— Что произошло, вернулся ли Емельян Данилович? Должен был вернуться, но мало ли… Как люди ведут себя да что говорят? Как хозяйство ладится, может, кто приезжал в моё отсутствие? Всё рассказывай! — терпеливо объяснил я.
— Так это мы сразу! — обрадовалась девчонка, метнулась куда-то в сторону, выбежав из комнаты, которую можно было бы условно назвать столовой, только коса мелькнула.
— А манерам тебя подучить стоило бы, — заметил себе я, реагируя на метание девчонки.
Через пару минут Саломея вернулась в столовую, держа в руках исписанные листы бумаги. Ещё раньше я наставлял свою помощницу, что всё нужно записывать. В голове информация не всегда может удержаться, можно что-то забыть, не обратить внимание на важное, что сперва покажется незначительным. А вот если записать новость в условном блокноте, то можно каждый день анализировать, что произошло, и отсюда прогнозировать, что будет. Вот, видимо, вняла моим урокам Саломея — и сейчас, нахмурив бровки, силилась разобрать собственный же почерк.
Не сказать, что событий в моё отсутствие было много. В основном, доклад помощницы заключался в том, кто с кем подрался, поссорился, кто кого проклинал. А ещё крестьяне ждали дозволения на помолвку — это она зачитала с особым выражением. Да, я должен был сперва одобрить брак, если крестьяне — мои крепостные.
— В ваше отсутствие прибывали один господин с семьёй. Они направлялись из Харькова в Таврию. Так мужики их остановили, господа те всяко серчали! — продолжала докладывать Соломея.
Это ещё кто… И как здесь можно думать о безусловной безопасности и охране поместья, если никуда не денешь непреложное правило в дворянской среде. Ведь, по сути, дворянская семья путешествовала, направляясь в Крым, а её остановили, хотя должны были провести со всеми почестями. Вот и развернулись, поехали дальше. А должно было быть не так. Помещики даже в моё отсутствие должны были получить кров, питание и, как минимум, одну ночь ночлега. Всё это, замечу, бесплатно.
— Как звали господ? — разочарованно спрашивал я.
Господина звали Антон Васильевич Котов. Нужно запомнить эту фамилию и при ближайшей встрече обязательно извиниться. Ещё не хватало слухов, что молодой Шабарин отказывается следовать непреложному правилу и не предоставляет крова путешествующим дворянам.
С другой же стороны, а кто его знает, кто именно пришёл ко мне в поместье, когда меня нет? В условиях, когда только и жду очередного удара, можно ли впускать будь кого на свои земли? Документов тоже не спросишь, так как это будет уроном чести, недоверием и всё прочее. Так что нужно будет ещё подумать, как поступать в подобных случаях. Но то, что необходимо оказывать гостеприимство различного рода дворянам, факт.
А в целом, я опасался услышать какие-либо иные новости, по принципу той песенки, когда всё сгорело, все помёрзли, а в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо!
— Записывай мой распорядок дня на сегодня, — быстро я стал планировать остаток дня.
Лежать и ничего не делать, прикрываясь предлогом, что будто бы сильно устал с дороги — это не вариант. Тем более, что прибыл Емельян, и мне нужно было с ним поговорить об итогах его поездки в Одессу. Интересно также, видел ли мой управляющий Эльзу. По нынешним временам, когда города ещё не являются такими огромными муравейниками, как это будет в будущем, узнать человека, если был в том же городе, вполне нормально.
Так что я запланировал встречу с управляющим. А пока он будет ехать, я разомнусь и немного потренируюсь. Ну а после хотелось бы показать крестьянам, что есть такое окучивание картофеля.
Почему-то я до сих пор уверен, что крайне негативное отношение к картошке в обществе связано, как минимум, с двумя факторами. Во-первых, её не умеют выращивать. Я был удивлён, когда картошку просто впихивали в выкопанную небольшую ямку, словно лунку от шарика для гольфа. В таких условиях корнеплод дать урожай может, но столь ограниченный, что он не будет идти ни в какое сравнение с тем, насколько может плодить репа. Во-вторых, как в той рекламе из будущего, о которой молодое поколение в покинутом мной двадцать первом веке уже может и не знать. «Ты не любишь кошек? Просто ты не умеешь их готовить!» — гласила реклама, не помню уже, чего именно.
Да, картофель не умели готовить. А часто крестьяне даже срывали с куста зелёные ягодки — надо ли говорить, что ими просто-напросто травились. Да и вообще, странное было дело. То, что растёт под землёй, то словно дьявольское, так они считали. Но морковь ели все и с большим удовольствием. К сальцу ели и лук, и даже свёклу (и не только ботву, но и корнеплод). А вот картошка — всё равно дьявольское отродие! Ну, не глупость ли?
Ничего, надо просто им показать, что можно из картошки готовить — за уши потом не оттащишь!
