— Простите, но я не смог удержаться перед вашими чарами. Ваши глаза… Они так и манили меня к вам. И я прямо сейчас уйду из этого ресторана, чтобы только не сорваться, чтобы не одаривать вас своими взглядами боле… — Красавчик напевал свою уже на многих отточенную песню.
Деятельности этого жулика почти никто и никогда не мешал. Иногда он выполнял небольшие, даже забавные поручения, связанные с пребывающими в Екатеринославе женщинами, но чаще всего он дарил женщинам свою кратковременную любовь, платил за это особые налоги, а женщины, как правило, оставляли в Екатеринославе очень немалые деньги, скупая всё в подряд и проживая задорого в лучших отелях города.
Так что пока Красавчик не переходил черту, или, строго говоря, только продавал себя — на это в целом закрывали глаза. Он не воровал. Как говорил Шабарин: «Отрабатывал с бабами, ну и брал плату за свою работу бычка».
— У неё даже не помутнённые глаза были. Добавьте опиума! — сразу после танца альфонс направился на кухню, чтобы доложиться, так сказать, в штаб операции. — Она и ее муж трезвы. Нужно подбавить.
— Рыбка клюнула, так? — спросил Платон.
— Безусловно. Но я хотел бы ещё раз спросить о своих гарантиях. Когда всплывёт моё имя, я должен быть вне всех этих интриг, — поспешил потребовать гарантий Красавчик.
— Ты уже два года промышляешь в Екатеринославе и заработал себе достаточно, чтобы обеспечить безбедную жизнь и стать, наконец, человеком. Барин тебе ещё перед его отбытием на войну говорил, чтобы ты присмотрел себе невесту, — строго сказал Платон.
— Разобрали добрых, а злая мне не нужна, — пробурчал жулик, нацепил приторную улыбку, отправился отрабатывать свой хлеб.
А вечер набирал обороты. Уже когда и у Казимира, и у Анны были глаза стеклянные, в ресторане появилась и та, которую сегодня будут называть Катаржиной. Причём для Хвостовского, всё также находящегося недалеко от приезжей парочки, будет ещё один пикантный момент: теперь стало известно, как звали мать этого полного, лысоватого, пожилого, похотливого чиновника.
И пили и веселились, снова пили, танцевали. Миловидова обнимали, Хвостовскому угрожали…
— Ты? — Анна открыла глаза и увидела обнажённого мужика, не сразу вспомнив, что сама его взяла за руку и, прилюдно поцеловав, повела в номера.
Мало того… Она прямо в ресторане и предложила совершить адюльтер.
— Я, любимая! — страстно произнёс Красавчик, поглаживая женские бёдра.
Она вспомнила, что они творили в этой постели, и даже ей стало стыдно. Всё-таки материнский инстинкт начинал в ней просыпаться, как и стыд за то, что она делает в постели с мужчинами.
— Пошёл вон! — прошипела Анна, замахиваясь рукой, чтобы дать пощёчину мужчине рядом с ней.
— Нет, ещё разочек! — словно разъярённый тигр прорычал мошенник. — И ты сопротивляться не будешь. Ты сама меня целовала вчера прилюдно в ресторане, взяла за руку и не только за руку прямо там, в зале. Мне было стыдно. Ты меня опозорила… Отрабатывай!
Мошенник накидывал и накидывал новых подробностей вечера, женщина всё злилась и злилась. Но только больше на себя. Анна знала, что похмелье может натворить многие глупые поступки, потому почти никогда и не пьёт даже вина. И она верила в то, о чём говорил сейчас этот мужчина. Так что он добился своего, у них снова все было. Ну а потом… Красавчик буднично поднялся с кровати, оделся и вышел.
— Ты кричала? Что-то случилось? — дождавшись, когда мимолётная интрижка жены уйдёт, в апартаменты зашёл муж.
Он так же вот только что отпустил свою Катаржину и хотел поговорить о девушке с женой, чтобы взять местную умелицу с собой.
— Тебе не кажется, что мы всё-таки что-то упустили? Ты вызывал к себе ту куртизанку Катарину? — пытаясь собрать мысли в единое целое, хотя это получалось с трудом, голова шумела, но всё-таки Анна размышляла.
— Нет, не вызывал. Я хотел к ней отправить уже после того, как закончится ужин. Да и сделать это не с центрального входа, конечно же… — задумался и Казимир. — И она, куртизанка, сама приходит в приличный ресторан, её обслуживают, будто бы барыню… А ведь не могут не знать, кто она такая… А я ей еще и душу изливал…
— Нас обыграли. То, на чём мы хотели поймать Шабарина, сработало нас. А ещё этот редактор екатеринославских газет, господин Хвостовский… Думаешь, он случайно сидел прямо рядом с нами, так, что мог даже слышать некоторые наши разговоры?
Анна встала, абсолютно голая, не стесняясь мужа, и стала умываться. Хотелось как можно быстрее смыть эту грязь, которая налипла на неё после такой ночи. Ну и после утра.
— Отвернись же, охальник! — потребовала Анна, и Казимир резко отвернул голову.
— Да будет тебе! Я муж! — сказал Шварц, но голову не поворачивал.
