Серая сосредоточенно изучала историю лесных эльфов, их восход, падение и возрождение, которое случилось совсем недавно и не без ее участия. Читала о солнечных — высокородных и самодовольных, но очень могущественных. Именно они впервые показали, к какой расе она относится. И Каонэль, как и любой остроухий, гордилась тем, что родилась эльфом, а не каким-нибудь человеком.
Еще в фолианте говорилось о темных эльфах. Но, если главы о лесных и солнечных занимают больше двух третьих книги, то о темных написано мало и в общих чертах.
— Темных эльфов не видели около пяти тысяч лет, — прочитала Каонэль вслух. — Они самые свирепые и властолюбивые из всего нашего рода. Наземные эльфы защищены от них лишь солнечным светом, ибо темные — обитатели недр, и яркий свет для них, словно нож. Но никто не должен испытывать судьбу, спускаясь в Великий Разлом. Встретить темного — великое испытание для любого эльфа.
Каонэль откинулась на резную спинку стула и повернулась к зеркалу наполовину стены. Она не походила ни на одно из изображений эльфов в этом фолианте.
С тех пор как в Цитадели стало относительно спокойно, серая всерьез занялась раскапыванием своей родословной. Правда, пока не продвинулась ни на шаг. Однако общего узнала очень много.
Поглазев на свою мраморно-серую кожу, желтые, как у совы, глаза, которые в ночи светятся фонарями, она вышла из покоев и поднялась по витиеватым ступенькам на вершину Дерева. Здесь, на смотровой площадке, которая одновременно служит местом прогулок и точкой приземления крылатых подруг, перебирает стрелы один из присланных Сильвирелом эльфов.
Завидев ее, он выпрямился и очень сдержанно кивнул.
— Я понадобился Хранителю? — спросил темноволосы эльф.
Каонэль сделала знак рукой, показывая, что тот может продолжать работать. Когда воин опустился на лавку и вновь взялся за стрелы, она проговорила:
— Скажи, почему о темных эльфах так мало известно?
По лицу темноволосого эльфа скользнула тень, уши вытянулись, будто приготовился к атаке.
— Не к вечеру о них говорить, ваше высокочестие, — произнес он.
— До вечера еще далеко, — отозвалась серая, глядя на ползущее к горизонту солнце. — В этом фолианте написано очень много. О солнечных, о лесных, о правителях. Но о темных очень мало. Даже слишком мало. И это странно.
Эльф провел пальцем по белому оперению и произнес:
— К сожалению, ваше высокочестие, я не так много знаю. Лишь то, что они невероятно сильны, ибо закалены жизнью в чертогах. Мне лишь четыреста двадцать восемь лет и не застал времен, когда они свободно выходили в ночи. Но отец нашего короля, Вардрасиэля Огненного, их застал.
Каонэль едва не охнула, но сдержалась, помня, что она Хранитель, а Хранителям в обществе полагается вести себя соответственно.
— То есть, — произнесла она сдержанно, — их все-таки видели?
Воин кивнул.
— Те, кому больше пяти тысяч лет, — сказал он. — Но такие эльфы ведут закрытую жизнь. Позволите спросить, почему вас заинтересовали именно темные?
Каонэль заправила за острое ушко прядь, которая на солнце серебрится по-особенному ярко.
— Не знаю, — честно сказала она. — Видимо, потому что о них почти не известно.
Правильные брови воина чуть сдвинулись, словно он прикидывает, говорить на эту опасную тему дальше или нет. Затем шевельнул ушами и произнес:
— Ходили слухи, ваше высокочестие, что в Великом Разломе что-то произошло.
Глаза эльфийки сверкнули, как два янтаря.
— Что?
— Не известно, — ответил темноволосый воин. — Ясно лишь то, что после этого ни один темный эльф не показывался ночью на поверхности. Многие решили, что они погибли. Но если спросить меня… Не думаю, что такая мощь могла бесславно пасть. Что-то случилось, это определенно, госпожа Каонэль. Однако я не верю, что темные эльфы погибли.
Уши серой невольно вытянулись, глаза засветились, будто готовится нападать, хотя вокруг тишь да гладь. Взгляд на секунду стал отвлеченным, будто находится где-то далеко за пределами Цитадели, воин тут же вскинулся и подхватил лук. Уши задергались, вслушиваясь в каждый шорох.
— Что-то нет так, ваше высокочестие?
Лицо Каонэль тут же приняло нормальное выражение, она потерла глаза и выдохнула — вокруг спокойно, как в огрином болоте. Она тряхнула водопадом серебряных волос и произнесла:
— Кажется, мне нужно отдохнуть. Нельзя столько читать об эльфах. Тем более, о темных.
В небе зашелестело. По звуку эльфы и так поняли, что это хлопает крыльями птеринг — только он делает такие паузы между взмахами. Но Каонэль все же подняла голову. Керкегор действительно неспешно летит от ее Дерева, словно до этого кружил над ним и подслушивал, хотя у птерингов слух — не самая сильная сторона.
— Нужно обезопасить резиденцию и с воздуха, — проговорила серая, глядя, как удаляется пернатая фигура.
— Даже от горгоны и гарпии? — уточнил темноволосый эльф.
Каонэль дернула самыми кончиками ушей.
— С ними мы дружим, — сообщила она. — Но даже в этом случае надо сделать какой-то ключ, пароль… Не знаю. Птеринг вроде умный, но у меня от него затылок теплеет. Чую, он тот еще гусь. Все время порхает, высматривает. На днях с самого утра в башню к мелкинду летал. Эвриала любит взмывать повыше, она все сверху видела.
