Жены птеринга вскинулись, глаза округлились, они заохали, закудахтали, как обычные курицы.
— Тихо! — гаркнул Лотер. — Кто старшая жена?
Жены разом затихли, устремив на страшного и опасного полузверя испуганные взгляды. Та, что дальше всех, в самом большом гнезде и с красной накидкой на плечах, неловко поерзала.
— Я, — сказала она слегка клокочущим голосом.
Ворг прохрипел:
— Где муж твой?
— Не знаю.
— Говори, или разнесу ваше гнездовье, — пригрозил ворг. — А Керкегору скажу, что так и было. Пущай потом доказывает.
Старшая жена перепугано захлопала ресницами, клюв раскрылся, она проговорила дрожащим голосом:
— Не причиняй нам вреда. Мы лишь послушные жены своего мужа…
— Где он я тебя спрашиваю? — теряя терпение, вновь повторил полузверь.
— Не скажу… — едва слышно прошептала птерингица.
— Он к южному лесу Цитадели пошел, — донесся тонкий клокочущий голосок слева.
Лотер покосился в сторону. Обладательницей голоска оказалась совсем юная жена, перья еще блестят, глаза чистые, сама стройная, еще не успела раздобреть от постоянного высиживания. Старшая жена метнула на нее яростный взгляд, но молодая ответила ей с вызовом.
Полузверь покривился, ему меньше всего сейчас интересны бабские склоки птеринговых жен.
— А ну-ка сдвинься, — приказал он старшей жене.
— Зачем это? — тревожно спросила она.
— Подстраховаться хочу, — отозвался полузверь зло. — Сдвигайся, говорю. Иначе сам сдвину.
Он грозно посмотрел на птерингицу. Та нехотя, но все же пыхтя и сопя, как поросенок, а вовсе не изящная птица, отодвинулась к краю.
Перед Лотером возникло чистенькое, едва не сверкающее яйцо размером с кошку.
— Давно высиживаешь? — спросил он.
— Скоро вылупится, — отозвалась старшая жена нервно.
— Вот и чудненько, — сказал ворг и подхватил яйцо.
Едва он это сделал, платформу заполнил разномастный гвалт. Жены птеринга голосили наперебой, галдели, причитали и кричали. Держа яйцо подмышкой, Лотер метнулся к лестнице, старшая жена прокричала дурным голосом:
— Не погуби!
Ворг бросил в ответ, уже спускаясь:
— Это от вашего муженька зависеть будет.
Под всхлипы и рыдания он слез с платформы и помчался на юг цитадели. Там гномы трудились над новой таверной или чем-то очень похожим на нее. Когда пробегал мимо, рубаки даже перестали махать кувалдами, один крикнул остальным:
— У них там что, сегодня празднество какое? Пернатый туда, зверобаба туда. Теперь этот полузверь.
— Ежели так, чего мы тут молотками машем? — отозвался другой. — Надо тоже ну, это… Идти праздновать.
— С воргами? — изумился первый гном. — Лучше я молотом помахаю.
Когда гномы остались позади, Лотер преодолел оставшееся расстояние и ворвался в лес. Старательно принюхиваясь, среди смеси запахов земли, ягод, грибов и зверья он смог отличить тот, который теперь уже не перепутает ни с каким другим. Слегка мятный, приятный и притягательный, он был бы приятным, если бы не привкус предательства, который отдает оскоминой на зубах.
Лотер зарычал и ринулся по воздушному следу. Спустя несколько минут бега, до чуткого ворговского слуха стали доноситься голоса, он начал двигаться предельно осторожно — воржиха слышит и чует не хуже него.
— Слишком долго, — разобрал полузверь клокочущий голос Керкегора.
— Прости, — проговорила воржиха, и Лотер поморщился, крадясь, как дикий кот. — Возникли сложности.
— Ты должна была предупредить эти сложности. Все-таки мотивация у тебя весьма серьезная, не находишь.
Послышался сдавленный вздох.
— Ты ведь ничего не сделал? — взмолилась воржиха. — Я же выполнила твои условия.
— Еще немного, — хмыкнул претинг, — и я передумал бы. Где тебя носило?
— Говорю же, возникли сложности, — спешно стала объяснять Вельда. — После того как я всыпала ему в лицо порошок забвения, он должен был забыть свою Изабель и полюбить меня. А там я бы убедила его отдать мне осколок. Но что-то пошло не так. Порошок подействовал, я точно знаю. Только явились какие-то совершенно дикие ворги. Лотер ринулся выяснять, откуда опасность…
Лотер продолжал красться, не издавая ни единого звука и благодаря богов, что ветер не с его стороны, вслушивался в каждое слово.
— Ты должна была его вразумить, — пренебрежительно проговорил Керкегор. — Вернуть в Цитадель.
— Я пыталась, — продолжила нервно оправдываться воржиха. — Но он уперся. А еще это зелье Араона… Оно стало выводить из крови Хранителя все, что там находиться не должно. Я очень боялась, что он ее вспомнит прежде, чем успею все сделать.
— Но ты успела? — поинтересовался птеринг.
Даже не видя ее, полузверь учуял, как Вельда кивнула.
— Пришлось думать на ходу, — сказала она. — Но твое зелье порталов очень помогло. Не знаю, как бы я выбиралась из тех подземелий…
— Подземелий?
— Фалк погиб, а Лотер остался где-то в Великом Разломе, — упавшим голосом произнесла Вельда.
