Русская делегация взорвалась аплодисментами. Купец Демидов, владелец уральских заводов, выкрикнул:
— Правильно, Алексей Петрович! Так и надо!
Молодой князь Волконский, только что вернувшийся с Балкан, где командовал артиллерийским дивизионом, вскочил со слезами на глазах. Однако иностранцы сдаваться не собирались.
— Вы предлагаете нам капитуляцию под видом сотрудничества, — процедил лорд Кларендон сквозь зубы.
Французский посол саркастически заметил:
— Очень удобно — отдавать технологии тем, кто их и так украдет.
— А что же нам? Вы уже отобрали у нас половину империи! — выкрикнул турецкий делегат в ярости:
Я спокойно подождал, пока шум утих.
— Господа, вы все еще мыслите категориями вчерашнего дня, но мир уже изменился. Вы можете цепляться за старые амбиции — или войти в новую эпоху вместе с нами. Россия протягивает вам руку, но помните: эта рука может так же легко сжаться в кулак.
Я сошел с трибуны под гром оваций русских и ледяное молчание иностранцев. Император Александр II встретил мой взгляд и едва заметно кивнул. Аплодисменты русской делегации еще гремели под сводами зала, когда я сошел с трибуны, но в воздухе уже висело напряжение — густое, осязаемое, как запах грозы перед бурей.
Лорд Пальмерстон встал, поправляя белоснежные манжеты, и направился ко мне сквозь шеренгу мундиров. Его холодные глаза мерцали, как лезвие ножа при свете электрических люстр.
— Очень… эффектное выступление, ваше сиятельство, — проговорил он, растягивая слова. — Особенно учитывая, что три года назад ваши заводы не могли производить и половины того, о чем вы сегодня вещаете.
Я позволил себе улыбнуться.
— Три года назад, милорд, ваши корабли блокировали Кронштадт. А сегодня вы сидите в Петербурге и слушаете, как русский канцлер диктует условия мира. Вот что делает прогресс.
Его пальцы судорожно сжали трость, но ответить он не успел — к нам стремительно подошел граф де Морни, французский посол, чувства которого были прикрыты маской вежливого раздражения.
— Вы предлагаете нам капитулировать под соусом сотрудничества, монсеньор, но Париж не настолько наивен, чтобы поверить в бескорыстие Петербурга.
— Бескорыстие? — я рассмеялся. — Разумеется, нет, но разве Лондон или Париж когда-либо действовали иначе? Разница лишь в том, что мы предлагаем не грабить друг друга, а зарабатывать совместными усилиями.
В этот момент к нам присоединился молодой греческий делегат — высокий, смуглый, с горящими глазами.
— А Греция поддерживает предложения России! — воскликнул он. — Без вас мы бы до сих пор стонали под турецким игом!
Пальмерстон и де Морни обменялись взглядами. Старая ставка на принцип: разделяй и властвуй, больше не работала. По крайней мере — не в России.
Шлюпка с шестью мятежниками с «Персеверанса» боролась с течением уже двенадцатые сутки. От устья Маккензи до этих скалистых берегов Британской Колумбии они преодолели более пятисот миль, изо дня в день сменяясь на веслах, прячась в бухтах от осенних штормов. Теперь их лица обветрились до черноты, а в глазах стояло тупое отчаяние.
Барнс, сидевший на корме, сжимал в руках помятый секстант.
— Черт бы побрал эти льды, — хрипел он, вытирая заиндевевшие стекла. — Макферсон, ты уверен, что это та самая бухта?
Шахов, он же агент «Тень», склонившийся над самодельной картой, сделал вид, что сверяется с показаниями.
— По моим расчетам, еще день пути на юг. Там должно быть устье реки Стикин. Русские казаки называют эти места «Горелым Яром».
Кертис, молодой матрос с перебинтованной рукой, закашлял.
— Если там нет золота…
— Там есть золото, — резко оборвал его Шахов.
Он не врал. Русские разведчики действительно обнаружили россыпи в этих местах. Просто Шахов не собирался делиться этим знанием с мятежниками.
На рассвете третьего дня они увидели дымок над скалами. Когда шлюпка причалила к берегу, из-за валунов вышли три фигуры в меховых малицах.
— Добро пожаловать, друзья, — произнес самый рослый из них. Шахов узнал в нем хорунжего Михайлова, хотя тот тщательно скрывал акцент.
Барнс насторожился:
— Вы кто такие?
— Охотники. Русские, но давно здесь, — ответил Михайлов. — А вы, видно, с того английского корабля, что застрял во льдах?
Мятежники переглянулись. Шахов видел, как в их глазах загорается надежда.
На следующий день Михайлов повел их вверх по реке.
— Вот здесь мы иногда находим крупинки, — сказал он, останавливаясь у небольшого ручья.
Барнс первым опустился на колени. Его пальцы впились в промерзший грунт. Через минуту он выпрямился, сжимая в кулаке несколько желтых крупинок.
— Золото… — прошептал он.
Шахов видел, как дрожат его руки. Это было настоящее золото, и его здесь действительно было много. Просто русские разведчики намеренно не разрабатывали это место, чтобы не привлекать внимания.
— Нам нужны инструменты, — сказал Барнс, обводя взглядом своих людей. — И люди. Много людей.
