— Султан, у вас очень низкие двери. Неужели в Османской империи так стало плохо с едой, что люди не растут? — вальяжно, унизительно как для султана, так и для всех османов, говорил Меньшиков.
Абдул-Меджед явно растерялся. Сперва он посматривал в сторону янычара, который схватился за эфес своего ятагана и ждал только приказа от правителя, чтобы отрубить ненавистному наглому русскому голову. После падишах посмотрел на французского посланника, который делал вид, будто бы ничего не произошло.
Вряд ли в истории Османской империи был хоть один случай, чтобы так унизили султана, поэтому даже европейские послы не могли посоветовать правителю Османской империи как поступить. Рубить в таком случае голову князю Меньшикову было точно нельзя. Вот если бы его отравить…
— Правитель спасенной Россией державы, я прибыл в Константинополь, называемый моими предками Царьград, чтобы сообщить вам, что действия Османской империи по передаче ключей от святых Храмов в Палестине могут привести к войне, — надменно говорил Меньщиков.
— Османская империя никогда не боялась войны Ни когда янычары султана были в сожжённой Москве, ни когда ваш царь Пётр выбрался из окружения на реке Прут только благодаря предательству визиря, польстившегося на украшения царской содержанки, — после долгой паузы говорил визирь.
— Сто лет мы бьем вас, — усмехнулся Меньшиков.
Султану говорить в таких условиях, после того, как он был унижен, нельзя. Потому и оставалось послу озвучить требования и уйти. Может еще что-то сказал бы русский посол, но присутствующие иностранные послы явно не одобряли устроенную перепалку.
— Два дня она размышление, после русское посольство покидает в пределы Османской империи и сворачивает любые дипломатические отношения, — произнес Меньшиков, щёлкнул каблуками. — Честь имею!
Русский посол не сделал положенных шагов спиной вперёд, а сразу же повернулся. Меньшиков подошёл к дверному проёму, согнулся, вновь являя всем собравшимся неприглядную часть своего тела.
Султан, как только русский ушел, встал и направился в другую сторону, в свой кабинет, лишь только бросил одному из слуг:
— Француза ко мне!
Уже через пять минут посол Франции в Османской империи Шарль ла Валетт стоял перед султаном. Французу с трудом удавалось сдерживать улыбку. Русский посол сработал так, будто бы Франция ему специально заплатила денег за подобное поведение. Буквально немного учтивости, несколько уступок, и Османская империя могла выйти из-под контроля Франции, частично Англии, и пойти на переговоры с Россией. И среди турок были те, кто мог бы повлиять на ситуацию и договориться с русскими. Устали османы от поражений от России, уже слабо верили в свою победу.
Теперь же султану нужно сохранять лицо после того, как ему показали зад.
— Через два дня начнётся война. Османская империя не готова. Готовы ли к войне Франция? — к решительным голосом спрашивал султан.
Правитель Османов был настолько раздражён поведением русского посла, что ему с трудом удавалось сохранять остатки благоразумия. Он чуть было прямо приёмном зале не объявил войну России. И теперь вся эта решительность была направлена на французского посла.
— Немедленно отвечайте! По вашему наущению, я затеял всю эту игру. Где очередная партия обещанного оружия? — уже не говорил, а кричал султан.
Посол Франции выдержал паузу, подождал, когда Абдул-Меджид немного остынет, только после сказал:
— Отдайте русским ключи от этих храмов.
— Как? Я был унижен русскими, теперь меня хочет унизить Франция? — уже чуть ли не впадал в истерику султан. — Вчера ключи забрать, сегодня отдать ключи. Мне проще отказаться от вашей поддержки и пойти русским на встречу.
— Не проще, они не успокоятся, пока вы не лишитесь Балканского полуострова, — спокойно сказал Валетт.
Французский посол стоял, но заложил ногу за ногу, опёрся правой рукой на трость, тем самым являя позу, за которую в не столь давние времена при встрече с османским султаном даже без приказа падишаха уже отрубили бы голову послу. Ну как показал русский посол, при разговоре с османским правителем можно вести себя ещё более грубее и нахальнее.
— Два месяца. Нам нужно всего два месяца, чтобы загрузить свои корабли и пароходы и они доставят все оставшееся оружие. Три месяца нам понадобится для того чтобы мы сформировали дивизии, и доставили сюда войска, — французский посол ухмельнулся. — Вы продержитесь два месяца? Уже с нашим оружием, с нашими специалистами с нашими бомбами?
— Мы выдержим и больше! — выкрикнул султан. — Но если мы проиграем, проиграет и Франция.
— Если вы проиграете, проиграет весь мир. Ну чего так переживать? Вы же читали анализ состояния дел в русской армии? Вам же показывали новые образцы нашего вооружения, которым сейчас мы оснащаем все свои войска? А ваш флот… Он же почти не уступает русскому. Когда в Чёрное море войдут французские и английские корабли…
— Английские? Вы в этом Уверены? — перебил французского посла султан. — Они приняли окончательное решение?
