русским начальством или старателями.
— Взаимодействовать, — усмехнулся Клэйборн. Он ни с кем не собирался взаимодействовать. Его задание было четким: дойти до устья реки Маккензи, взять пробы, доказать скудость золотоносных песков, дискредитировать Россию и вернуться с триумфом. Любое «взаимодействие» могло быть только враждебным. — Следи за ним, Морроу. Особенно когда он точит лясы с командой. Что-то уж слишком по свойски этот Макферсон балакает с матросиками и пассажирами, как будто масло льет в воду.
Морроу не ошибался. «Джеймс Макферсон», он же Денис Иванович Шахов, он же «Тень», мастерски вжился в роль. Его легенда была безупречна. Старый китобой, однажды потерпевший кораблекрушение и несколько лет проживший среди русских промысловиков на Аляске, знающий их нравы и язык.
Он был грубоват, пах табаком и тюленьим жиром, смеялся громко и пил ром, как все. И никому не следовало знать, что под этой маской работает острый, холодный ум. Именно сейчас «Макферсон» вел свою тонкую игру. Он стоял в кругу матросов и специалистов — геолога доктора Элсворта и минералога мистера Фока, размахивая потрепанной книгой.
— Вот, глядите, парни! — его голос, с легким шотландским акцентом, поставленным годами тренировок, звучал убедительно. — Сам Александр Маккензи писал! «Земли по берегам реки изобилуют признаками минерального богатства… Мне показывали желтый металл, похожий на золото, найденный в песке…» — он шлепнул ладонью по странице. — И что эти штукари из Лондона? Гонят нас, как дураков, на самый север, в гиблое место! Говорят, мол, золото там, в устье Маккензи, нет! А сами? — он понизил голос до конспиративного шепота, и люди невольно наклонились. — Ведь они скрывают, что русские завезли лучших старателей и геологов, но не на север, а сюда! — он ткнул пальцем в, напечатанную в книге, карту, чуть южнее места предполагаемой высадки, в район русско-британских спорных территорий. — В долины у этих самых гор! Я сам слышал, как один пьяный приказчик в Ново-Архангельске хвастался — доставили три шхуны народу со оружием, порохом и инструментами для промывки золотоносного песка! И нашли! Ох, и нашли, ребята! Самородки с кулак! А нам подсовывают сказки про холодную, бесплодную пустыню!
Доктор Элсворт, человек науки, поерзал.
— Но… но мы же должны проверить устье реки Маккензи! Наш долг перед Королевским обществом и Комитетом…
— Долг? — фыркнул «Макферсон». — А кто вам заплатит, доктор, если вы привезете ведро мерзлого ила и скажете: «Золота нет»? Вы рассчитываете на жалованье? Смешно! А вот если мы… — он обвел взглядом слушателей, — если мы, пока капитан спит или льды считает, махнем на денек— другой вот сюда? — Он шлепнул ладонью по карте. — Песочек промоем, отыщем то, что русские скрывают. Да если даже горсть настоящего золота привезем — и то мы уже герои. Тот же Комитет нам за наши старания золотыми гинеями щедро отвалит! Всем хватит! Всем!
Слова падали на благодатную почву. Никто и не замечал, что «китобой» сам себе противоречит. Месяцы тяжелого плавания во льдах, страх, холод, скука — все это разъедало дисциплину. А тут — близкий мираж богатства, подкрепленный «авторитетом» бывалого человека и цитатами из книги. И главное — ненависть к русским, которые «обманывают» и «присваивают все самое лучшее». Алчность и обида — гремучая смесь.
— Капитан не пустит, — мрачно пробормотал старший рулевой.
— А ему знать не обязательно! — тут же парировал «Тень». — Скажем, льды отрезали, шлюпку понесло… ну, что там бывает! Главное — результат! Кто потом попрекнет, когда гинеи в кармане зазвенят?
Клэйборн, наблюдавший с мостика за этой сценой, чувствовал, как под ногами «Персеверанса» начинает шевелиться не только лед, но и что-то более опасное — глухое брожение. Он видел, как его люди, еще вчера покорные, теперь смотрят на юг с лихорадочным блеском в глазах, перешептываются, бросают украдкой взгляды на капитана. И в центре этого нарастающего недовольства — гладкий, как моржовый клык, Макферсон.
— Морроу, — голос Клэйборна был тихим, но ледяным. — Прикажи Макферсону явиться ко мне. Сейчас же. В каюту.
— Есть, сэр.
Карета остановилась у неприметного, но внушительного здания на Васильевском острове, за которым угадывались крыши десятков строений. Вывеска гласила: «Императорский Институт Прикладных Наук и Технологий». Здесь, вдали от парадных фасадов и светских салонов, ковалось оружие иного рода — оружие будущего. Оружие, основанное на научной и технической мысли.
Меня встретил сам директор, статский советник Озеров. Его энтузиазм был заразителен, но сегодня я чувствовал особую ответственность этого своего визита. После успешного раздувания «золотого призрака» и вступления в невидимую схватку с Комитетом по русским делам, я понимал, что англичане не сдадутся. И будут готовы на любую пакость. Так что нужно уметь дать им ответ не просто сильный, а сокрушительный, невиданный. Лишь разработки ИИПНТ могли дать мне нужные козыри.
