Понятно, что это пока проект, но Британия и Франция никуда не денутся, подпишут. Добровольно? Как бы не так. Наполеону III сейчас не до бодания с Россией. Ему бы не потерять корону, а заодно и голову, после резни, которую его солдаты устроили в Марселе. Этот город до последнего отбивали моряки русской эскадры, вместе с алжирскими пиратами.
И вынуждены были оставить город «под давлением мировой общественности», увозя раненых и семьи марсельцев, оказавших сопротивление правительственным войскам. Луи Бонапарту пришлось оправдываться перед французским народом, объясняя зверства солдатни «необходимостью освободить Марсель от русской оккупации».
Объяснения не помогли, в империи галлов назревала очередная революция. Французский поэт Теофиль Готье перевел стихотворение Константина Симонова, которое я вынужден был присвоить. Только он заменил в нем слово «француз» на слово «солдат».
Если ты солдату с ружьем
Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты, жену и мать,
Все, что родиной мы зовем, —
Знай: никто ее не спасет,
Если ты ее не спасешь;
Знай: никто его не убьет,
Если ты его не убьешь.
И пока его не убил,
Помолчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть солдата убил твой брат,
Пусть солдата убил сосед, —
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
В Британии дела не лучше. Мало того, что гордые сыны Туманного Альбиона вынуждены были бросить свои корабли в устье Дуная, убегая из Крыма. Мало того, что они получили болезненный отлуп под Питером, на Балканах и Пиренеях. Мало того, что Джованни Корси запутал их в политико-дипломатических играх с «банкирскими домами» Италии.
Так теперь моя информационно-психологическая операция, под названием «Золото Маккензи», и вовсе поставила их на колени финансовым крахом на бирже, который я «заполировал» технологическим шоком, пережитым Паллизером с присными во время демонстрационных испытаний на Балтике.
Теперь все они приедут в Санкт-Петербург на международную конференцию, как миленькие. Приедут, чтобы поклонится нашему императору, признать свое поражение и положение Российской империи как подлинной сверхдержавы.
Разумеется, к конференции этой следовало подготовиться. Имперская столица должна ослепить иностранцев не только роскошью своих дворцов и пышностью царских церемоний, но прежде всего — технологическим превосходством.
Электрическое освещение на Невском и Дворцовой площади, новехонькие трехэтажные архимагазы с эскалаторами. Показ коллекций одежды и аксессуаров фирмы «Две Лизы», которые навсегда закрепят за Питером славу мировой столицы мод.
Катание на электрокатерах по каналам и рекам. Открытие Эфирной башни Ефимова — первого в мире радиотранслятора — через которую из Финляндии примут даже не сообщение, а… целую арию из оперы «Русские на Луне», написанную Чайковским по повести князя Одоевского. Причем, арию исполнит певица, находящаяся в Гельсингфорсе.
И это далеко не все сюрпризы, которые я задумал.
Лондон встретил «Молнию» не туманом, а промозглым, мелким дождем, превращающим копоть и грязь города в липкую, серо-черную пасту. Вест-Энд сиял огнями клубов и театров, но «Молния» свернул к Уайтхоллу, где мрачные громады правительственных зданий в стиле неоклассицизма должны были подавлять своим величием.
Его цель была здесь. Адмиралтейство. Сердце морской мощи Британии. Не само здание — слишком охраняемое, но то, что рядом. Флигель. Там, по данным источника, располагался секретариат сэра Чарльза Уитмора, одного из самых ярых «ястребов» в правительстве, главного лоббиста против российских интересов, куратора операций вроде той, в которой был задействован броненосец «Ворон».
«Молния» выглядел респектабельно: добротное пальмо, котелок, трость с серебряным набалдашником. Лицо — спокойное, даже скучающее. Только глаза, скользящие по фасадам, отмечали детали: патруль бобби, освещенные окна на втором этаже пристройки, служебный подъезд, возле которого рабочие выгружали из фургона ящики.
В кармане пальто рука «Молнии» сжимала холодный металл «посылки» — компактной, но мощной бомбы замедленного действия, разработанной на основе чертежей, которые «Народному действию» поставляла британская разведка. В этом заключалась злая ирония судьбы. Джинн, выпущенный джентльменами Форин-офис из бутылки, возвращался на родину.
«Молния» вошел в узкий переулок, ведущий к служебному входу, где в воздухе висел запах прокисшего под дождем мусора, мокрого камня и конского навоза. Никого. Быстро и профессионально, он прикрепил «посылку» к массивной чугунной водосточной трубе, пряча ее в тени карниза. Магниты сработали бесшумно. «Молния» установил часовой механизм на десять минут. Достаточно, чтобы успеть раствориться в толпе.
Вскоре, бомбист вышел на Стрэнд, слился с потоком пешеходов под зонтами. Дождь хлестал по лицу. «Молния» не оборачивался. Даже тогда, когда позади раздался негромкий в городском шуме хлопок, а за ним — нарастающий грохот.
Сэр Чарльз Уитмор как раз диктовал секретарю очередной язвительный меморандум о необходимости «пресечь русскую экспансию на Аляске любыми средствами», когда привычная ему картина мира взорвалась. В буквальном смысле.
