— Так чего стоишь? Отправляй гонцов к Мирону, к турецким казармам. Мне нужно знать, как у него ситуация, какие потери. А ещё он должен передать контроль полковнику Маскалькову, а сам быстро прийти на корабль.
— Так точно! — поспешил сказать Елисей.
— Это не всё! Не спеши! Тебе отдельное задание. Иди и договаривайся с другими пароходами, чтобы делали то же самое. Пусть начинают подготавливать свои корыта к отплытию. Действуй умеренно жёстко, постарайся никого не убить. Говори о том, что один пароход уже согласился на все наши требования, — давал я инструкции Елисею.
Если парень справится с этим поручением, то быть ему во главе одной из сотен точно. Похоже, что я нашёл самородка. Может, только чуточку торопыга, но это молодость. Как известно, она обязательно проходит.
Выйти из порта, как я рассчитывал, через сорок минут не получилось. Случились некоторые сложности на других пароходах, пришлось Елисею пострелять. Не убивая, но две ноги строптивцев, по моему примеру, он прострелил. Действовали мы очень жёстко, но это если по местным меркам. Однако предельно эффективно. Это тоже по местным меркам.
Признаться, если бы у меня стояла похожая задача в прошлой жизни… Было бы куда как больше крови и жестокости, которая более обыденна, чем сейчас. Вот так и получается, что человечество развивается, проходит время, а войны всё более жестокие. Туда ли мы, человечество, идём?
Через полтора часа, когда большая часть моего отряда уже выходила из города, направляясь на юго-запад, ближе к австрийской границе, я ощутил небольшой толчок. Так дёрнулся пароход, на котором я находился. Зашумели колёса по бокам, и судно, мерно, казалось, очень медленно, отправилось на северо-восток, к Силистрии. Ещё три парохода последовали примеру «флагмана».
Мы шли настолько медленно, что казалось, если бы я трусцой бежал вдоль берега, то мог бы опережать пароходы. В какой-то момент я даже отправлял бойцов, чтобы они проследили, как обстоят дела у парового котла. Есть ли в нём вообще уголь, почему мы так медленно плетёмся. Однако, как заверили другие бойцы, дежурившие у котла и наблюдавшие за работой истопников, уголь подбрасывался в котёл постоянно, и даже один из моих бойцов принялся за такую работу. Я, оказывается, прострелил ногу как раз главному механику судна. Он должен был находиться в котельной, и, порой, он сам кидал уголь.
Возможно, корабли слишком медленные из-за того, что были перегружены. Я забирал с собой две сотни бойцов, а также мы везли немалое количество оружия, деньги, ну и представителей Австрии, а также… Омер-Пашу. Наверное, этот деятель был сейчас в пятёрке самых важных персон в Османской империи. Я не вёл с ним основательного разговора после того, как всё же узнал, какую птицу удалось поймать. Было понятие, что Омер-Паша был направлен в Рущук для проведения переговоров между Австро-Венгерской империей и Османским государством.
Свою задачу, которую я сам же себе и поставил, выполнил, и даже перевыполнил. Мы создали прецедент, когда почти беспрепятственно провели рейд по тылам противника. Отряд, который сейчас возглавляет полковник Москальков, ещё немного пошалит. Направления были выбраны заранее.
Но уже скоро и они направятся обратно к Силистрии. Может, и стоило ещё неделю-другую больше запланированного погулять по болгарским просторам, но элементарно не было боеприпасов, ощущалась проблема пропитания, а также появлялись обозы, что значительно снижали мобильность.
Использовать же трофейное оружие — это резко уменьшить свои возможности и огневую мощь. Да и еда, которую можно было собрать с местного населения, громоздкая и не так, чтобы обильная. Лучше, чтобы эта пошла бы партизанам. Мы в своём рейде ещё активы, а командование партизанских отрядов оставляли на местах. Ну, а теперь мне нужно возвращаться домой, залечивать немногочисленные, но чувствительные раны, пополняться вооружением и думать, как дальше бить врага.
Был ещё один очевидный результат проведённого рейда. Мы вынуждали турков, англичан и французов держать более крупные гарнизоны в болгарских городах, тратя свои ресурсы на создание вокруг них оборонительных укреплений. Таким образом я рассчитывал, что и без того на каком-нибудь из участков, где, возможно, будет действовать русская армия, недосчитаются одной-двух дивизий, которые необходимо было отправить на усиление тыла.
Да и то, что мы захватили австрийское, а как позже оказалось — и прусское оружие, ослабит наших врагов, в то же время усилит нас. По крайней мере, для русской группировки генерал-лейтенанта Сильвана, которая стала ощущать некоторую нехватку пороха и зарядов, взятое нами вооружение весьма пригодится. Горчаков своей волей немало вооружения, что было взято в Силистрии, себе забрал, часть передал в Южную армию на границе Валахии и Австро-Венгрии.
Но вот, что конкретно мне принесёт этот рейд — вопрос спорный. Я не был уверен в том, что в глазах командования я покроюсь славой и нацеплю на голову лавровый венок победителя. Как бы не загреметь в кандалы. Ведь русское командование всё ещё рассчитывает на то, что австрийцы останутся в стороне от конфликта. А я всё же рассчитывал на адекватность русского командования и правительства.
