Из селения выходили тихо, на цыпочках. Пак провел по узкой тропинке, «как раз между дозорных», с его слов. Вороная кобылка Брестиды и конь Аэлло нашлись на краю селения. Брестида не удивилась, увидев лошадей, подозвала свою свистом, из чего Аэлло сделала вывод, что о том, что Пак выведет лошадей из общего стойла, они с амазонкой условились заранее.
Около бурливой, но узкой и неглубокой речушки Пак остановился, чтобы пожелать удачи.
Амазонка скупо кивнула наемнику, первая разулась и пошла вброд через реку. Вороная кобылка потрусила за ней, недовольно фыркая и помахивая хвостом.
Старый наемник с сожалением посмотрел вслед амазонке, после чего быстро чмокнул Аэлло в макушку, развернулся и пошел прочь.
Сердце Аэлло болезненно сжалось. Глядя в спину папаши Пака, она думала, увидит ли его снова. Отчего-то захотелось догнать его, сказать, что благодарна за помощь, и еще раз сказать спасибо, и еще раз предостеречь насчет мага.
– Аэлло! – крикнула Брестида с другого берега. – Мы спешим!
– Чурка бесчувственная! – вырвалось у гарпии.
Крылья за спиной распахнулись, и через несколько секунд она уже стояла рядом с Брестидой. Хмуро пробурчала, что готова, но Брестида, поджав губы, посмотрела куда-то за ее плечо.
Обернувшись, Аэлло увидела своего коня. Тот стоит, переминается с ноги на ногу, не решается зайти в воду. Пришлось снова перелетать через речку, разуваться, подвязывать платье у пояса и переводить глупое животное вброд.
Стоило ступить в воду, как дыхание перехватило от холода, лишь мысль, что может в любую секунду взлететь над этой пыткой, позволила добраться до берега. Когда вышла из ледяной воды, кинуло в жар, от стремительно краснеющей кожи пошли клубы пара.
Стараясь избегать встречаться взглядом с амазонкой, быстро обулась, развязала узел на бедрах. Тонкая ткань платья заструилась по ногам. Аэлло прислушалась к ощущениям в крыльях и скривилась – перья отросли недостаточно для длительного полета, нужно потерпеть еще хотя бы полдня.
Не говоря ни слова, она подхватила повод коня, цокнула языком и принялась первая взбираться на пригорок, прямо в непроходимую чащу. Судя по хрусту веток сзади, амазонка следовала за ней.
Ехали верхом, спешивались, обходили ямы и могучие, вырванные с корнями деревья, снова забирались на спины лошадей, снова спешивались. Время исчезло, осталось только боль и дрожь в натруженных ногах и чувство грядущей по пятам беды.
Через несколько часов молчания, когда дорога из непроходимой стала сносной, Брестида, которая ехала впереди, обернулась.
– Аэлло, ты чего? Что не так?
Гарпия хмуро уставилась на амазонку и скривилась, словно у нее болит зуб. Амазонка повторила вопрос, пристально вглядываясь в лицо юной гарпии. В зеленых кошачьих глазах искреннее участие, между изящных бровей пролегла морщинка.
– Все слава ветру, – буркнула Аэлло в ответ.
Амазонку такой ответ не устроил.
– По-твоему, я не вижу, что ты дуешься? Идешь, нахохлившись, даже коня не боишься. Ругаешься себе под нос, меня сзади глазами насквозь прожигаешь. Что случилось-то?
– Думаю, – ответила Аэлло таким тоном, что амазонка заморгала.
– О чем?
– О тебе! – взорвалась Аэлло. – О том, какая ты бесчувственная! Ты же папаше Паку слова доброго на прощание не сказала, а знаешь, как он тебе вслед смотрел?
Брестида оторопело замолчала.
– Я попрощалась, – начала было она виноватым тоном, но Аэлло уже «понесло».
– Попрощалась она! Да глыба льда на верхушке горы теплее, чем ты! Человек, между прочим, жизнью своей пошел рисковать… Можно подумать, за твое «прощайте»!
Брестида нахмурилась.
– Аэлло, я тебя не понимаю… Мы же спешим, и мы тоже рискуем жизнью, если ты помнишь. Нам нужно как можно быстрее добраться до Цитадели! Ихтионы не подозревают о вторжении мага с Рубиновым Трезубцем! И хранители ничего не знают… Цитадель в опасности…
– Ты свою холодность и бесчувственность оправдываешь заботой о других! – вспылила гарпия.
– Я?! – изумилась амазонка. – Да это ты не думаешь ни о ком, кроме себя! Почему другие должны вести себя так, как тебе этого хочется? Что, по-твоему, я делаю не так? Нет, не отвечай! Я все делаю не так! Да?! Ты так считаешь? Аэлло! Люди не пешки на шахматной доске, они не обязаны вести себя, согласно твоим представлениям о них!
– Что значит, не пешки? На какой еще доске? Что ты мне зубы заговариваешь?
– Есть такая военная игра, шахматы, – отмахнулась Брестида. – Амазонки с их помощью обучаются стратегии ведения боя. Но ты не слишком усердствуй, чтобы понять. Для этого разум нужен.
Аэлло даже над седлом поднялась от возмущения. Конь покосился на взлетевшую над ним гарпию, но продолжил путь.
– Что ты сказала?! – прокричала Аэлло сверху, делая круг над Брестидой. – Разум?! Значит, я мало того, что тупая, так еще не думаю ни о ком, кроме себя? Значит, это я думаю только о себе?
Она опустилась на землю, преграждая лошади Брестиды путь. Та недоуменно оглянулась на наездницу.
