Встреча в узком кругу была нужна прежде всего для того, чтобы дать последние наставления русскому посольству, отправляемому в Константинополь уже послезавтра. И у Меншикова были разработаны хитрые и унизительные для султана шаги. Россия не боялась войны, но турки, идущие на все унижения, чтобы только не воевать — тот исход, что тоже вполне устраивал русского государя.
— С посольством волю свою явил, — подвел итоги первому вопросу император. — Что у нас с подготовкой к войне? Все ли из вас хорошо изучили ту записку, что прислал Иван Фёдорович Паскевич?
Светлейший князь Иван Фёдорович Паскевич использовал ту записку, что ему предоставил молодой, заносчивый, да просто несносный ротмистр Шабарин. Сперва эти бумаги служили для увеселения, и не только генерал-фельдмаршала Паскевича, но и многих генералов, которые имели честь присутствовать на обедах у князя. Князь зачитывал им вслух те фантазии, что были изложены в записке.
Но вот через год приходят сведения, что французы и англичане существенным образом реформируют свою артиллерию. Что же это? Происходит ровным счётом то, что было написано в бумагах от Шабарина, ранее казавшихся смешными. Вот французы и англичане переводят чуть ли не половину своей армии на новейшие образцы штуцеров… Казалось, что штуцеры — медленное заряжание… Но у них появились новые пули, и это препятствие устранено.
Так что, когда от генерал-фельдмаршала лично государь требовал анализа предстоящей войны, будь такое, что она вправду случится, вольно или невольно, но Паскевич опирался в своих выкладках на записку, полученную от Шабарина. Там было уже осмыслено то, что сложно понять, если привык к войнам совсем иного формата и с другим оружием.
— Штуцеры… Кто бы мог подумать, что новая пуля перевернет военное дело. Того и гляди, скоро пушки будут нарезными и казнозарядными, — эмоционально высказывался император после зачитывания вслух основных положений аналитической записки от светлейшего князя Паскевича, ныне пребывавшего в своем имении в Гомеле.
— Александр Иванович, я велел вам подготовить выводы по готовности к войне южных губерний. Есть ли больницы, дороги, продовольствие, кони… Впрочем, сами должны понимать. Так вы готовы? — спрашивал государь.
— Так точно, ваше императорское величество, — сказал Чернышёв, раскрыл свою папку и начал доклад.
Председатель Государственного Совета подготовился честно, используя даже те материалы, которые графу Чернышёву предоставил Воронцов. И без помощи Михаила Семеновича Воронцова просто было бы невозможно подготовиться. Никто так хорошо не знает Кавказа, как Воронцов, как, впрочем, и Причерноморья.
— Лучше всего к вероятной войне готова Екатеринославская губерния… — говорил Чернышёв и невольно кривился при упоминании губернии, влиять на которую он не имел до сих пор практически никаких возможностей.
— Как так вышло, что Екатеринославская губерния подготовилась лучше? — спрашивал император. — Мы же, сколько я помню — а память мне не изменяет — выделяли больше денег Одессе, Николаеву и другим побережным городам и губерниям.
— Дозволите, Ваше Величество, я дополню? — спросил Воронцов, почувствовавший, что наступил очень удачный момент, чтобы щелкнуть по носу Чернышёва.
Одно дело — подготовить доклад, тут нельзя устраивать интриги, другое же показать императору, кто именно в курсе происходящего на Юге России.
Император позволил. И Воронцов начал…
— У меня есть бумаги, свидетельствующие о том, что в Екатеринославской губернии нынче готовы наборы провианта на более чем сто тысяч дневных норм на солдата и офицера. В Екатеринославе есть две новых больницы, которые в кратчайшее время могут стать военными госпиталями. Достроена больница в Александровске. Построена удобная дорога от Екатеринослава до Севастополя с временными деревянными мостами через Днепр, но с прочными сваями… — светлейший князь Михаил Семенович Воронцов блистал, даже боли в ногах казались несущественными. — Шесть тысяч бельгийских штуцеров…
— Как? — раздался крик, — Почему я не знаю о наличии такого оружия?
Это взбеленился граф Александр Иванович Чернышёв.
— Прошу простить меня, что сообщаю сие лишь сейчас. Но только перед заседанием пришли вести. Эта партия оружия была куплена с моей помощью человеком, которому я доверяю и который стал готовиться к войне раньше, чем она стала возможной, — усмехнулся Воронцов.
Светлейший князь не был бессребреником. Он собирался присвоить себе толику славы провидца, а тем самым отнять некоторое количество славы у Алексея Петровича Шабарина. Воронцов не участвовал в операции по закупке бельгийских штуцеров на деньги Шабарина. Он просто не мешал, что порой является лучшей помощью. Более того, Шабарин обращался к людям, так или иначе связанным с князем, в том числе и за границей. Так что Михаил Семенович решил, что имеет право говорить о своем участии.
— И кто же в нашем Отечестве новый Авель, что смог предсказывать войны? — усмехнулся государь [Авель — монах-предсказатель начала XIX века]. — И если это оружие каким-то нелепым и непонятным для меня образом оказалось в руках кого-то, то как нам его забрать? Просто отнять?