Сначала прозвучал оглушительный БА-БАХ!, казалось раздавшийся прямо под окнами. Здание содрогнулось, как корабль, налетевший на риф. Стекла окон кабинета влетели внутрь с леденящим душу звоном, осыпая лорда и его секретаря осколками.
Потом послышался грохот осыпающихся камней, скрежет металла, звон колоколов пожарных экипажей, вскорости заполнивших улицу. Сэр Чарльз, изрезанный осколками стекла, оглушенный, встал, шатаясь. И увидел в сером небе над Уайтхоллом облако из дыма и пыли, поднимавшееся над рухнувшим фасадом пристройки. Послышались крики, людей. Замелькали красные мундиры пожарных.
Дождь смешивался с пылью и копотью, превращаясь в грязь. Повсюду валялись осколки стекла, камни, обломки штукатурки. И… тела. Не все они были мертвыми. Кто-то еще стонал, и звал на помощь. Клубы густого, едкого дыма валили из руин пристройки. Пожарные пытались пробиться к очагу, поливая пламя из брандспойтов. Констебли оцепляли место, их лица были бледны от шока. Толпа зевак, несмотря на дождь и опасность, росла как на дрожжах, вопя и тыча пальцами.
— Русские! — выкрикнул кто-то в толпе, взбудораженной ненавистью и страхом. — Это русские!
— Убийцы! — подхватил другой.
— Это месть за Сиверса! За великого князя! — выкрикнул третий.
«Молния» ничего этого не слышал, ибо был уже на другом берегу Темзы, наблюдая за царившем на месте взрыва хаосом из окна дешевой закусочной. Он видел, как по мосту мчатся медицинские кареты. Видел разбегающихся в панике людей. Чувствовал волну страха, растерянности и ненависти, источаемой толпой зевак на этом берегу.
«Молния» пил горячий, безвкусный чай. У него осталось только одно дело. Он должен был передать одному из британских репортеров манифест, озаглавленный «ВОЗМЕЗДИЕ РУССКОГО НАРОДА», который завтра же напечатают все ведущие газеты Лондона.
Вечером того же дня в палате общин напряжение висело гуще лондонского смога. Бледный премьер-министр пытался говорить о трагическом инциденте, о расследовании, о недопустимости поспешных выводов, но его перебивали.
— Инцидент⁈ — кричал краснорожий депутат от оппозиции, тряся кулаком. — Вы называете это инцидентом⁈ Это акт войны! Подлый, трусливый удар в самое сердце нашей империи! Русские свиньи ответят за это!
— Они нашли золото и возомнили себя хозяевами мира! — вторил ему другой. — Этот Шабарин — новый Атилла! Его нужно остановить! Силой!
— Где наш флот⁈ — гремел третий. — Почему «Ворон» до сих пор не раздавил это русское корыто на Аляске⁈ Почему мы позволяем им диктовать нам условия⁈
Зал гудел, как растревоженный улей. Требовали крови. Требовали немедленного ответа. Требовали блокады, разрыва отношений, военной демонстрации силы. Дипломатический скандал достиг точки кипения.
Угроза войны из призрака стала осязаемой реальностью, витающей под сводами старинного здания. Петля, затянутая Шабариным, сжимала теперь глотку самой Британской Империи. И глотка эта ответила рыком ярости.
Глава 13
— Кто это сделал? — холодно спросил я, хотя внутри все клокотало от ярости.
Щитоносцы молчали. Понятно, знали не больше моего. Лондонские газеты, переданные по телеграфу и напечатанные в Санкт-Петербурге, вопили о русских убийцах, которые нанесли удар по Уайтхоллу, взорвав едва ли не полквартала.
На самом деле результаты теракта были довольно скромными. Разрушена часть флигеля, примыкавшего к зданию Британского адмиралтейства, пострадали тринадцать человек, из них пятеро были убиты, но «правдивая» английская пресса раздула событие до масштаба вселенской катастрофы.
О взрывах в Питере они, помнится, писали куда более сдержанно. Я испытывал смешанные чувства. С одной стороны — так им и надо, а с другой — как не вовремя. Настолько не вовремя, что вся моя тщательно выстраиваемая стратегия вот-вот могла пойти прахом.
— Ну, чего молчите, господа щитоносцы?
— Думаю, это сами англичане, ваше сиятельство, — подал голос мой зам по «Щиту Империи» Степан Варахасьевич Седов. — Им надо как-то оправдаться за свои проигрыши… Во всем виноваты русские — самое оно…
— Это понятно, — сказал я. — Метода Интеллидженс сервис, но кто исполнитель?
— Разрешите мне? — робко спросил наш новый сотрудник.
— Говори, Егор!
Егор Дмитриевич Семенов, бывший студент Практического технологического института, бывший бомбист из «Народного действия», который сам сам решил вступить в ряды щитоносцев, после того, как выследил и ликвидировал Аристарха Орестовича Верстовского, британского агента, действовавшего под псевдонимом «Пламенник», поднялся.
— Я догадываюсь, кто совершил эту акцию, — сказал он.
— Говори!