Пароход стонал на поворотах, будто раненый зверь, но грёб упрямо. Как и положено в этой войне — грязной, упрямой, затяжной. Силистрия уже виднелась. Маяк, старая башня, еле заметная дымка казарм, откуда должны были нас встречать. И как встретят? Генерал-лейтенант Дмитрий Дмитриевич Сельван адекватный человек. Он и до меня был таким, «генерал вперёд», а сейчас так и подавно. А вот Горчаков… И по изученной в прошлом истории я не могу ничего существенно восторженного сказать про этого человека. И сейчас не изменил своего отношения. Он отличный генерал мирного времени. Но он будет раздувать щёки и при этом бездействовать.
И вот причалы крепости. Уже отремонтированные, обновлённые. Вот и русский флаг, не один, множество.
— Бах! — выстрел из крепости, скорее всего, требовал остановиться, но и показывал, что мы замечены.
Нужно было прихватить и Андреевский флаг, чтобы было видно, кто плывёт. А вот русский триколор был, его и вывесили.
Я дома… Нет, всё же не ощущаю себя ни дома, ни на своей земле. Я во вражеской крепости, которую недавно взяли боем. А вот люди… Они свои.
Я не испытывал ни гордости, ни облегчения. Всё шло по плану, но это был план войны, а не план победы. Победа начнётся тогда, когда за мостами Вены снова станут бояться русского языка. Когда у английских военных и политиков только от упоминания русского солдата будет начинаться нервный тик. Когда французы поймут, наконец, что более достойные и мужественные их предки не зря драпали из России. И что им предстоит повторить судьбу дедов, может, и отцов.
А пока… пока мы всего лишь сорвали красивую завесу с австрийского нейтралитета. И теперь у командования два выхода: признать наш рейд официальным или публично от него откреститься. Выходил на пристань я, выгоняли под конвоем и моих пленных. Омер-Паша ещё ничего… Не сильно задирал нос кверху, он понимал, что пленник, турецкий военачальник, причём, на данный момент считающийся лучшим среди турок. И мы его не отпустим.
А вот англичанин Сэмюэл Джон Брайтман, как и австриец Фердинанд Карл Остервен, вели себя, словно это они взяли в плен весь мой отряд, а не наоборот. Носы кверху, взгляды надменные и с усмешкой… Ну ладно, австриец мог ещё на что-то рассчитывать. Но англичанин? Мы же официально с ними воюем! Я не одёргивал и не сбивал спесь со своих пленников. Теперь это задача или прерогатива у Сельвана.
Генерал-лейтенант встречал меня в порту, но не выходил навстречу.
— Ваше превосходительство, генерал-лейтенант Сельван ждёт вас немедленно, — сказал майор.
Это был знакомый мне офицер, с которым за столом я чокался рюмкой крепкой «Екатеринославки». Весёлый малый, с ним было дело перешли на общение по имени-отчеству. От этого деловой, отрешённый тон майора показался предвестником чего-то страшного.
— Полагаю, его превосходительство ждёт меня с бумагой, а не с рюмкой? — уточнил я, осматриваясь по сторонам.
Майор не понял, просто кивнул. А я заметил некоторое напряжение у некоторых офицеров, что были в порту и стояли у входа в одно из уцелевших портовых зданий. А ещё было видно, что они прячут взгляды, смущаются. Стыдно им. Это значит, что встреча будет без оваций и духового оркестра. Девушки чепчики не побросают. А это мне и нужно. Хотя… девочки, чепчики… посмотрел бы на это. Но позже. Может, ещё получится вытребовать себе триумф, как это делали в Древнем Риме. Триумфальная арка в Петербурге есть, а триумфа нет… Не порядок.
Думая о всяких небылицах и с юмором, я заставлял себя не нервничать, не переживать о том, что должно сейчас случиться.
Здание было каменным, а недавно прошёл сильный дождь со снегом. Так что было прохладно, пахло сыростью. Генерал сидел с прямой спиной и смотрел не на меня, смотрел на стену, где висела карта ближайшей местности. Здесь же, на карте, были нарисованы стрелки. Я узнал направления. Это путь моего отряда. Мой рейд. И вот на месте города Рущук стояли три больших знака «???»
— Уверен, вы понимаете, что поставили нас в затруднительное положение, — сказал генерал-лейтенант, не поворачиваясь. — И я ко всему этому причастен. Не снимаю с себя ответственности. Но…
— Зато турки и австрияки куда более, а затруднительном положении.
— Это правда, — Сельван повернулся. — Но теперь… Пока доложитесь. Может, чего-то я не знаю. А всё дурное потом. И да присядьте вы, Алексей Петрович. Я приказ выполню, но вы всё едино для меня друг.
Я сел. Особого выбора не было. Комната, где мы разговаривали, была скудно обставлена. Так что я уселся на хлипкий стул, который, казалось, вот-вот развалится.
— Начну с конца. Пароходы гружёны оружием. Есть штуцера, но в основном гладкоствольные ружья. Деньги. Да, мы взяли деньги у врага, чтобы направить их на победу. Потери минимальные. Стратегический эффект максимальный. Хотя… потери всё же чувствительные. Но задачи, что были поставлены рейду, достигнуты, — говорил я, и было неприятно, что слова мои не находят отклика.