— Алексей Петрович Шабарин, вице-губернатор Екатеринославской губернии, не без моего участия смог выкупить у бельгийцев оружие еще до того, как поступил государственный русский заказ на штуцера в Бельгию. Еще нарезное оружие производится в Луганске, и частью его закупали частные лица. Нынче же Шабарин через Фонд Благочиния занимается выкупом оружия у ваших верноподданных, — сообщал Воронцов.
— Шабарин… — его императорское величество задумался. — Шабарин, вы сказали. Я уже слышал это имя… Не он ли цементные заводы поставил, используя и ваши деньги, светлейший князь? Тушеное мясо… Да, я вспомнил его. Деятельный юноша, выходит.
Император грозно, в своей манере, посмотрел на Чернышёва.
— Почему я так мало знаю о человеке, который столь печется о России? Когда пришло письмо от графа Бобринского, где он просил за Шабарина, вы же мне сказали, что вьюнош недостоин моего внимания! — Александр Иванович Чернышёв непроизвольно вжимал голову в плечи, забывая даже и о том, чтобы вид держать статный и лихой.
Мало кто мог бы выдержать взгляд государя.
— А еще это он пленил венгерского генерала и убил двух польских, — проявил свою осведомленность Александр Сергеевич Меншиков.
— Экий пострел! — усмехнулся Николай Павлович. — Вызовите ко мне его. Нужно же награждать таких сынов Отечества, ну и показывать всем подданным, что мое благоволение можно заслужить делами на пользу Отечеству. Так он сам отдаст нам ружья, чтобы быть обласканным. У нас же денег мало?
Министра финансов Российской империи Петра Федоровича Брока не было на этом совещании. Но все присутствующие, даже и далекие от вопросов государственных финансов, прекрасно понимали ситуацию. В армию, даже в преддверии войны, а в том, что она будет, нынче уже никто не сомневался, всё равно не приходит достаточное количество денег. Взяв внешний кредит, в том числе и у Англии, удалось временно стабилизировать процесс обесценивания рубля, но ситуация была плачевной. Так что даже закупка дополнительных шести-семи тысяч бельгийских винтовок — и то проблема, ибо армия все закрома уж выгребла для подготовки к войне.
— Как — охотничье оружие? Нарезные новейшие штуцера были привезены в Россию охотничьими ружьями? — император осмотрел всех присутствующих. — А что, так можно?
— Никакого закона нарушено не было, ваше величество, — поспешил заверить государя князь Воронцов.
Император покачал головой.
— Светлая память Михаилу Михайловичу Сперанскому, много законов описал. Он бы разобрался. Но я бранить не стану, напротив… У моих подданных могут быть нарезные ружья, нужно придумать, как это сделать, чтобы их передали армии. Все читали подробно записку Паскевича? — говорил император, несколько повеселев.
Конечно, все прочитали, а основные моменты сам же государь только что озвучил. Чернышёв уже публично выступил против мнения генерал-фельдмаршала Паскевича, который утверждал, что новое европейское оружие бьет русское. Для Александра Ивановича Чернышёва все равно сабля и верный конь являются главным оружием и силой, что переломит хребет любой армии Европы. Так что шла кулуарная борьба за право определять перспективы развития русской армии.
— Я жду Шабарина к себе. Сообщите ему! Ну и намекните ему, что передача в армию всего оружия, что у него есть, будет оценена мной, — император посмотрел на Меншикова. — Ну а вам, князь, сил, терпения и воли. Вы представляете великую державу и оберегаете мою честь. Так что спуска туркам не давать — даже в Константинополе!
Сказав это, император стал завершать встречу, удивляясь тому, почему еще раньше не вызвал к себе вице-губернатора Екатеринославской губернии Шабарина. Ведь Николай Павлович должен был лично подписывать назначение Шабарина, а потом было письмо от графа Бобринского, упоминания от Паскевича…
И вправду, чудно выходило.
Глава 5
Севастополь, мирный приморский городок, был теперь словно встревоженный улей. История о стрельбе в городе, о двух убитых нападавших, а также страшном убийстве милой баронессы и её дядюшки прямо в доме волновала всех. Обсудить было больше и нечего, так что даже кумушки, недавно рассорившиеся, как казалось, на всю жизнь, спешили помириться и обсудить в разговоре последние новости. Даже забавно! Настроение было не самым плохим, поэтому можно было даже что-то очень серьёзное облечь в скорлупу юмора.
Мирон был ранен, но жить должен, в сознании. Обвинений в мою сторону не последовало. Да и как обвинять меня, потерпевшего? Если бы не тот прием в доме губернатора, когда мне пели дифирамбы, так еще, вполне может быть, и промариновали бы. Но так…
Мой визит к губернатору Морицу Борисовичу Берху, на котором я сам так настаивал, оказался лишь тратой времени, столь драгоценного при скоротечности развития событий. Берх был совершеннейше растерян. Все доводы в пользу того, что сбежавший англичанин — и есть убийца баронессы и организатор покушения, сталкивались с непробиваемой стеной неприятия. Военный губернатор Севастополя не хотел быть тем, что станет раскалывать нынче кажущийся нерушимым военно-политический союз Англии и России. Светлая память его предшественнику, губернатору адмиралу Лазареву, тот-то был с железными яйцами.