Темноволосый воин-эльф уточнил:
— Эвриала, это маленькая, с белыми волосами?
— Нет, — отозвалась Каонэль. — Маленькая — это Аэлло, она гарпия. А Эвриала со смоляными волосами, горгона.
— В цитадели много крылатых, — заметил эльф.
Серая хмыкнула кивая.
— И некоторые суют клюв в чужие дела. Что очень утомляет.
— Позвольте сопроводить вас, госпожа Каонэль, — предложил воин. — Король Сильвирела мне отрежет уши, если с нашим Хранителем что-то случится.
— Ваш король очень заботлив, — отозвалась серая, направляясь к входу в Дерево.
— О, да, — согласился воин. — Хотя не со всеми.
Вельда пару мгновений таращилась на витиеватую клинопись, которая все еще подсвечена магическим сиянием осколка. Потом топнула так, что эхо разнеслось под своды и, ударившись о выступы, убежало в темноту коридора.
— Это все ты! — выпалила она полурыча, полувсхлипывая. — Ты затащил нас сюда! Я говорила! Говорила, надо вернуться! Какой во всем этом смысл? А теперь мы потерялись в самом опасном месте мира!
Глаза воржихи загорелись багровым, она взвизгнула и кинулась на Лотера, явно собираясь расцарапать ему лицо. Полузверь успел уклониться и, проскользнув под локтем, обхватил ее сзади.
— Ты чего? — спросил он в самое ухо. — Голодное бешенство? Уже второй раз кидаешься.
— Нет у меня никакого бешенства! — прорычала Вельда, дрыгая ногами и пытаясь выбраться.
При каждом взмахе разорванная юбка взлетает, обнажая крепкое загорелое бедро, которое Лотер успел заметить даже в таком неудобном положении. Но воржиха словно забыла о стыдливости, о Фалке, который смотрит на нее изумленными глазами и даже об опасности, которая может прийти из темноты.
Лотер сжал ее крепче, и Вельда застонала.
— Прекращай, — глухо сказал он над ней.
— Тебе наплевать на других! — не унималась воржиха. — Я ведь просила, просила… Нет, небе надо ломиться в самое сердце опасности. Подальше от Цитадели, где остальные Хранители!
— Дались тебе остальные Хранители! — огрызнулся полузверь. — Только и слышно от тебя, Цитадель, Хранители. Тебя сюда никто не звал, воржиха. Могла остаться там, в безопасности. Я предлагал.
Вельда взбрыкнула еще раз, но Лотер оторвал ее от земли, как пушинку, и воржиха сдалась, беспомощно повиснув у него в руках.
— Не могла… — проговорила она обреченно. — Не могла я остаться. Я должна была идти за тобой.
Смирение и покорность в голосе воржихи заставили Лотера ослабить хватку. Он опустил ее на пол и разжал объятия, а Вельда быстро отошла в сторону, так и оставшись к нему спиной. Полузверь хотел приблизиться, попытаться смягчить положение, но, заметив оторопелый взгляд звереныша, нахмурился и сказал:
— Надо двигаться.
— Куда? — спросил Фалк. — Мы даже не знаем направления.
— Направление тут одно, — отозвался полузверь, указывая в темноту, куда по стене убегает эльфийская вязь. — Куда-нибудь да выйдем.
Звереныш сделал несколько шагов к коридору и проговорил:
— Лучше бы наружу.
— И туда тоже, — согласился ворг. — Но мне надо найти виновников беспорядков и поотрывать головы. Не забывай, куда и зачем идем.
— Я-то помню, — протянул звереныш и покосился на воржиху, которая стоит возле камня, тише воды, ниже травы. — А чужачка твоя забыла.
Лотер повернулся лицом к темноте и потянул воздух. Здесь он оказался еще сырее, с землистым привкусом.
— Это ничего, — сказал он. — Привыкнет. Эх, Фалк. Законы стаи потому и работают, что вожак следит даже за мелочами. А это не мелочь. Если прознают, что где-то вожак не может порядок навести, придут и… сами наведут.
— Наведут, — согласился Фалк, тяжело вздыхая.
А Лотер закончил:
— К лешему таких помощников. Сами разберемся. И из этой дыры выберемся. Пошли, Вельда. Хватит слезы лить. Морщины появятся.
Воржиха быстро утерла щеки и шмыгнула носом. Лицо стало обиженным, будто она вовсе не ревела, а просто вытаскивала соринку.
Лотер не стал ждать, пока остальные соберутся с мыслями, и направился в темноту коридора.
Едва ступил из освещенного стенами зала во мрак, по коже прокатился озноб, какой бывает в тумане, когда мелкие капли облепляют тело. Полузверь по-собачьи встряхнулся и оскалился, нагнетая в себе ярость и смелость.
Несмотря на браваду перед воржихой и зверенышем, он ощущал смутную тревогу, которая исходит не только из глубины коридора, но и откуда-то из живота. Когда в нем протяжно заурчало, Лотер с облегчением выдохнул, решив, что это голод, который хоть и опасен, но зато понятен и знаком.
Фалк идет рядом хмурый, косится то на него, то на Вельду. Время от времени потирает бока и скребет пузо. Во мраке глаза иногда вспыхивают красноватым, но звереныш сжимает кулаки, дергая головой, и они вновь становятся темными.