рохожих, они кривятся, говорят, у сына эпарха день покровителя. Отловил одного мужика, сунул серебряник. Мужик повторил, что и другие и сплюнул с досады. Что так, спрашиваю, не любите свою власть? А за что ее любить, отвечает, то же самое горапоклонство, только раньше у нас дети исчезали, а теперь заезжие гарпии.
– Погоди!
Аэлло встрепенулась.
– Такой невысокий, сухой, в коричневом, волосы в хвост?
– Да, – рассеянно ответил Август, – откуда знаешь?
– Дальше! Дальше! – потребовала Аэлло.
Август залюбовался ей – кудри растрепались, зеркальные глаза так и блестят, бледные щеки, наконец, тронул румянец. Усталая, замученная, и все равно самая красивая! С трудом оторвав взгляд от лица Аэлло, Август продолжил рассказ:
– Что ты сказал – кричу, значит, ему. Если моя невеста пострадала, я от вашего города камня на камне не оставлю! Ну, это я так сказал, про невесту, чтобы убедительней.
Даже при свете костра видно, как щеки Аэлло тронул густой румянец. Она отвела взгляд от откровенно ухмыляющегося фэйри, посмотрела на огонь, и духи огня принялись махать ей тонкими ручками, посылая свои брачные приветствия, а один, самый маленький и наглый, даже ладонь о ладонь потер.
Аэлло нервно махнула на наглых огневушек, пригрозив притушить, и принялась рассматривать ремешки на сандалиях.
Август продолжал:
– В городе только и разговоров, что о празднике горы и дне покровителя сына эпарха. Очень народ недовольный был тем, что эпарх детей собирает на праздник в самый черный день в году. День, который для многих стал когда-то днем траура. Что так, спрашиваю? Мне отвечают, что коренное население Цаца, спустившееся с гор, продолжает верить в мистическую силу горы, что дает ей богиня Маржана. И до недавнего времени продолжало жертвовать ей своих детей.
Аэлло поежилась.
– Люди верили, что замороженные дети становятся богами свиты Маржаны и помогают сдерживать огненную душу горы своим ледяным дыханием.
– Огненную душу? О ветер, Август! Точно! Ведь я видела, кажется, разрушенный кратер. Вулкан спит, но эти странные люди думают, что спит только благодаря их жертвам.
– Я слышал толчки, – хмуро сказал фэйри. – Там, наверху. Сон горы неспокоен, вот горапоклонники и засуетились, решив предложить горе самого красивого ребенка.
– С самым красивым они угадали, – сокрушенно пробормотала гарпия и вздохнула. – Жуть какая!
Она поджала ноги, сползая вниз, улеглась, положив под щеку кулак, сонно моргнула зеркальцами глаз.
– Да ладно, – сказал Август и беспечно махнул рукой.
Самый маленький дух огня испуганно присел, а потом погрозил Августу желтым крохотным кулачком.
– Это еще что. Подумаешь, невидаль! Вот у нас, недалеко от Трескана, в прошлом году нашли пещеру! Видать путники остановились. Одеты не по-нашему, в таких красивых золотых одеждах, и подол каменьями расшит. Двадцать мужчин, десять женщин. Сидят в ряд возле стены, точно специально рассадили. Все, как один, мертвы! У каждого в голове вот здесь вот, посередине, дырка и через это отверстие мозг высосан. И что самое загадочное, в пещере никаких следов огня, представляете? Так жрали, сырыми!
Бруни возмущенно сплюнул на пол, прикорнувшая было Аэлло встрепенулась, укуталась в плащ поудобнее.
– Вы с папашей Паком не родственники? – ехидным тоном спросила у Августа.
– Нет, а что?
Вздохнула.
– Ничего.
К ознобу прибавился жар в щеки, а сердце заныло.
– Август, – тихо позвала Аэлло. Парень как раз склонился над углями, располагая поверх пару сухих сучьев.
– Что?
Обернулся и широко улыбнулся. Аэлло вымученно улыбнулась в ответ.
– Спасибо, – тихо сказала она, глядя в круглые голубые глаза.
В свете огня оттопыренные уши Августа совсем розовые. Вихрастая челка стоит дыбом, и выражение лица совсем мальчишеское, что никак не вяжется с широченными плечами и богатырской силой.
Август громко чихнул, чуть не сбив с ног Бруни.
– За что? – удивленно спросил он.
– Ну да, много уже за что, – тихо пробормотала Аэлло и более громко добавила, – за все. Что спас нас тогда, от дрекавцов, и из подвала, и из костра! Что не бросил. И вот, из дома эпарха, и с детьми помог. Август! – воскликнула она, и бледное лицо озарилось, точно ей пришла какая-то удачная мысль.
Она взяла пустую жестяную чашку, покрутила перед глазами, словно собираясь с мыслями. А потом опять помрачнела, но заставила себя улыбнуться, и добавила твердо:
– Ты настоящий герой.
Август ощутил, как у него горят уши.
– Ну, уж ты скажешь. Какой там герой.
Щеки его стали вовсе малиновыми.
– Нормально все. Любой бы на моем месте, – промямлил он.
Ослабшие пальцы гарпии разжались, пустая чашка звякнула о пол пещеры. Она снова положила голову на мягкий тряпичный тюк, что соорудил для нее Август. Сонно моргая, пробормотала:
– Не любой, правда. Я так рада. Так рада тебя встретить. Как жалко… Ничего. Ничего…
Она перешла на шепот, а потом и вовсе шевеление губами. Как Август ни прислушивался, не услышал больше ни слова. Длинные ресницы плотно сомкнулись, губы продолжили подрагивать какое-то время. Август нагнулся к самому лицу и услышал ровное сонное дыхание.
