Брестида даже глаза закатила, но в темноте этого никто не увидел.
– Выжить на завтрашней охоте!
Аэлло и Семко промолчали, но оба вздохнули.
– А чтобы выжить, надо хоть немного отдохнуть и набраться сил. Поэтому спите уже, – недовольно буркнула Брестида, и добавила: – дети…
Вскоре раздалось тихое посапывание, которое вскоре прервал тихий голос Семко.
– А ты правда отдала Красу сердце?
Темнота зарычала голосом Брестиды.
Глава 22
– Аэлло, – раздался тихий, вкрадчивый голос.
Аэлло даже представить не могла, что у Брестиды может быть такой голос.
– Аэлло… вставай же! Скоро за нами придут.
Гарпия сонно заморгала и принялась тереть глаза.
– Тут непонятно, ночь или уже утро, тьма такая, что хоть сама на скале раскладывайся, – пробурчала она. – Б-р-р… и холод! Нет ли какого старого тряпья? Можно совсем-совсем древнего, даже сырого… Чтобы вызвать огневушек.
– По-моему, там что-то было, в углу…
Чиркнув пару раз чешуйками, гарпия осмотрелась. Между пальцев Аэлло закачался зевающий огневичок. Тут же начал трястись в холодной сырости подвала, даже колпачок натянул чуть ли не по пояс.
В углу, в который указывал Семко, нашлись почти истлевшие обрывки одежды и чьи-то кости. Аэлло пришлось постараться, чтобы уговорить огневичка принять сие в виде подношения. Но когда дух огня, оскорбленный в лучших чувствах к некой сестре ветра все же снизошел, гарпия, амазонка и сагат немного согрелись, подставляя огню то один бок, то другой.
– Обувай чирики, – сказал парнишка Аэлло, разуваясь. – Прямо поверх своих пинеток натягивай.
– Что? – не поняла Аэлло.
– Чирики, говорю, обувай, – сказал Семко.
– Это так называется?
Аэлло принялась рассматривать предложенный обуток. Узкие носы, ремешки крепятся к ногам. Длинные ножки Аэлло можно обмотать до колен и даже чуть выше. Похожая обувь на Брестиде.
– Они мягкие, но прочные, – сказал Семко.
– Он прав, – сказала амазонка. – Нам много бегать придется. Запомни: ни в коем случае не поднимайся в воздух. Они отличные лучники. Лучше только амазонки.
Семко фыркнул, но ничего не сказал.
Стараясь не думать о том, как сильно хочется есть и пить, Аэлло переобулась, ощутив, как ноги сразу согрелись.
Сверху образовался четырехугольник из света и в него, по очереди, заскользили сагаты на веревках. Вооруженные до зубов, одними руками держатся за веревки, в других короткие кинжалы. Но Аэлло с Брестидой, отступившие к стене, все равно принялись драться.
Амазонка кувыркалась через голову, подныривала под жадные руки, била сзади. Аэлло берегла крылья, усилием воли удерживая их у спины. Тоненькая, юркая, она увернулась от протянутых рук, принялась наносить удар за ударом. О том, что она не будет принимать боевую форму в подвале, они с Брестидой условились заранее.
Здесь – численное преимущество врагов, к тому же они в самом центре сагатского селения. А в лесу – кто знает?
Гарпия и амазонка дрались самоотверженно и отважно, но на веревках спускались новые воины, и вскоре Аэлло с Брестидой оказались наверху.
Свет, пусть и прозрачный, предрассветный, больно ударил по глазам, и гарпия зажмурилась.
Рядом заскрипела зубами амазонка, но гарпия не успела понять, что послужило тому причиной – на голову натянули черный мешок. Ткань пахла пылью, сырыми лежалыми овощами и землей. К горлу подкатил спазм, и не будь она голодна, спазм перешел бы в тошноту.
Чьи-то руки подхватили ее, словно весит не больше перышка, забросили в седло. Аэлло поняла это, когда сильно ударилась ребрами о переднюю луку. Конь под ней и всадником захрапел, загарцевал, принялся рыть копытом землю.
К запаху земли и овощей примешался запах конского пота, и дышать стало практически невозможно. Гарпия ощутила, как сознание медленно покидает ее, когда конь прыгнул, понесся, взяв с места в карьер.
Сквозь плотную ткань мешка Аэлло слышала причмокивания, крики, улюлюканье. По свисту она поняла, что сагат подгоняет лошадь, бьет по крупу хлыстом.
Эта мысль пронеслась быстрее лошади, на которой ее везли таким варварским способом. Других мыслей не было из-за сильной боли в ребрах. Аэлло подпрыгивала, лежа ничком в седле и стискивала зубы изо всех сил, чтобы не орать от боли. Она почувствовала, что именно этого и добивался сагат, и решила сдерживаться, пока возможно.
Словно издалека раздалась ругань Брестиды. Амазонка осыпала «презренных ящероголовых» грязными ругательствами, но вскоре ее визг стих. Аэлло поняла, что Брестида была права – их решили разделить, чтобы выслеживать по отдельности.
Боль, удары по ребрам, взлет над седлом, на которое неумолимо возвращает чья-то рука – мир превратился в череду боли и ее ожидания.
Крики и улюлюканье сотен голосов остались позади.
Наконец, Аэлло вышвырнули из седла, и гарпия застонала, покатившись по земле.
