Они прыгают на коня со всех сторон, вгрызаются зубами в плоть, и Август рубит их мечом. Стражники прибывают, значит, те, за поворотом, порублены, остались только эти!
Острые зубы впились в крыло Аэлло, она не заметила, как один из дрекавцов прыгнул. Рванула за ногу, перерубила чудовище пополам.
Над головой раздался треск, и небо обрушилось на гарпию тяжелыми ледяными струями. Крылья вмиг намокли, потяжелели, и Аэлло опустилась в самую гущу уродцев. Острые зубы принялись ожесточенно рвать крылья, впились в бедро, в предплечье.
Из последних сил Аэлло сосредоточилась, принимая боевую форму.
Враз потяжелевшая, покрытая стальной чешуей, завертелась на месте, размахивая саблей.
Звуки боя пронзил оглушительный рев, и Аэлло увидела, как упал Цепес.
Август кубарем скатился с коня и тут же вскочил. Он размахивает мечом, не подпуская монстров близко, крушит их тела огромной шипастой дубиной в одной руке и мечом в другой.
Рядом отважно бьются стражники.
Что-то прыгнуло сзади на плечи, и Аэлло завертелась волчком, стряхивая уродцев.
За углом мелькнуло что-то черное. На ходу меня форму, Аэлло бросилась туда.
Тело сразу покрылось мурашками под ледяными струями, Аэлло поскользнулась в луже, неловко взмахнула крыльями, но устояла на ногах.
Дрекавац прыгнул на деревянный забор, но не допрыгнул, зацепился намокшим плащом за доску. Пока высвобождал плащ, Аэлло его почти догнала. Черная фигурка подтянулась, перевалилась через край, но снова зацепилась краем плаща, повисла, барахтаясь.
Аэлло вцепилась в плащ и рванула легкое тело на себя, перетаскивая обратно, бросила на землю, вскочила сверху, придавив коленом грудь.
Сдернула капюшон и отшатнулась.
Стротин чем-то похож на тех, с кем она только что билась – острые зубы, задранный нос, оттопыренные острые уши… Но больше он похож на человеческого ребенка, черноволосого, кудрявого, только с рожками.
– Пусти, гарпия, – прохрипел он.
– Ты хотел избавиться от нас, чтобы захватить селение? – прокричала Аэлло, стараясь переорать шум дождя.
– Пусти! – заверещал Стротин. – Они бы ничего тебе не сделали, ты для них своя!
– Всего лишь сожгли бы на костре, да? А если нет, то пришли бы вы и сожрали меня в том подвале?
Рот Стротина растянулся в кривой ухмылке, дрекавац попытался что-то сказать.
Аэлло не стала слушать. На тонкую шею обрушилась рука, покрытая стальными чешуйками, рванула острыми когтями кадык.
В лицо брызнуло чем-то теплым, густым и Аэлло зажмурилась. Зачем-то продолжала придерживать бьющееся в агонии тело, и только когда под ладонью перестали раздаваться толчки, открыла глаза и откатилась в сторону.
Вместе с навалившейся тяжестью намокших крыльев, с жалобно пискнувшей из-под руки сумкой вернулся прежний мир, где нет места ярости и ненависти.
Аэлло подняла к лицу ладони, всматриваясь в них, словно не веря. Ладони уже белые, чистые, потоки воды смыли все, словно ничего не было.
Август!
Сил бежать не осталось, и, опираясь на деревянные стены домов, Аэлло поплелась обратно.
Посреди улицы свален целый ряд растерзанных тел. Мимо охая и причитая, снуют люди, вглядываясь в месиво рук, ног, мокрых обрывков одежды. Иногда раздается жалобный стон, и тотчас сбегаются, растаскивают в стороны убитых. Дождь хлещет прямо по застывшим, раскрытым глазам, по обглоданным лицам. Аэлло не хочет смотреть, но заставляет себя. Вдруг, среди них Август? Вон! Мелькнула его белая рубаха!
Сердце замерло, а потом подскочило куда-то в горло, и Аэлло закашлялась, прогоняя спазм.
Медленно, как во сне она заставила себя подойти ближе и опуститься на колени рядом с телом.
Прямо в лицо уставились мертвые глаза полногрудой женщины в белой нательной рубахе. Должно быть, выскочила из дома, прямо с постели. Неважно. Сейчас это неважно. Главное, это не он. Его здесь нет.
Среди горестных криков и стонов она вдруг услышала протяжное:
– Нее-е-т!
Опираясь на руки, поднялась и пошла на голос.
Августа увидела издали: мощная спина, облепленная мокрой рубахой, склонилась над темным холмом. Дождь прекратил, и над холмом поднимаются клубы пара. Лбом парень уперся в сложенные перед собой руки, широкие плечи вздрагивают. Подойдя поближе, Аэлло услышала рыдания.
– Друг, – прозвучал непривычно хриплый голос Августа. – Друу-у-у-г!
Это никакой не холм, поняла Алло. Это Цепес!
Значит, упав, славный добрый конь уже не поднялся.
– Август!
Аэлло бросилась к нему по лужам, спотыкаясь, и, упав на колени рядом, положила ладонь на плечо.
Август вздрогнул, замолчал, отнял лоб от сложенных перед собой ладоней, затем голова его медленно повернулась к Аэлло.
Увидев Аэлло, парень нехорошо сверкнул глазами. Горе в них сменила ярость. Ненависть.
– Ты! – прорычал он. – Ты!
Взметнулась широкая рука и ударила Аэлло в грудь тыльной стороной ладони.
Гарпия отлетела назад, распахивая на лету крылья, и приземлилась в глубокую лужу, подняв столп брызг.