— Прошу простите меня, Ваше Величество, что, возможно, сболтнул немножечко лишнего, — физиономия французского посла говорила о том, что ла Валетт нисколько не сожалеет о сказанном.
Напротив, французский посол специально сказал о том что Англия, наконец-таки, приняла окончательное решение, что будет участвовать в войне. Пока об этом знают сами англичане, французы, Ну и надо было бы турков предупредить, чтобы они действовали более решительно.
И после Англии и Франция становится союзниками, политическая игра между ними никогда не прекратится, поэтому французский посол и старается быть первым другом османскому султану, пододвигая в этом отношении англичан.
— У России нет шансов… Мы будем ставить ее на место, — усмехнулся француз.
Глава 11
Я неимоверно хотел домой, или хотя бы уехать куда-нибудь южнее Петербурга. Нуо не могу я спать во время белых ночей. Ладно, когда можно задвинуть шторы, чтобы свет не проникал в спальню. Но с начала белых ночей столица Российской империи будто забыла, что человеку всё-таки нужен сон. Шум с улицы не прекращался, может только немного уменьшался заполночь. Императора Павла Петровича на них нет, когда в десять часов вечера все спать ложились. А тут, как император уехал в Гатчино, так словно все с ума сошли. Ходят, бродят, орут.
Доходный дом и коттедж, которые я снимал, находились у Екатерининского канала, вдоль которого даже условной, светлой, ночью не прекращали греметь колёса проезжающих по мостовой карет. При этом стояла столь тёплая погода, что спать без открытых окон, будто париться в бане.
За последние трое суток я поспал в лучшем случае шесть часов. Но не было возможности уделять отдыху больше времени. Нужно работать. Вот и важный для моих дел человек прибыл в Петербург, чтобы обсудить дальнейшую стратегию развития наших с ним дел. Так как я могу спать, если для встречи со мной устремляются из Москвы в Петербург. За прожитые годы своей второй жизни я так и не стал снобом и не возгордился.
Кузьма Терентьевич Солдатенков, мой гость и партнёр, видел, как я маюсь, и уже дважды намекал на то, что готов оставить меня для отдыха. Но некогда было отдыхать. По крайней мере, необходимо решить ряд вопросов с купцом Солдатенковым, который спешит ещё больше моего, и прибыл в Петербург только на два дня.
— Александр Петрович, может, завтра продолжим? — спросил купец, когда я в очередной раз тер виски.
— Нет, Кузьма Терентьевич, думаю, что вы не для того вырвались в Петербург, чтобы не встретиться здесь со мной, но ждать, когда я высплюсь. Я высплюсь только когда покину Петербург, — я взял себя в руки и улыбнулся. — Давайте рассмотрим, сколько шерсти и льна вам удалось за последние два года скупить и собрать.
В доме, который я снимал, как такового кабинета не было. Меня это не сильно беспокоило, потому как принимать важных гостей было где. Ну а поработать я могу и в комнате, где стоит кровать. Так что за большим столом под распахнутыми окнами, выходящими на Екатеринославский канал, мы и работали с Кузьмой Терентьевичем Солдатенковым. Человек он был интересный, изворотливый и хитрый. Для купеческого старообрядческого сообщества — свой, ярый поборник трезвости и нравственности. При мне уже третий раз позволяет себе выпить, при этом может начать читать молитву, отмаливая каждый осушенный стакан. Но никода купец не позволял себе выпить настолько, что можно было сказать о нем, что пьяный. Наверное, было выгодно считаться своим в старообрядческом сообществе, пусть душой и не принимая их веру. Мне же было ровным счетом безразлично отношение Солдатенкова к религии. Главное, чтобы дело делал.
На столе, кроме бумаг была разложена незамысловатая снедь. Купец пристрастился к Екатеринославскому хлебному виду, закуской ему служил сыр и ветчина. Я же пил уже которую чашку кофе, что варила для меня кухарка. Бедная женщина. Пока я не съеду из дома, спать ей не придется. Но отплачу за работу с лихвой. После такого постояльца, как я отпуск нужно работникам давать.
— Вот бумаги. Почитай весь товар куплен в залог паёв ваших заводов. Ужо требуют самарские ткачи оплаты в серебре, не согласные отгружать ткани под залог, — озвучивал очередную проблему купец.
Когда три года назад я искал себе помощников, соратников, партнёров, то обратил внимание на старообрядческое купеческое сообщество. Такие фамилии, как Морозов, Мамонтов, и у меня были на слуху, но вот как раз-таки поработать с ними не получалось. Это уже именитые купцы, которые сделали себе имя, заработали немалые деньги. Сотрудничать с ними можно было только за твёрдый серебряный рубль, который, если появлялся у меня на кармане, то почти сразу исчезал. Максимальное количество денег было всегда в обороте. Лишь только оставлял на беззаботную в материальном плане жизнь супруге Лизоньке с Петром. Правда, по чести, того, что зарабатывала Лиза на совместном с Эльзой Садовой, бывшей моей любовницей, а ныне верной женой главного архитектора Екатеринославской губернии, вполне хватало бы.