Когда земля содрогнулась от ударов лошадиных копыт, она принялась дергаться, пытаясь откатиться подальше от сагата, который решил должно быть, затоптать ее. Пару раз удалось перевернуться, когда ударилась спиной обо что-то твердое. Дернулась еще раз, и поняла, что упирается спиной в камень.
Оглушительное ржание и стук чего-то тяжелого прямо над головой подсказал ей, что конь встал на дыбы и молотит ножищами прямо над ней.
«Он решил не ждать охоты, – поняла Аэлло. – Он затопчет меня сам».
Она дернулась, пытаясь сложиться пополам, и стоило ее голове переместиться, как где-то рядом что-то тяжелое ударилось о землю.
– Это тебе за Стата, дрянь! – раздалось сверху.
– Эй! – крикнула Аэлло, и ее голос из мешка прозвучал глухо. – Разве ты не должен развязать меня, чтобы дать уйти? Разве не в этом смысл охоты?
Ей удалось еще раз приподняться, чудом перекувырнуться через камень.
Удар копытом о булыжник оказался таким звонким, что Аэлло почти увидела, как подкова высекла искру.
Издалека раздались крики. Аэлло не разобрала, что прокричали.
– Ладно, черт с тобой, – выругался тот, что хотел затоптать ее. – Все равно скоро сдохнешь.
Он заскакал обратно. Вскоре земля перестала сотрясаться от ударов. Аэлло покрыла кожу рук стальными чешуйками и принялась призывать духов огня. Пальцы онемели, не слушались. Наконец, с пятой попытки, она поняла, что получилось. Прожорливый огневик заглотил веревки, сковывающие руки, облизнув заодно и кожу гарпии. Аэлло покатилась по земле, прогоняя огневика.
Села, стянула мешок. Повертела головой – перед ней степь, у горизонта видны фигурки людей на лошадях, с иглами копий и булавками мечей. Они кажутся маленькими отсюда, но зато их так много!
Прямо за спиной гарпии стена непроходимого леса. Как ни всматривалась вдаль, вправо, влево, выискивая глазами Брестиду, ее не было видно.
– Плохо, плохо, как же все плохо! – пробормотала гарпия под нос. – Если какой-то бешеный сагат решит поквитаться с ней, как со мной, не дожидаясь охоты, пиши пропало. Амазонка не умеет трансформироваться, и вызывать духов огня тоже не умеет! Строф-адский вихрь!
Аэлло поморщилась, оглядев волдыри на коже, оставленные жадным языком огневика, и ринулась в лес, под спасительную сень деревьев.
Лес ударил в ноздри сыростью, ноги тут же утопли в прелых листьях. В отличие от лесов, окружающих Цитадель, здесь деревья какие-то враждебные. Невысокие, кряжистые, тянутся уродливыми ветками к непрошенной гостье, надеются задержать до приближения охотников.
Аэлло вздрогнула, трансформируясь. Тело гарпии покрылось чешуйками, враз потяжелело. Движения стали медленными, плавными, словно Аэлло движется под водой.
С минуту наслаждалась ощущением собственной неуязвимости. Затем, шумно вздохнув, приняла обычный вид. Стальная, почти непробиваемая чешуя – это хорошо, но быстро передвигаться в таком виде, будь то небо или земля, очень сложно. А когда отовсюду свисают уродливые ветви, снизу поднимаются коварные корни и коряги, и вовсе невозможно.
Стиснув зубы, Аэлло принялась продираться сквозь листву, ветки, колючий кустарник.
Где-то вдали залаяли собаки. Аэлло часто заморгала, закусив губу.
Когда поняла, что от страха забыла все то, что Брестида говорила ей об охоте, похлопала себя по щекам, потрясла головой.
– Вода – мой лучший друг, вода – мой лучший друг, – пробормотала гарпия, силясь понять, как ей поможет эта информация, когда воды здесь нет и близко.
Лай собак раздался ближе, Аэлло показалось, что от грохота копыт дрогнула земля.
Гарпия побежала, не разбирая дороги, через лес, обдираясь о колючки, оставляя обрывки платья на ветках. Сколько она бежала – минуту, час, полдня – неизвестно, время сжалось до размеров мгновения. Вот ветка, под ней нужно проползти. Вот вырванное с корнем дерево, его надо перепрыгнуть. Вот яма, ее нужно обогнуть. Вот относительно ровный участок, его нужно пробежать.
По привычке мерить время и пространство бусами, гарпия представляла, что нанизывает на нить-время ветки, что пытаются выцарапать глаза, кочки, коряги, что ловят за ноги. От длины бус, что ей удается нанизать, зависит и ее жизнь.
Лай за спиной стих, но Аэлло не останавливалась. Продравшись сквозь густую поросль кустарника, она слишком поздно заметила, что оказалась на краю оврага.
Нога подвернулось, и неловко кувыркаясь в воздухе, гарпия обрушилась вниз. Распахнула крылья, раздраженно захлопала ими, надеясь прервать падение, но было поздно. Аэлло по горло оказалась в холодной жиже.
– Вот тебе и лучший друг, – пробурчала гарпия и попыталась достать из воды руки. Не удалось. Руки попросту не послушались, а где-то там, внизу, где оказались ее ноги, жадно чавкнуло. Вода, изначально достигающая груди, медленно и неумолимо приблизилась к горлу.
– Брестида! – прокричала Аэлло, и словно в ответ на ее крик где-то вдалеке раздался протяжный гуд трубы.
– Нет! – закричала гарпия, срывая голос. – Нет!
Брестида говорила, что трубят, когда загонят добычу, а когда убьют, и бьют в гонги.