Шахов молча кивнул. План Шабарина сработал лучше, чем он ожидал. Мятежники сами нашли то, что искали. Теперь оставалось только ждать, пока новость достигнет Виктории.
В тумане над рекой сгущались сумерки. Шахов стоял в стороне, наблюдая, как Барнс и другие лихорадочно копают мерзлую землю голыми руками. Он знал — русские казаки Михайлова уже окружили лагерь, но пока не время было действовать. Пусть англичане еще немного поверят в свою удачу.
Ледяной дождь начался ближе к ночи, заставив мятежников прекратить работу и укрыться в шалаше из еловых ветвей. Барнс сидел у жалкого огня, перебирая в ладони золотые крупинки. Его пальцы, покрытые кровоточащими трещинами от мерзлой земли, дрожали не от холода.
— Нам нужны лотки, — пробормотал он, не отрывая взгляда от золота. — И кирки. И люди…
Шахов молча наблюдал из угла. Он видел, как в глазах каждого мятежника поселилась золотая лихорадка — та самая, что сводит с ума сильнее любого виски. Даже Кертис, еще утром едва державшийся на ногах, теперь горел неестественным блеском в глазах.
Снаружи послышался шорох. Шахов первым поднял голову. В дверном проеме стоял Михайлов, его лицо было напряжено.
— Тлинкиты идут, — тихо сказал он. — Видели их дозорных на другом берегу.
Барнс резко поднялся, хватаясь за винтовку.
— Сколько их?
Михайлов пожал плечами.
— Десять. Может, двадцать. Они не любят, когда белые копаются в их земле.
Шахов видел, как по спине Барнса пробежала дрожь. Это была не игра — настоящие индейцы действительно могли напасть на лагерь. Русские разведчики лишь использовали эту угрозу.
— Мы должны уходить, — сказал Шахов, делая вид, что проверяет заряд в револьвере. — На рассвете.
Барнс яростно тряс головой.
— Ни за что! Это наше золото! Мы…
Громкий крик совы раздался снаружи. Не настоящей — это был сигнал казачьего дозора. Шахов встретился взглядом с Михайловым. План Шабарина вступал в завершающую фазу.
— Тогда копайте быстрее, — сказал Шахов, выходя во тьму.
Ледяной дождь бил ему в лицо, но он знал — к утру русские войска будут здесь. А мятежники… мятежники уже сделали свое дело. Зараза золотой лихорадки уже захватила умы.
Поздним вечером, в кабинете Зимнего дворца, Александр II стоял у окна, глядя на огни Невы. Он принял меня без церемоний, как это уже случалось. Я даже принес бутылку коньяку — не французского, а крымского, нового урожая.
— Ну что, Алексей Петрович? Как ты думаешь, подпишут они? — спросил самодержец
Я разлил коньяк по бокалам.
— Подпишут, ваше императорское величество. Потому что выбора у них нет.
— А если Англия решит продолжить войну?
— Они не смогут. — Мы чокнулись пузатыми сосудами. — Промышленность Соединенного королевства отстает года на три. Флот Британии еще силен, но уже завтра мы спустим на воду первую эскадру броненосцев с комбинированными двигателями и новым вооружением. И британцы это знают.
Император задумчиво кивнул.
— А что с Австрией? Они ведь не прислали даже наблюдателей.
— Потому что Франц Иосиф еще не осознал, что его империя — следующий труп на обочине истории, но осознает. И очень скоро.
— Трудно привыкнуть к твоей манере выражаться, — улыбнулся самодержец, — еще труднее — к манере мыслить и действовать. Некоторые так и не смогли. Сенатор Иволгин сотоварищи едва ли не еженедельно досаждают мне своими петициями, требуя остановить тебя, Шабарин.
— Все мы в вашей власти, государь, — с поклоном ответил я.
— На все воля Божья, — откликнулся царь, — но покуда твои деяния идут на пользу Империи и моему народу, препятствовать тебе я не намерен… Кстати, чем порадуешь цесаревича на этот раз? Александр Александрович души не чает в твоих новинках.
— Самобеглая коляска, ваше императорское величество.
— Вроде той, которой мастер Кулибин развлекал двор моей прабабки?
— Не совсем, государь. Самобеглая коляска Кулибина двигалась за счет мускулов человека. Наша же конструкция будет использовать либо электрический, либо двигатель внутреннего сгорания. Вообразите себе экипаж, который без лошадей влечет по городским улицам и шоссейным дорогам своего возницу и его пассажиров.
— Звучит заманчиво, но к твоим трамваям и танкам мы уже начали привыкать. Сушу и воду русские научились преодолевать с помощью незримых механических лошадей. Остается — воздух, Шабарин!
Если он думал застать меня врасплох, то напрасно.
— Не только воздух, ваше императорское величество.
— Что же еще? Чрево земное? Когда рудокопы будут взрезать недра с помощью вращающихся резцов… Слыхал о сём твоем прожекте.
— Мировое пространство, государь.
— Ты — о том бессмысленном запуске ракеты Константинова в белый свет, как в копеечку? Наш придворный астроном Граве докладывал мне, что в ясные ночи можно узреть в телескоп сверкающую точку, быстро перемещающуюся по небосводу. Занятно, конечно, но какой от этого прок?