— И каких действий вы ждёте от меня? — чаще всего в нашем разговоре с губернатором звучал именно этот вопрос.
Складывалось впечатление, что старшим в чинах и званиях являюсь именно я, а не адмирал. Да-а-а. И всё же правильно, что в иной реальности его отстранили от военных дел. Этот человек никак не подходит для войны, даже хуже, чем Меншиков или Паскевич с Дубичем. Он теряется при любой неожиданности. Если что-то, так сказать, не по учебнику — адмирал зависает, как старый компьютер, не тянет новую программу. А ведь чем ближе война, тем чаще будут случаться самые разные чрезвычайности. Англичане научились, приняли на вооружение новые методы и тактики ведения тайной войны. Так что я не удивлюсь, если в Севастополе уже действует законспирированная диверсионная группа, задача которой — взорвать в Севастополе склады с оружием и боеприпасами.
Если взглянуть на историю покинутого мной мира, то станет понятным, что Севастополь не был готов к обороне. В том числе ощущалась и острая нехватка хоть каких-нибудь боеприпасов. И в этом свете играет совершенно иными красками решение затопить Черноморский флот и использовать вооружение и боеприпасы кораблей для обороны Севастополя. Может быть, Нахимов и перестал сопротивляться такому унизительному решению именно потому, что понял: если флот не отдаст всю свою артиллерию и боеприпасы, а матросов не пошлёт в оборону, то флоту будет просто некуда возвращаться. Севастополь пал бы в самое ближайшее время.
Так что я покинул губернатора, к вящей радости самого адмирала Берха, ни с чем. Но и то хлеб. Лучше уйти «в ноль», чем получить минус. Оставалось только ждать, когда прибудут сведения от моего полка, обложившего все дороги из Севастополя, правда, проверяли они только подозрительных. И за такое самоуправство я, конечно, также должен был получить нагоняй от деятельного военного губернатора. Был бы только Берх деятельным.
— Доклад! — нетерпеливо потребовал я от Тараса, когда он прибыл, уже к вечеру, с информацией о результатах поисков.
— Есть! — не по-уставному, горделиво, словно Цезарь, вернувшийся с победоносных Галльских войн, сообщил Тарас.
— Где он? — спросил я.
— Подранили малость, на месте оставили, — докладывал Тарас.
Я, было дело, хотел сделать выволочку своему заместителю. Как можно считать, что работа сделана на «отлично», вести себя вот так раскованно, как победитель, если нужный объект ранен? Однако, уже за самоваром с бутербродами и калачами, Тарас подробно рассказал, как всё произошло.
Англичанин отходил не один. У него был полноценный отряд из трёх десятков бойцов. Причём, как отметил многоопытный Тарас, все, включая и самого англичанина, были отличными всадниками, что ставило под вопрос их принадлежность к флоту. А ещё все они были с новейшими английскими штуцерами и пулями к ним, каждый вооружён двумя револьверами-кольтами. Так что такой отряд взять слёту сложно даже полноценной роте солдат. Задача же состояла в том, чтобы не потерять в ходе операции ни одного своего бойца.
И вот один из заслонов моего полка был вынужден начать игру «в кошки-мышки», чтобы, с одной стороны, не дать вражине уйти, а с другой — не вступить в прямое противостояние, так как заслон состоял из дюжины бойцов моего полка.
Тарас не спешил действовать. Он с большей частью бойцов заложил большой круг, в центре которого и оказался зажат диверсионный английский отряд. А потом этот круг начал сужаться. В итоге большую часть англичан они перестреляли с расстояния. Выучка моих бойцов в снайперской стрельбе не только не уступала навыкам английских стрелков — мои были лучше. И дело даже не в преимуществе оптических прицелов, хотя и они сыграли свою роль.
— Вот и англичанин тот — пырнул, сволота, сам себя ножом. Подоспели, оказали помощь. Но решили, что он при перевозке может или убить себя, или как ещё израниться.
Вот оно что! Что ж, примем к сведению.
— Операцию после обязательно разберём. С тебя — подробный отчёт, что делал, чем руководствовался, почему совершил то или иное действие, — сказал я, прожевывая бутерброд с вяленым мясом.
Позавтракав, я не сразу направился за двадцать вёрст от Севастополя в сторону Феодосии, где и был принят английский отряд. Тарас привёз карты, и очень любопытные карты, изъятые у англичан. На них были отмечены, даже с комментариями, возможные места десантирования больших подразделений войск. Причём даже глубины в прибрежных водах, и те были поставлены с удивительной аккуратностью — если они, конечно, соответствовали действительности. Откуда такие сведения? Ведь это не похоже на предположения. Не значит ли это, что в Севастополе всё-таки есть какой-то русский офицер, который решил работать на англичан? Может быть, какого-нибудь англофила-простачка используют в тёмную. Русский офицер может любить Англию до определенной степени, пока не поймет, что англичане спрашивают о глубинах не потому, что хотят свой флот привести на помощь России.
Если эти карты — не доказательство того, что Англия проводит тайную войну против России, то что тогда вообще может доказывать враждебность англичан?