– А о ком ты думаешь? – окрысилась Брестида, спрыгивая с седла. – О Селине? Об ихтионах? О хранителях? О сагатах, что пьет маг?
– Я смотрю, ты много о сагатах думаешь! – приблизившись к самому носу Брестиды, задиристо выкрикнула Аэлло. – Как бы стереть их вообще с лица земли! И ты все время чего-то не договариваешь, скрываешь! Может, ты вообще в сговоре с этим магом!
Она возмущенно захлопала крыльями и засвистела.
Свист оборвался, гарпия часто заморгала и уже менее уверенно произнесла:
– А я… Я думаю о других… Я думаю… Об Эвриале…
Брестида поджала губы.
– Ты думаешь об Эвриале, потому что она твоя подруга. Ты думаешь об этом наемнике, потому что он твой друг. Но мир не делится на друзей и врагов, Аэлло! От того, что человек твой друг он не становится более ценным, чем другие! Это же азы для правителя. Как ты этого не понимаешь!
– Вот! – завопила гарпия, вытаращив глаза. – Вот ты себя и выдала! Ты мне завидуешь, потому что я – наследница, а ты – никто! Просто татуированная простолюдинка!
– Хорошо, Аэлло, – устало согласилась Брестида, приглаживая непослушные рыжие пряди. – Давай сойдемся на том, что я тебя завидую. Я смотрю, с тобой бесполезно говорить. Ты еще ребенок. И если уж на то пошло, и мы заговорили о твоем друге, папаше Паке… Послушай совета взрослой женщины: если ты кому-то нравишься, это не делает тебя обязанной.
Аэлло часто заморгала. В другой ситуации под словами амазонки она подписалась бы обеими руками. От того, что амазонка абсолютно права, и, что хуже, от того, что Аэлло и сама считала также, гарпия скрипнула зубами и нахохлилась еще больше. Признать поражение не позволяла гордость.
– Конечно, – пробурчала она ехидно. – Ни к чему не обязывает. Ты – сердцеедка бесчувственная, вот ты кто! Подумаешь! Велика невидаль понравиться мужчинам, которые женщин в своих походах вообще не видят, вываливая, все что у тебя есть, напоказ!
Брестида недоуменно проследила за взглядом гарпии, и в итоге уставилась на содержимое своего декольте.
– Ну знаешь, Аэлло, – прошипела она. – Это уже слишком! Амазонки не носят платьев, как всякие там изнеженные принцессы! Да, мы не скрываем своего тела! Но не из-за распущенности, а от того, что одежда мешает в бою! Когда другие путаются в юбках, что задираются выше головы, мы бьемся, понятно тебе?!
– Конечно, понятно, – согласилась Аэлло. – Чего ж тут непонятного? Понятно, что ты выставляешь себя напоказ и слывешь красавицей из-за своей доступности! Хоть внутри холодна, как ледышка! Строф-адский вихрь! Хорошо, что я не такая! Я никогда так вызывающе не оденусь! И знаешь, что?! Не смотря на мое скромное платье, на меня Август смотрел, так только на ветер смотрят! А малыш Семко, тот вообще калавинкой звал… Тебя, лошадь ты рыжая, никто калавинкой не звал никогда, то-то ты и бесишься! Все только на круп твой пялятся, потому что пялиться там больше не на что!
Брестида взлетела на спину лошади, словно за спиной у нее крылья, цокнув, скрылась среди деревьев.
Конь Аэлло помчался следом, и пришлось запрыгивать в седло налету, благо животное решило смириться с чем-то пугающе-хлопающим за спиной у новой наездницы.
Продираясь вслед за амазонкой сквозь лес, Аэлло скрежетала зубами и размазывала по лицу злые слезы. На душе скребли грифоны от того, что обидела амазонку. Ни за что. Просто так. Если бы у Брестиды были крылья, пусть даже совсем маленькие, пусть даже обрывки за спиной, как фэйри Бруни… Если бы Брестида была крылатой, Аэлло, не задумываясь, догнала бы ее, чтобы извиниться. Догнала бы и разревелась в три ручья.
Но крыльев у амазонки не было, и не будет, и Аэлло снова и снова вытирала мокрые ручейки, забывая про поводья.
– Я – наследница жемчужного престола, – повторяла она снова и снова. – Наследница никогда не будет унижаться перед бескрылой. Никогда. Не будет. Извиняться. Перед бескрылой.
Пелена в очередной раз застлала глаза и Аэлло спрятала лицо в ладонях.
– Вихрь меня дери! – простонала она. – Почему же мне так плохо? Еще хуже, чем когда была в плену у нефилимов?!
***
Легкий, едва уловимый порыв растрепал белокурые кудри и понесся дальше, шурша листвой. Запах ветра наполнил тело, ощущение легкости высушило слезы. Аэлло ощутила себя всемогущей, словно не ехала верхом на пахнущем травой и сеном животном, обдираясь о свисающие ветки, а парила на тепловых потоках над пропастью. Она принялась вертеть головой, но взгляд натыкался только на серые, покрытые рваными лишайниками стволы, на зеленый шуршащий потолок, на потревоженную лесную мелочь, нервно вспархивающую чуть ли не из-под копыт лошади.
– Ветер, – пробормотала она, ощущая приятную наполненность в крыльях. – Где-то рядом ветер. Много ветра.
Дыхание ветра унеслось куда-то вглубь леса и больше не возвращалось, но Аэлло уверенно ударила бока коня пятками, понуждая скакать быстрее.
Чем дальше она ехала, тем быстрее, стремительнее редел лес, и по глазам приятно бил свет.