Анна ничего не ответила, продолжая заниматься своими водными процедурами. Убраться из этого города, чтобы уже не навредить сенбе, а не то что выполнить какое-то там задание — вот задача.
— Пригрози журналисту Хвостовскому вызовом на дуэль, если он хоть что-то напишет в своих газетёнках! — потребовала Анна. — Не думаю, что он смел и отчаянный.
— Ты с ума сошла? И он меня пристрелит? — возмутился Шварц.
Нет, он не был трусом. Если бы вопрос касался публичного характера, то непременно бы вызвал на дуэль и Хвостовского, да пусть бы и самого Шабарина, о котором уже жила слава бретёра. Все свои вопросы и проблемы Казимир привык решать больше обходными путями, хитростью, изворотливостью, нежели твёрдолобыми вызовами на дуэль.
— И что же может случится? — все равно сомневался Шварц.
— Думаю, что уже скоро, сегодня, мы поймем весь замысел, — отвечала дамочка и была права.
От автора:
НОВИНКА от Дамирова!
Матёрый опер из 90-х очнулся в теле субтильного штабного лейтенант в наше время. В Отделе его всерьёз не воспринимают. Но он знает, как работать по-настоящему. Он снова в строю — чтобы стать опером и достать своего убийцу. Вот только тот стал олигархом: https://author.today/work/450849
Глава 11
«О времена, о нравы!» — так звучал заголовок в газете «Екатеринославские ведомости». И там в красках, с ярым осуждением, описывались похождения одной развратной пары, прибывшей из Петербурга в Екатеринослав для блуда.
Сегодня газета выходила с некоторым опозданием. Лишь только к десяти утра утра было напечатано нужное количество экземпляров. Хвостовский никак не мог дописать свою статью, которая должна была быть на первой странице газеты. Не то, чтобы журналист в чем-то сомневался. Просто статья получалась слишком большой и пришлось даже сокращать, чтобы уместить в формат газеты. А вот в женском журнале будет более подробный материал.
«Господин N, пожилой чиновник, сладострастный похабник, приехавший только несколько дней назад в Екатеринослав, а также его молодая и весьма привлекательная супруга в пикантном положении…» — начало статьи подготавливала читателя к тому, что будет пикантный рассказ.
И обязательно народная молва заинтересуется: кто же такие этот пожилой чиновник и эта дама? Более того, всё, что происходит в ресторане «Морица», часто разносится главными новостями по всему городу. И люди уже заприметили, как явно пребывавшая в тягости женщина танцует с тем, о котором в городе уже и так бытуют различные пикантные легенды. Своего рода Красавчик стал достоянием Екатеринослава. Ну, а также с кое-какими барышнями из города он имел непродолжительные связи.
'…Называя женщину низкой социальной ответственности именем своей матери, господин N… Впрочем, дорогой читатель, стоит ли вдаваться в такие подробности нам, жителям славного города, для которых мораль и целомудрие ещё хоть что-то значат… Вот, что сообщил нам всеми почитаемый соловей нашей губернии господин Миловидов: 'Да, я был удивлён тем, какие предложения непристойные мне посыпались от дамы, но она же была тягостной… Не могу более говорить на эту тему, ибо сам люблю свою семью, и являюсь поборником православной морали…
И после этого дама провела бурную ночь, вследствие чего появились многочисленные жалобы от постояльцев гостиницы — будущая мать своими страстными криками не позволяла спать добропорядочным верноподданным его императорского величества…' — писал Хвостовский, конечно же, прикрываясь псевдонимом, просто размазывал, как масло по тарелке, обидчиков четы Шабарина, прежде всего Елизаветы Дмитриевны.
Скоро, как только почти молниеносно газета разлетелась по всему городу, «поборники морали» стали собираться у ресторанно-гостиничного комплекса Морица. Конечно большинство из этих людей и сами… грешат. Ну а часть была и вовсе проплачена. Но кричали все громко, обзывая семейство Шварцев такими похабными словами, что хоть записывай, как пример грязной брани.
Сквозь толпу, словно императрица, чинно и гордо шла Елизавета Дмитриевна Шабарина. Все ей кланялись, мужчины снимали картузы, прижимая их груди. Шла хозяйка города, однозначно.
— Я требую, чтобы вы покинули наш город! — сказала Елизавета Дмитриевна Шабарина, когда лично прибыла в гостиницу, чтобы под всеобщее одобрение выгнать из города развратников.
— Это тебе так с рук не сойдёт! — прошипела Анна.
— А тебе за твой обман. Смотри, чтобы ещё живой остаться, — всё же не получилось у Лизы оставаться в образе хладнокровной уничтожительницы своих обидчиков. — Мне же достаточно только шепнуть и все… На куски разорвут вас, охальников.
— Мы уходим, — поспешил Казимир встрять, оттягивая свою жену, которая только что шипела от злобы.
Шварцы успешно собрали свои вещи и направились прочь. Их провожали улюлюканьем и свистом. Толпа была столь многочисленной, что Елизавета Шабарина удивилась, что в Екатринославе вовсе проживает так много людей. Многие хотели поглазеть на тех развратников, о которых было написано в газете.
А в сторонке стоят и недовольно посапывал серьезный мужчина. Он понял, что происходит, он один из умнейших и догадливых людей в Российской империи. Он опытный управленец.