В последнее время мне приходится держать слишком много тайн. Но мне к этому не привыкать.
Из конференц-зала так никто и не вышел. Все приглашённые фармакологи решили идти до конца.
— Итак, раз мы продолжаем в том же составе, тогда я продолжу, — произнесла Ритика Банзаль. — Как вы уже поняли, Ямамото-сан и его отец — бывший генеральный директор — настояли на том, чтобы производство лекарства от рака возобновилось. И пару месяцев назад попросили меня придумать концепцию нового препарата. В руки ко мне попали все документы. И те отчёты, которые готовила лаборатория, и заключения Кацураги Тендо, который осматривал единственного, не побоюсь этого слова, подопытного.
Бьякуя Шино. Очень хорошо помню этого пациента. Как сейчас стоит у меня перед глазами. Рак толстого кишечника терминальной стадии. Казалось, что спасти его уже невозможно. Долгое время «онкокура» ему помогал, но вскоре начались осложнения и мне пришлось вытаскивать мужчину лекарской магией.
И я смог. Довёл его до конца. И излечил от злокачественной опухоли. Правда, заслуга здесь не только моя. Бьякуя боролся до последнего. Каждый раз приходил ко мне с улыбкой, хоть и понимал, что шансов у него нет. Потому он и согласился на участие в клинических испытаниях. Ему уже нечего было терять. Однако воля к жизни победила. К сожалению, такое происходит далеко не всегда. Но в тот раз мы оба прошли через все испытания и выиграли эту войну за одну-единственную жизнь.
— Что скажете насчёт Бьякуи Шино, Кацураги-сан? — спросила Ритика Банзаль. — Он является единственным пациентом, который избавился от онкологии на столь поздней стадии.
— Если не все читали мои отчёты, тогда объясню кратко. Честно говоря, со стороны может показаться, что «Онкокура-1» его излечила. Но это не так. Он чуть не погиб из-за этого препарата. А если мы бы начали использовать это лекарство на других пациентах, им бы так не повезло. В случае с Бьякуей Шино сыграла свою роль удача. Он не должен был пережить клинические испытания, но это всё же произошло. Я бы сказал, что это — ошибка выжившего. Обстоятельства сложились так, что ему удалось выйти сухим из воды. Но на его месте девяносто процентов пациентов совершенно точно погибли бы.
— И я полностью с вами согласна, Кацураги-сан, — кивнула Ритика Банзаль. — Поэтому я полностью изменила состав препарата. Общего у «Онкокура-1» и «Онкокура-2» — только в названии. Больше никаких генно-модифицированных вирусов. Я нашла другой способ. Решила использовать обычный белок.
— Белок? — удивился я. — Что вы под этим подразумеваете?
— Смотрите, — она открыла следующий слайд презентации, на котором было подробно расписано, какие последовательности ДНК и РНК кодируют образование этого белка. — Не стану лгать, я позаимствовала это из предыдущего препарата. Точно такие же белки выделял вирус, убивающий опухоли. Но я всё же решила, что это слишком опасно. Микроорганизм может дать сбой и начнёт действовать так, как ему вздумается. Поэтому я выделила белок, который подходит к большинству известных нам злокачественных опухолей. Другими словами, это — сыворотка. Как иммунологи создают сыворотки, действующие против инфекций, так и я создала белок, который заставляет иммунную систему организма самостоятельно уничтожать появившуюся опухоль.
А вот это уже интересно! Совсем другое дело! Она абсолютно права. Вирус может распространиться, а вот белок — нет. Обычное элементарное органическое вещество не должно выйти из-под контроля.
Хотя…
Стоп, есть один нюанс.
Ведь существует условно инфекционная болезнь, которая вызывается не живым существами. Не бактериями, не вирусами и даже не грибами.
А прионами — белками, которые быстро делятся и распространяются по организму. Я уже сталкивался с таким заболеванием в Австралии. С фатальной семейной бессонницей.
— Профессор Банзаль! — вмешался я. — Нужно исключить ещё один риск. Убедиться, что белок не будет использовать клетки человека для собственного бесконтрольного деления.
— Вы имеете в виду, что он может действовать, как прионы? — тут же поняла она.
— Именно. Тогда, даже если всё получится и лекарство уничтожит опухоль, мы одарим пациентов не менее «приятным» заболеванием, — объяснил я.
— На этот счёт не беспокойтесь, Кацураги-сан. Когда поедем в лабораторию, я покажу вам результаты своих исследований. Я уже проверила на животных. Белок не способен к такому «размножению». Однако я собираюсь ещё раз прогнать все данные, чтобы окончательно в этом убедиться.
В течение следующего часа Ритика Банзаль рассказывала тонкости воздействия препарата на опухолевые клетки. И мне эта концепция пришлась по душе.
Да чего уж тут говорить? Когда проводились клинические испытания «Онкокура-1», мне даже не позволили ознакомиться с механизмом действия. Фармакокинетика и фармакодинамика препарата были полностью засекречены. Никакой информации — полный ноль!
Новый план внушает мне гораздо больше доверия, чем старый.
Как только Ритика Банзаль закончила свою речь, инициативу взял генеральный директор. Ямамото Ватару вышел из-за стола и произнёс:
— Доклинические испытания почти закончились. Мы планируем начать тестировать препарат на человеке с онкологией. Но перед этим мы позволим вам лично ознакомиться с отчётами и формулой препарата. Вся эта документация хранится в лаборатории, куда мы сейчас и отправимся. Однако я заранее уверен, что профессор Банзаль нас не подвела. Вся её документация оформлена безупречно. Лично у меня вопросов к препарату совсем нет. Поэтому можно спокойно перейти к организационным вопросам. Кацураги-сан, это ещё одна причина, почему мы вас позвали сюда. Вы с Эитиро-сан возьмёте на себя пациента.
Мы с заведующим переглянулись.
— Вы считаете, что уже нужно приступать к клиническим испытаниям? — поинтересовался я.
— И сразу же на людях? — добавил Эитиро Кагами.
— Мы не можем вечно тестировать «Онкокура-2» на крысах. Как только проверите мои отчёты и дадите добро, сразу же приступим к испытаниям. Пациент, к слову, уже найден, — произнесла Ритика Банзаль. — И он дал своё согласие на проведение клинических испытаний.
— Какой у него диагноз? — спросил я.
— Рак печени. А точнее — гепатоцеллюлярный рак, — ответил Ямамото Ватару. — Пациент долгое время наблюдался у нашего терапевта и онколога. У Фукусимы Ренджи и Кишибэ Банджо.