Август уже забыл о ней, снова склонившись над телом коня. Сквозь пелену дождя до Аэлло донесся полный страдания, крик, похожий на волчий вой.
Аэлло выползла из лужи, отползла от кучки растерзанных дрекавцов.
Кто-то вновь наполнил улицу горестными воплями, видно, нашел родственника. Какой-то человек прошел мимо нетвердой походкой, и, не заметив свернувшуюся в комочек гарпию, споткнулся об нее. Растянулся рядом во весь рост, выругался, поднимаясь, и поспешил дальше.
Гарпия отползла еще, к деревянной стене. Сумка зацепилась за чью-то ногу, и недовольно запищала голосом Бруни.
Аэлло не поняла ни слова в его писке. Облокотилась распахнутыми крыльями о стену дома, сидела какое-то время, моргая, глядя, как люди, освещая улицу факелами, сволакивают куда-то искалеченные тела поселян и дрекавцов.
А потом обернула крылья вокруг себя и закрыла глаза. Сразу исчезли люди, запахи влажного дерева и дождя. Исчез и сам этот длинный день.
Глава 21
Солнечный луч соскользнул на бледную щеку Аэлло, коварно нацеливаясь на подрагивающие веки, какое-то время раздумывал, а затем легко, словно нехотя, перепрыгнул на тонкую, почти прозрачную кожу век, и довольно засветил с удвоенной силой.
Веки Аэлло дрогнули, озорник тут же сиганул на деревянную стену, словно он тут ни при чем.
Аэлло открыла глаза и снова зажмурилась. Принялась ожесточенно тереть их кулачками, отчего белки глаз, окружающие круглые зеркальца, порозовели.
Наконец, отняла руки, и, заслоняясь раскрытой ладонью от назойливого солнца, поднялась, опираясь о землю.
Рядом, на плоском нагретом камне, расселся фэйри, вытянул тонкие ножки, и жадно щурится на солнце.
А где Август? И почему я спала на земле? – подумала Аэлло и все вспомнила.
Дрекавцы! Они бились с ними.
Зелье, дождь, мокрые крылья…
Ах! Она же убила Стротина!
А еще Цепес погиб!
Аэлло вспомнила ледяную воду лужи, в которую обрушилась со всего размаха, окатив брызгами мертвые тела, вспомнила, как хлюпало, прилипая к коже обгорелое платье.
Что ж.
Август во всем винит ее. И он прав. Прав во всем, кроме одного: она не просила себе помогать!
– Бруни, – позвала Аэлло фэйри, решительно поднимаясь.
Тот оглянулся. Макушка полностью покрылась зеленым пушком, уши уже не висят грустными тряпочками, а смешно топорщатся. И даже цветные обрывки за спиной торчат не жалко, а скорее задорно.
– Проснулась!
Аэлло обвела взглядом улицу. Никого. Дождь смыл следы сражения, и никакого упоминания о дрекавцах, ни следа от убитых и раненых.
Лишь на том же самом месте холмом вздымается тело Цепеса. А рядом, поместив кулак под щеку, богатырским сном спит Август. Кто-то заботливо прикрыл его рогожей, и на ворсинках блестят капли росы.
– Пойдем, Бруни, – позвала Аэлло. – Надо спешить. Ты знаешь дорогу до Цаца?
Бруни помотал пушистой головой. Аэлло разглядела на его шее синяки, и поняв, что это отпечатки ее пальцев, поморщилась, словно глотнула кислого, но очень полезного сока ситрона.
– Ну, так пойдем, спросим у кого-нибудь! – сказала она резко.
Фэйри послушно скользнул в сумку. Оттуда уже раздалось:
– А твой человек?
– Не хочу будить, – хмуро ответила Аэлло. – И он не мой человек!
На улочках Лады пусто.
За ночь куда-то делись лежащие вповалку тела людей и нечисти, дома смотрят подслеповатыми, наглухо закрытыми окнами, ни души. Если бы не эта непривычная для позднего часа тишина, можно подумать, что битва с дрекавцами Аэлло приснилась.
– Эй! – несмело крикнула Аэлло, двигаясь по направлению к выходу из селения. – Кто-нибудь скажет мне, как дойти до Цаца?
Аэлло дошла до самых ворот, так никого не встретив.
– Что ж, придется спрашивать дорогу у путников, – сообщила она Бруни, выглядывающему из сумки.
Она потянулась, и распахнула крылья, готовясь взлететь, когда услышала за спиной:
– Девочка! Девочка, погоди!
Оглянувшись, увидела: к ней бегут два человека.
Одного, в красной рваной рубахе, Аэлло узнала сразу, это староста. Щека у него расцарапана, один глаз заплыл, на шее, возле выпирающего кадыка, следы мелких зубов. Живуч, хмыкнула гарпия про себя, поджимая губы.
Второй невысокий, лысоватый – из-за синих кругов, пролегших вокруг глаз, Аэлло не сразу узнала трактирщика. Имя его не вспомнила.
Остановившись, трактирщик принялся тяжело дышать, держась за сердце, а староста снял шапку с козырьком и принялся мять ее в руках.
Аэлло молчала, глядя на них, склонив набок голову.
Наконец, староста поинтересовался:
– Ты уходишь?
Бросил взгляд на сумку, исправился:
– То есть я хотел сказать – вы уходите?
– А что? – вопросом на вопрос ответила Аэлло.
– А жених твой? – все еще задыхаясь, спросил трактирщик, и оперся рукой о столб.
Аэлло промолчала.
Потом сверкнула зеркальными глазами: