Аэлло помолчала.
– Ты уже говорила, что гостила здесь раньше. И выбралась, – напомнила она дрогнувшим голосом.
– На меня не охотились всем селением, – сухо ответила Брестида.
Глаза Аэлло постепенно привыкали к темноте, и вглядываясь в место, откуда раздается голос амазонки, гарпия стала понемногу угадывать силуэт. Брестида сидит, как и она, опираясь спиной на стену, обхватила колени руками. Аэлло обтянула подол платья, кутая в тонкую ткань ступни в сандаликах. Не ахти какое спасение от холода, видали и потеплее, но помогает обмануть себя. Веришь, что ноги укрыты и от этого должно быть теплее, и как будто, так и становится. Брестиде хуже – ноги, руки, живот – голые. Даже в темноте, где силуэт амазонки только угадывается, видно, как сильно она дрожит.
Аэлло выпластала из-за спины крылья – перья от сырости тяжелые, набухшие, неприятно топорщатся на покрытой пупырышками кожице. Придвинулась к амазонке вплотную, так что оперлась на горячее, словно выточенное из железа, бедро, накрыла голые ноги крылом.
– Это еще зачем? – пробубнила амазонка, невольно придвигаясь ближе, стараясь полностью спрятаться под крылом гарпии, что в общем-то непросто, учитывая отсутствие маховых, самых больших перьев.
– Ты же голая, – резонно заметила Аэлло. – Знаю-знаю, набухшие от влаги перья не то самое шерстяное покрывало, о котором мечтаешь в подобных условиях… Но при отсутствии ветра и сквозняк сойдет.
Амазонка пробурчала что-то о том, что секунду назад она и о таком не мечтала.
Аэлло осмелела и сказала:
– Если немного отклонишься от стены, просуну второе крыло. Стена жуть какая холодная… Хорошо бы, чтобы к завтрашней охоте никого из нас не скрючило.
Амазонка сдавленно выругалась, когда Аэлло напомнила об охоте, но послушно отклонилась. Не смогла сдержать стон, когда между покрытой ссадинами спиной и холодной шершавой стеной скользнуло теплое крыло.
– Больно тебе? – сочувственно спросила Аэлло, вспоминая, как амазонка не дала ее выпороть на суде. Аэлло сглотнула.
– Ерунда, – пробурчала амазонка. – К чему, вдруг, такая забота?
– Боюсь, татуировки застудишь, – серьезно ответила Аэлло и обе коротко расхохотались.
Какое-то время молчали. Брестида дрожала, согреваясь, гарпия задумчиво хмурилась.
– Что они значат? – спросила, наконец, гарпия. – Твои татуировки?
Брестида помолчала, словно собираясь с мыслями, и ответила:
– Это древние письмена. То есть письменами они были когда-то очень давно. В далекой… далекой-далекой древности… сейчас это узоры моего клана. Нашим принцессам по достижению двенадцати лет наносят на бедра два знака: щит и меч. Случается, раньше случалось, – поправила она себя, – кочевники воровали детей, но по этим знакам всегда можно опознать особу королевской крови. Крови королевы амазонок.
Аэлло придвинулась ближе, обняла Брестиду за талию, положила голову на плечо. Та замерла, но только на миг, спустя секунду тоже обняла худенькое тело гарпии, и продолжила рассказ.
– Я не королевской крови, – тихо сказала Брестида. – Как ты говоришь, простолюдинка.
Она хмыкнула.
– Мать моя была шаманкой, но она умерла так давно, что я ее не помню. Иногда я вижу ее во сне, но в лицо словно бьет яркий солнечный свет, поэтому его не видно. В огненно-рыжих локонах, рассыпанных по плечам, что струятся до самой земли, вплетены пестрые перья, отчего женщина кажется диковинной птицей. В детстве нам рассказывали сказки по калавинок. Когда я была маленькой девочкой, почему-то уверена была в том, что матерью моей была сказочная калавинка, которая не умерла от стрелы подлеца, а улетела на небо, где ей самое место.
Брестида замолчала. Аэлло подумала, что амазонка не проронит больше ни слова, но она продолжила рассказ. Голос амазонки словно подернулся пеленой тумана – стал глухим и вкрадчивым.
– В детстве меня отдали на обучение шаманке, королева решила, что я должна продолжить дело своего клана. Но я была одержима только лошадьми и стрельбой из лука, поэтому постоянно сбегала из шатра. Правда, меня всегда можно было найти на пастбище… но найти не значит поймать, – добавила она лукаво.
– Ты хорошо стреляешь из лука, – сказала Аэлло.
– Хорошо? Ты называешь это – хорошо? Тогда ты и половины не видела!
– Чего не видела?
– Я стреляю без промаха, стоя на спине лошади! Не сидя, Аэлло, а стоя, причем на полном скаку! – похвасталась амазонка.
Гарпия присвистнула.
Амазонка фыркнула, довольная произведенным эффектом.
– Это что! – нарочито небрежным тоном сказала она. – Ты представь армию амазонок: все, как одна, стоят на спинах несущихся сквозь туман лошадей. Наши кони слушаются команд, что отдаются стопами на спинах. С древних времен мы не используем седел. А кожа на спинах лошадей очень нежная и чувствительная к малейшему касанию… Туман скрывает лошадей, поэтому неприятель видит только армию воительниц, издающих боевые кличи, что несутся верхом на степном тумане.
Она коротко рассмеялась.