– Заснула, – шепотом сказал Август фэйри, распрямив спину.
Бруни кисло кивнул ему в ответ.
– Жалко ее, – снова сказал Август. – Устала. Девчонка еще совсем.
От него не укрылось, что Аэлло кутается в плащ и дрожит.
Он встал, подошел к брошенным в углу вещам, вытянул второй шерстяной плащ.
Бруни услышал, как Аэлло прошептала:
– Ты увидишь. Все увидишь. Наследница Жемчужного Ожерелья умеет быть благодарной. Умеет. Как жаль, что тебе никогда, никогда не увидеть островов…
Подошел Август, и укрыл Аэлло вторым плащом. Укутал худенькое тело, всматриваясь в спящее лицо, и покраснел, отвел взгляд.
– А ты как же? – спросил его Бруни, нахмурившись.
– А!
Август беспечно махнул рукой.
Аэлло завозилась во сне, накрыла его руку своей.
Август замер, осторожно отнял руку, отошел, сел рядом с фэйри.
– Чудная, – протянул он и рассеянно улыбнулся. – Вон, и с огнем разговаривает, точно видит там что-то.
Август в упор уставился на трех духов огня, сложивших руки на груди. Самый маленький даже показал ему длинный язык и помахал шапочкой.
– Чудная, – повторил Август, оборачиваясь к фэйри.
Тот пожал острыми плечами.
Август посмотрел на Аэлло. Длинные светлые кудри разметались, к лицу вернулись нежные краски, на щеках пролегли длинные тени от ресниц. Аэлло чему-то нахмурилась во сне, а потом наоборот, улыбнулась. На щеках заиграли ямочки.
Одновременно с ней нахмурился и улыбнулся Август.
– Девчонка, – нарочито небрежно сказал он Бруни и снова уставился на костер.
Бруни продолжил смотреть на него долгим, немигающим взглядом.
Глава 32
Легкий, почти неуловимый взмах крыльев, и лучи солнца безжалостно впились в незащищенную кожу. Аэлло стиснула зубы и подняла руки, закрывая лицо. Еще совсем немножко, а то не так высоко получится…
Все, дальше никак. Теперь осторожно перевернуться, а крылья широко расправить, превращая в мечи, что режут пространство.
Мир внизу большой и незнакомый, нечасто смотришь на него с такой высоты. Распахнув глаза пошире, чтобы все-все увидеть, Аэлло соскользнула с огромной воздушной горки, визжа от восторга.
Дыхание ветра ударило в лицо, заменяя собственное. Сердце уже не просто колотится, оно заняло всю грудную клетку.
– Да! – кричит Аэлло, падая в объятия вечного возлюбленного. – Да!
Ради этих моментов, ради этих объятий стоит жить! Только ради них!
Когда-то давно, в первый день испытания крыльев новая сестра Аэлло принесла клятву: каждый взмах крыльев, каждый вздох, каждый взгляд в небо посвящен ему.
И ветер благосклонно принял клятву маленькой белокурой гарпии, принимая ее в свои объятия. И в награду за преданность подарил ей этот мир. Огромный, чистый, прозрачный – ей одной.
Аэлло перевернулась в воздухе, тряхнув кудряшками, еще раз и еще, закружилась, и принялась по спирали спускаться к самому сердцу Ожерелья.
Кожа горит, словно она упала в костер!
Аэлло подняла к глазам руку – красная, вся в пупырышках, и еще ее бьет озноб!
Как всегда, когда взлетаешь высоко-высоко, к поцелуям солнца.
Выше нельзя – там лучи солнца становятся совсем острыми и ранят, подобно огненным стрелам. Но если ниже – горка получится не та.
А тетя все равно будет ругаться. Опять будет говорить о безголовости Аэлло, опять учить ум-ности, и сетовать на глупость. Но все равно! Оно того стоит! А ожоги… Что ожоги! Сестры приложат к ним синюю водоросль.
Дара опять скажет:
– Аэлло, ты сердобольная сестра, но только не для гарпий, а для ихтионов! Сестры обвивают руки ветвями, а ты синей водорослью.
И тетя Келена будет смеяться, обязательно, она не выдержит, она никогда не злится всерьез.
Аэлло взмахнула крыльями, принимаясь скользить по прямой.
Бусины островов стремительно взмыли навстречу, увеличиваясь с каждым мигом. Но почему они не разноцветные, почему черные? Словно не Аэлло поднималась к Солнцу, а они, и потому обгорели.
Вот до Аэлло донесся запах выжженной земли и горелых перьев.
Запах беды.
Она опустилась на ближайший остров, и в воздух взметнулось целое облако пепла.
Черные обрывки медленно кружат в воздухе. Здесь был сад! Здесь сердобольные сестры выращивают целебные травы!
Выращивали…
Где они? Где все? Черное… Кругом все черное!
И ни души.
Аэлло взмахнула крыльями, взлетела, метнулась к следующему острову.
Над ним тоже вьется черная пыль. Еще один! Еще! Везде пусто.
Что произошло?
Почему она не помнит?!
Словно обезумев, Аэлло принялась метаться между островами.
– Тетя?! Дара?! Кто-нибудь! Отзовитесь!
Аэлло взмыла над Ожерельем, чтобы уловить хоть одну песню ветра. Но он молчит.