И я не собирался вновь идти к губернатору — там я уже был и толку не нашёл. Я намеревался отправиться к Нахимову. Да, это неправильно, даже некрасиво. По сути, я игнорирую военного губернатора и адмирала Морица Борисовича Берха, обращаясь к всего лишь вице-адмиралу. Ну вот было у меня чёткое убеждение, что Нахимов меня поймёт. А не поймёт — так и чёрт с ним. Может быть, те карты, которые я ему оставлю, всё равно сыграют какую-то свою роль в будущем противостоянии. Ведь если за год до событий знать, где именно могут высадиться французы с англичанами, то можно их скинуть в море — и дело с концом.
Павел Степанович нынче был на одной из пристаней Севастополя. Видимо, он не поддался всеобщей истерии и информационному бунту, продолжал заниматься своей рутинной работой. Правильно ли это? Наверное, стоило бы несколько усилить охрану военно-морских объектов. Но это не в укор Нахимову, это такое отношение к безопасности в армии и флоте. Просто ещё не началась масштабная тайная война, не пуганные.
— Господин Шабарин, мне доложили, что вы меня ищете. Признаться, не имею в запасе много времени. Так что не могли бы вы кратко изложить то, зачем вы тратите собственное драгоценное время, — Нахимов встречал меня холодно.
Ну, да я и не рассчитывал на то, что он заключит меня в объятия и предложит выпить за знакомство.
— Ваше превосходительство, взгляните на это! — я отзеркалил суровый решительный тон Нахимова и сразу протянул ему карты англичан.
Мы оба стояли, что уже говорило о не особо приветливом тоне нашей встречи. Меня это, впрочем, не уязвляло, и я говорил спокойно. По мне, пусть Нахимов и не станет мне ни другом, ни приятелем, но, если я не ошибся, и он человек деятельный, то можно сотрудничать плодотворно и без дружеских атрибутов.
— Откуда это у вас? И что вы мне хотите этим сказать? Господин Шабарин, я человек прямой, ценю своё время, полагаю и вас человеком занятым. Я знаю о покушении на вашу жизнь, весь город и флот уже об этом знает, до такой, причём, степени, что и невозможно заставить работать никого, все обсуждают. Между тем… — сказал Павел Степанович Нахимов, почти не отрывая глаз с карт.
— Попытку моего убийства организовал английский шпион. Я уже давно знаю, что становлюсь костью в горле у англичан. А ещё они испугались тех пушек, что я предоставил для испытаний. Так что убить меня у англичан причин было более чем достаточно. Кроме того, я спугнул английского шпиона, проявляя к нему недоверие и даже намекая на то, что он и есть — недруг России, злейший враг, из тех, которые улыбаются в лицо, а в это время перезаряжают пистолет, — сказал я, наблюдая за реакцией Нахимова.
Нет, он не был сильно впечатлён моей речью. Может, подумал, что я по дворянской привычке, для красного словца преувеличил? Ведь он ещё не знает меня — не может быть уверенным, что слов на ветер я не бросаю. Ну, чай, не барышня, чтобы я его впечатлял. Информация вице-адмиралу была доведена, карты переданы, хотя я с удовольствием сохранил бы их у себя. Только что и успел переписать себе места наиболее вероятных десантных операций.
— Честь имею! — сказал тогда я и щёлкнул каблуками.
— Благодарю вас, господин Шабарин. Я найду возможность сообщить вам свое мнение после, когда оно у меня полностью сложится, — сказал Нахимов.
Пусть пишет письма мелким почерком. Я не временно покидал Севастополь, я собирался уезжать из города. Так что, собрав все свои немудрёные пожитки, пригласив управляющую домом Алексеева в Севастополе к себе на работу, я отправился в сторону Феодосии.
Я и без того, чтобы ехать к пленным англичанам, хотел лично проанализировать логистику в Крыму, чтобы согласовать через месяц или два благоустройство некоторых дорог. Правда, делать это уже только за свой счёт я это просто не мог, если говорить об этаких масштабах, то я нынче выскребаю из кармана последние ассигнации. Но то, что с логистикой на полуострове нужно что-то срочно решать и срочно, для меня стало фактом, как только я выехал за десять вёрст от Севастополя в сторону Феодосии. Всё-таки нужно мне самому организовать хотя бы несколько бригад, обученных быстро растаскивать завалы из камней, и снабдить их хоть какими-то примитивными механизмами, заимствованными со стройки высотных зданий.
Мирон был ранен и всё ещё не оправился, но доктор обещал, что его жизни уже ничего не угрожает, если только не начнётся Антонов огонь. Так что оставлять своего спасителя в Севастополе я не стал. Да и сам казак слёзно просился ехать вместе со мной. И уже через четыре часа, когда солнце уступило место на небосклоне свои права луне, мы прибыли на место.
Можно сколько угодно ругать французский язык, но он очень удобен для общения. На английском я бы со шпионом поговорить не мог.
— Кто вы? — задал я первый вопрос, как только увидел лежащего перебинтованным англичанина.
— Верноподданный его величества короля Великобритании, — с болезненной ухмылкой отвечал мне англичанин.