Я вздохнул, вспоминая картошку фри — да это же простолакомство, особенно сейчас, когда большой феерии вкусов не наблюдается. Вреднющая эта фри, но вкусная же, зараза. А чипсы? Пусть это ещё больше зло, чем картошка фри, но ведь такой, как здесь говорят, присмак, что сложно не полюбить эту закуску. Так что я был уверен, что, если правильно всё приготовить, если провести что-то вроде семинаров, то можно было бы распространять картошку очень даже лихо. Властям бы это делать не административными методами, не заставляя, а хитро. Ведь можно объявить картошку царским овощем, и тогда крестьяне будут с большим интересом её употреблять — приобщиться к императорскому столу захочется каждому. А можно было бы использовать административный ресурс и обязать каждый ресторан ввести в меню два-три блюда из картофеля. Правда, пока еще мало кто догадывается, сколь вкусные блюда можно изготовить из этого корнеплода. Даже жарить картошку не умеют.
Вот только подумал о картофеле, как срочно захотелось… Нет, не есть, а заняться собой. При похудении или приведении своего тела в норму, пусть даже и лишнего веса особо не наблюдается, важны две вещи: питание и физические нагрузки. Причем, питание — это шаг в километр на пути к достижению цели, а вот физические нагрузки — как стометровка.
И что в этом времени мне нравится — здесь очень просто питаться. Никто не смущает тебя на каждом шагу изобилием сладостей, да и в хлеб не суют обязательно сахар и еще много чего, что не помещается в описании состава в один большой абзац. У меня хлеб такой, что его можно вполне употреблять в пищу, как сложный углевод. Причем, хлебушек-то отрубной. Это, конечно, не заслуга, а, скорее, наоборот, и мне еще предстоит разобраться с мельницей, почему там такой грубый помол зерна, но для питания полезно.
Вот и я, съев три вареных яйца и закусив хлебом, заел все это салатом из черемши и, вполне довольный, пошел заниматься на спортплощадку. Да, это неправильно, после еды заниматься. Но и я больше разминался, делал упражнения не на силу, а на растяжку, да и обед был очень легкий.
Неожиданно к моей тренировке присоединились четыре бойца из тех дружинников, что были оставлены в поместье. Эти мужики старательно пытались делать всё то, что делал я. Порой выходило весьма комично, когда они не могли закинуть ногу на перекладину, поставленную для растяжки, вровень балетному станку.
А вообще я уверен, что поток желающих в дружину будет только увеличиваться, даже из соседних имений придут люди, если они только не крепостные. А ведь здесь соотношение крепостных к свободным землепользователям было только немного в пользу зависимых крестьян. Дело в том, что пришедшие с «дела» мужики несколько поправили свое материальное состояние. Мало того, что они старались, пусть это и сложно, поспевать за казаками Картамонова и взять свою долю трофеев, так и я посулил каждому по десять рублей дать. Так что как замаячила выгода — можно было и раскорячиться да поработать на растяжку.
— Барин, я прибыл! — сообщил очевидное Емельян Данилович.
— Я вижу, — усмехнулся я и обратился к тем троим мужикам. — Все, казаки, дальше сами. Отжимания, подтягивания, лазание по канату. И, вечером всю дружину, кроме постовых на дорогах, жду здесь. Будем пробовать разбираться с ружьями.
Я шагнул к управляющему.
— Давай, Емельян, в карету. Федос уже запряг, поедем к Матвею Ивановичу Картамонову, а по дороге поговорим. Нет времени, чтобы тратить его зазря, — сказал я и направился к бочке с водой, чтобы по-быстрому ополоснуться.
Вот так течет жизнь у деятельного человека: ни минуты покоя. Но, как говорила моя бабушка, выспимся на том свете. Странно, должно быть, это звучит от меня, человека, который, вероятно, и попал на этот свет через тот. Но, видимо, народная мудрость столь непреложна, что работает во все времена и со всеми людьми.
Имение Картамонова было даже чуть меньше моего. Если прибавить еще и ту деревню, что у меня украл Жебокрицкий, так и вовсе. Вместе с тем, порядка здесь было больше, чем у меня. Я проехал одну деревушку и не увидел там, к примеру, ни одной полуземлянки. Глинобитные домики были, не без этого, но не в земле — что, по моему мнению, уже некоторый прогресс.
Сама усадьба Картамонова не отличалась никаким шиком и блеском. Однако во всём видна рука хозяина. И это меня злило. Нет, я не завидовал, я негодовал, что у меня пока иначе. Моё мнение — нужно выводить крестьян на обустройство дорог. Колдобины, ямы — всё это нужно расчистить, засыпать и утрамбовать. Нужно обязательно придумать какую-то программу, которую можно было бы условно назвать «реновация».
Но тут ведь как. Если я начну перестраивать за свой счёт дома одним крестьянам, то недовольство будет у других. Это ведь только видимость, что крестьян можно повсеместно угнетать, лишать всего, играться с ними. Может быть, это и возможно для каких-либо условных Троекуровых, у которых всё держалось бы только на насилии и принуждении. Однако, как показывают факты, крестьяне способны на бунты. Недаром по стране прокатилась череда картофельных бунтов. Я несколько опасаюсь того, что будет, если крестьяне взбунтуют. Что делать, силой их приструнить? Ну, разве же это вариант? Кроме того, я из тех, кто считает, что готовую рыбку на стол нечего класть. Нужно давать удочку. Так что дома нужно строить, но при этом и требовать отдачу, например, какую-либо отработку.