— Алексей Петрович, несказанно рады! — Озеров засеменил рядом. — Сегодня у нас поистине знаменательный день! Идемте, идемте, я вам все покажу!
Первая лаборатория встретила нас гудением, похожим на жужжание гигантского шмеля, и резким запахом озона. В центре стоял агрегат, похожий на неуклюжий железный шкаф с массой медных катушек и искрящих контактов. Молодой инженер что-то подкручивал в нем блестящими от масла пальцами.
— Новый электрический двигатель господина Якоби! — торжественно объявил директор. — Видите? Ни угля, ни пара! Только гальванические батареи и сила магнетизма!
Он махнул рукой. Инженер замкнул контакты. Агрегат ожил. Сначала раздалось тихое гудение, потом уверенный, ровный гул. Массивный маховик на валу начал вращаться, набирая скорость, плавно, без рывков и клубов дыма. Я подошел ближе, почувствовал легкую вибрацию пола. Вращение было гипнотизирующим, удивительно ровным.
— Мощность пока невелика, — пояснил Озеров, перекрывая гул, — батареи… их емкость… увы, оставляют желать лучшего. Необходима непрерывная генерация. Мы строим сейчас опытную машину по извлечению электрического тока. Вы только представьте, Алексей Петрович, корабли без дымящих труб! Заводские станки, работающие от единого мощного источника! Повозки без лошадей! Чистота, тишина, эффективность! Пока это лишь общая картина, но основа — здесь!
Я кивнул, прекрасно представляя тот мир, о котором говорил Озеров, мысленно примеряя эту тихую мощь к кораблям, локомотивам и к станкам оружейных заводов. Невидимая сила, укрощенная человеком. Англичане со своими паровыми монстрами даже не подозревают, какой сюрприз им готовится здесь, где еще год назад они пытались высадить десант.
Следующий зал оглушил нас треском, похожим на пушечные выстрелы, и едким запахом гари. Здесь стоял другой агрегат — меньший, но более свирепый на вид. Металлический цилиндр, поршень, ходивший как бешеный, и система рычагов.
— Двигатель внутреннего сгорания, Алексей Петрович! — кричал Озеров. — Работает не на паре, а на светильном газе или даже… на керосине! Смотрите!
Инженер дернул за маховик. Раздался оглушительный хлопок, цилиндр дернулся, поршень рванулся вниз, раскручивая вал. Потом еще хлопок, еще рывок. Агрегат затрясся, как в лихорадке, извергая клубы сизого дыма с резким химическим запахом. Шум стоял невообразимый.
— Неустойчив! Капризен! — признал директор Института. — Однако мощность на единицу веса… представьте! Легкие катера! Самоходные экипажи! Возможно, даже летательные аппараты тяжелее воздуха! Не нужны рельсы, как паровозу! Свобода перемещения! Мы экспериментируем с разными смесями…
Самодвижущаяся повозка без лошадей? Наверное, большинству людей на планете сейчас эта мысль покажется безумной, но этот треск, эта необузданная энергия… В них была пока еще дикая, первобытная сила, которую только предстояло обуздать. Сила, способная изменить не только ситуацию поле боя, но и сам уклад жизни. Я представил флотилию таких моторных катеров, атакующую неповоротливые британские линкоры в узких проливах.
Третий зал был тише, но атмосфера в нем была самой напряженной. На длинных столах громоздились приборы со стеклянными колбами, катушками, проводами. В центре внимания — два аппарата, похожие на деревянные ящики с торчащими стержнями. Возле них хлопотал молодой человек — Терентий Ефимов или, как здесь его называли «гений эфира».
— Беспроволочный телеграф, Алексей Петрович! — шепот Озерова звучал благоговейно. — Мечта Майкла Фарадея, воплощенная нами! Эфирные волны… Мы научились их генерировать, улавливать и… кодировать!
Ефимов что-то щелкнул на передающем аппарате. Искра проскочила между шариками разрядника с характерным треском. На приемном аппарате, стоявшем в другом конце зала, маленький звоночек… звякнул! Чисто, отчетливо.
— Морзе, Алексей Петрович! — воскликнул Ефимов. — Мы передаем точки и тире! Пока на десятки саженей, но принцип! Представьте: корабли в море, говорящие друг с другом через мировой эфир! Армейские части, управляемые из штаба мгновенно! Разведчики за линией фронта, передающие донесения по воздуху! Никаких перехватов, никаких перерезанных проводов!
Меня пробрал холодок, не от сырости лаборатории. Мгновенная связь… Это то, чего мне так не хватало в этой версии исторической реальности и если они сделают мне радиосвязь — изменится все. Война, разведка, управление Империей. Английский флот, такой мощный, но слепой, по сравнению с нашим. Я подошел к аппарату, коснулся деревянного корпуса. Казалось, почувствовал пульсацию невидимых волн, несущих будущее.
— Это… перевернет мир, Терентий Степанович, — сказал я Ефимову, глядя ему прямо в глаза. — Ваш мир. То есть — наш. Ускорьте работы. Деньги, ресурсы — будут.
Наконец, меня провели в особый, удаленный павильон, больше похожий на артиллерийский полигон, чем он и был. Кроме, знакомого запаха пороха здесь пованивало кое-чем гораздо более едким. Молодец, Константинов, занялся, значит, жидкими топливными смесями.