– Так и рождаются легенды о демоницах степей… Ты спрашивала о татуировках – на моем теле ритуальные узоры шаманок и роспись воительниц.
– Должно быть впечатляющее зрелище, – пробормотала Аэлло. – Я не об узорах, а о твоих сестрах, что скачут в седле стоя и стреляют из луков.
– Поверь, это лучше видеть, – самодовольно сказала амазонка.
– Непонятно, как у вас вообще могли остаться враги, – продолжила рассуждать Аэлло, хмурясь. – Я про сагатов сейчас…
– Как будто я не поняла, – хмыкнула амазонка.
Она помолчала и сказала:
– Ящероголовые хорошие воины. При всей своей ненависти к ним мне нечего сказать плохого об их воинских умениях… Другое дело, что они претендуют на наши земли. А Лесостепье издревле принадлежит амазонкам.
– Чудно, – подумала Аэлло вслух. – Готова побиться о заклад, что сами они говорят то же самое, мол, это вы претендуете и все такое…
Брестида не ответила.
– Ты говорила, что была здесь уже, – сказала Аэлло. – В Сагатии.
Брестида хранила молчание. Даже фыркнула, показывая, что не собирается отвечать. Аэлло не собиралась униматься. Она тихонько засопела, словно обдумывала свои же слова.
Наконец, худенькое тело гарпии дрогнуло, крылья затрепетали, поднимая ветер.
– Тебе кто-то помог выйти? – осенило Аэлло. – Выйти отсюда, из Сагатии?
– Аэлло, перестань, – попросила Брестида. – Все равно я ничего не скажу.
– Расскажешь! – уверенно ответила Аэлло. – Ночь долгая.
– О чем? Что ты жаждешь услышать?
– За что сагаты так ненавидят тебя?
– Сагаты и амазонки – древние враги, – ответила Брестида. – Древнее некуда.
– Но к тебе у них особые счеты? – не отставала Аэлло. – Если бы им попалась другая амазонка, они просто убили бы ее? Так ведь? Я права? Ну скажи, я же права?
– Ты хочешь быть правой или знать правду? – ехидно спросила амазонка.
Брестида замолчала, но Аэлло не так просто было сбить с толку.
Поплотней обняв амазонку крыльями, гарпия спросила:
– И как так случилось?
Поскольку Брестида не отвечала, Аэлло продолжила рассуждать вслух:
– Думаю, это как-то связано с тем сагатом, о котором здесь говорят. Тем самым, которого ты убила. Да? Брести-ида-а! За кого тебе мстят сагаты? За кого убили твою сестру? Миру, кажется? Вряд ли он был простым воином… Кажется, он был сыном Уля, атамана. Старшим, и, наверно, горячо любимым, если это слово вообще применимо к сагатам. Крас. Его звали Крас. Ты пробралась сюда, чтобы убить его? Или он оказался в землях амазонок?
Аэлло замолчала, думая, чтобы еще сказать, когда Брестида вдруг заговорила. Голос ее превратился в едва различимый шепот, глухой и какой-то надрывный. Брестида даже дышала тяжело, словно каждое слово давалось непосильным трудом.
– Он был самым красивым мужчиной из всех, кого я встречала. И моим врагом.
Опасаясь, что Брестида вновь замолчит, Аэлло затараторила:
– Ты поэтому его убила? Или все-таки чтобы завладеть Талисманом, как говорили сагаты?
– То, что произошло между нами, дало мне право его убить, – глухо проговорила Брестида. – Ты еще ребенок, Аэлло. Ты ничего не понимаешь в человеческих отношениях. Во взрослых отношениях… Ты не поймешь. Ты… Зря ты увязалась за мной, и погибнешь тоже зря. Тебе надо жить. Хотя бы ради того, чтобы узнать, как это…
Аэлло насупилась. Брестида продолжала:
– Хуже нет, когда даришь сердце врагу! Если это произошло, у тебя остается два пути: убить его или умереть самой.
– Не спрашиваю, что ты выбрала, – сварливо протянула Аэлло.
Брестида вздохнула.
– Амазонкам нужен Талисман. Очень нужен, Аэлло. Иначе почему отряд из сорока человек, что королева отправила, чтобы убить меня, поступил в полное мое распоряжение и сейчас охраняет Цитадель?
– Строф-адский вихрь! – вырвалось у Аэлло.
– Именно, – согласилась с ней Брестида, понимая, что гарпия выругалась.
Какое-то время молчали обе. Первой не выдержала Аэлло:
– Глупости… Как это – отдать сердце врагу? Строф-адский вихрь! Разве к врагу можно чувствовать что-то, кроме желания умыть руки в его крови?! Когда я встречу Анакима, нефилима, чью метку ношу на себе, я вспорю ему брюхо, выпущу кишки, буду долго смотреть, как они пузырятся на воздухе, вырву его сердце своими руками, я…
Гарпия замолчала, задохнувшись.
Снова молчали обе, только на этот раз молчание гарпии было злым, а амазонки – удивленным. В тишине раздавалось яростное биение сердце юной гарпии.
Наконец, Брестида сказала:
– Пока тобой движет ярость, Аэлло, ты уязвима. Пока ты уязвима перед противником, он властвует над тобой. Пока он властвует над тобой, ты проигрываешь.
– Я проиграла, – добавила она так тихо, что гарпия не услышала.
Аэлло засопела. Она готовилась что-то возразить, когда из темноты раздалось:
– Вот-вот, слушай ее побольше, калавинка, и когда-нибудь станешь такой же бессердечной гадиной, как эта тварь.