Птеринг что-то промычал, и в этом мычании полузверь уловил радость, перемешанную с тревогой. Он уже успел подкрасться так близко, что из-за листвы наблюдал за обоими. Воржиха стоит перед птерингом, опустив голову, словно не воржиха, а какая-нибудь рабыня из его гарема. Тот потирает подбородок и чешет гребень на макушке.
— Занятная ситуация, — наконец, произнес Керкегор. — Смерти я ему точно не желал, но, с другой стороны, так никто не хватится осколка. Ты ведь его принесла мне?
Вельда кивнула и потянулась к карману на юбке. Вынув оттуда блестящую пластину, протянула птерингу. Глаза того жадно сверкнули, он ухватился пальцами за осколок.
Этого Лотер уже не мог выносить. Хрустнув шеей, он вышел из кустов, скалясь, как медведь, и дыша, словно разъяренный буйвол.
Вельда побелела и оцепенела, так и оставшись с вытянутой рукой и держа осколок. Керкегор тоже замер, глаза округлились, а клюв раскрылся.
— Как интересно, — прорычал полузверь. — С каких это пор воржихи лижут пятки всяким драным петухам? Керкегор, какого клятого лешего тут делается?
— Лотер… — пропищала Вельда.
— Молчи, вероломная предательница, — рявкнул на нее полузверь. — Я могу понять, почему чужие ворги вели себя так. Они были не ворги уже, а приспешники Ильвы, мертвяки. Но ты, живая, здоровая и полная сил воржиха. И предала своих же. Вот этого я не понимаю.
В глазах Вельды заблестели слезы, губы задрожали, она было дернулась к Лотеру, но наткнулась на такой злой взгляд, что не посмела сдвинуться с места.
Взгляд же Керкегора оказался прикован к блестящему яйцу подмышкой полузверя.
— Отдай, — коротко сказал птеринг.
Оскал Лотера стал шире, он произнес хрипло:
— Только после того, как ты лично вручишь мне мою часть Золотого Талисмана.
Он видел, как сверкнули глаза птеринга, и какая мучительная борьба сейчас в нем идет.
Лотер добавил, немного успокаиваясь оттого, что управление ситуацией у него в руках:
— Оно того стоило? Вот это все. И только ради моего куска Талисмана? Прям не знаю, куда от такого внимания деваться. Всем нужен осколок, причем мой. Чудеса, да и только. Устроили тут охоту на полузверей.
Птеринг проговорил, продолжая глядеть на яйцо все тем же немигающим взглядом:
— Мы вымирающая раса, Лотер. С помощью мощи Талисмана мы сможем восстановить нашу былую славу. Вернуть наши земли.
— Старая песня, — рявкнул ворг.
— Ты не понимаешь, — произнес Керкегор клокоча. — Нас вытеснили в такие условия, где долго не выжить даже воргам. А мы выживаем. Но с каждым годом птерингов все меньше. Мои жены и жены других птернигов высиживают день и ночь. Думаешь, просто так? Каждое яйцо — на вес золота. Отдай его.
— Только в обмен на мой осколок, — отрезал полузверь.
Гребень из перьев на голове Керкегора поднялся, голова наклонилась, он как-то собрался, принимая боевую позицию. Лотер вытащил яйцо из подмышки и перекинул в другую руку. Пока оно летело, птеринг замер и задержал дыхание, с ужасом глядя, как его сокровище перемещается в воздухе. Лишь когда ворг поймал, Керкегор выдохнул и как-то осунулся, сразу став меньше.
Отвернувшись, он некоторое время молчал, словно о чем-то серьезно думал. Затем вновь взглянул на Лотера полными печали глазами.
— Бери, — сказал он и протянул осколок.
Керкегор не знал, что полузверь в жизни не причинил бы вреда птенцу, щенку или любому другому детенышу. Он даже брошенных недокормышей выхаживал, делая из них сильных зверей, с чем совершенно не соглашалась его родная стая.
Но, даже если бы он сейчас об этом рассказал, никто бы не поверил — вид у полузверя такой, словно только и ждет, чтобы накинуться на кого-нибудь и оторвать голову.
Он протянул яйцо, и они одновременно обменялись. Керкегор обнял невылупившееся дитя так, словно это уже младенец, а полузверь упрятал осколок в потайной карман.
— Если Совет узнает, будут разборки, — сказал ворг.
Керкегор кивнул.
— Будут, — сказал он как-то тоскливо.
— Я не хочу шума, — продолжил Лотер почти нормальным голосом.
Птеринг посмотрел на него с удивлением и даже каким-то уважением.
— Серьезно? — спросил он. — Не станешь жаловаться Главе на коварного птеринга, который умудрился своим великим умом выудить второй осколок?
— Чтоб я при всех признался, как меня обдурили? — отозвался полузверь. — Как-нибудь обойдусь. Но Теонард узнает. Он должен знать, от кого можно ждать такой подлости. Тебе что, мало того, что уже есть?
Птеринг вздохнул, теснее прижав яйцо к груди.
— Тебе не понять тоски и отчаяния исчезающего народа. Я пойду на все, чтобы сохранить свою расу.
— Верю, — согласился полузверь, поглядывая на Вельду, которая все еще стоит застывшая. — Но на то нам и даден Совет и целая куча осколков, чтобы как-то вместе решать такие вопросы.
— Думаешь, кому-то есть дело?
Ворг сдвинул плечами.
— Всем есть дело только до себя, — согласился он. — Но мы живем тут всем скопом, потому договариваемся. Но я предупреждаю тебя, Керкегор, попробуешь выкинуть подобное еще раз, не пощажу.