Фантастика 2025-130 — страница 863 из 1125

Глава 1

Насколько хватает взгляда, плоская равнина в пятнах озёр. Берег ближайшего в паре шагов порос кустами, длинные плети ветвей с вытянутыми листочками полощутся в воде. Мне с разлапистых ветвей ивы хорошо видать: у самой поверхности скользят рыбы, широкие спины трутся о мокрые листья, те мешают вынырнуть и глотнуть порцию воздуха. Поодаль от берега высунулась пасть, блямкнула беззвучно, и крупное тело кануло в темноту. Редкие в послеполуденный час рыбаки перебираются от озера к озеру, в руках над головой одноместные лодки с круглым дном. Мы окликнули одного, что дремлет под мерное кивание удочки посреди озера, рыбак вздрогнул и шлёпнулся в воду.

Ближе к горизонту развалины на фоне недалёких уже гор.

Сполз веткой ниже, повис на руках.

– Эге-гей! Ловите!

Разжал пальцы, ступни погрузились по щиколотку в мягкую под ивой почву. Спиной к стволу привалился Джетсет, принц, считай, без руки: плечо распухло, из глубокой раны сочится, повязка пропитана кровью. Подле хлопочет Рилайна. Эритор сидит, вытянув ноги, спина подпирает ствол ивы с другой стороны, прячет в ладонях лицо, опухшее от слёз.

– Я так и не поняла, кто такой этот Энрогар, человек или тролль? – спросила Рилайна, глядит на меня. Ответил Джетсет:

– Сказывали легенду о лорде, что был проклят некой ведьмой за какие-то там дела. Проклят превращаться в тролля. Как обернётся назад в человека, память прочь. Облик тролля даёт неуязвимость к ранам – да вы сами видели, смертельная заросла хоть бы что.

– Это ясно, не понятно, как Унрулия может помочь? Что колдун скажет?

Я передёрнул плечами.

– Вы же знаете Унрулию, она – справится. Удар магии сдержит превращения, усыпит тролля на время. Я слыхал про Энрогара, только свести дважды два не смог вовремя, – ответил я, сокрушённо склонил голову. – Есть подозрение, проклятие как-то связано с детьми. Ведь Энрогар, если верить легенде, троллем пожрал своих.

– Ты хочешь сказать, – проговорил Эритор, оторвавшись от невесёлых дум, – мама родит ему на съедение?! Да-да, чего уставились, мне почти тринадцать, и я знаю зачем Рилайна задом вертит подле принца!

Рилайна сделала вид, что занята платьем, причёской и прочими женскими делами, даже отодвинулась чуток от Джетсета. Я фыркнул:

– Будет у тебя братик или сестрёнка. А что, не так плохо вышло, мамку, считай, пристроил, ей ничего не грозит. Смердюки та ещё компания, но Унрулия – леди и сама по себе и их переделает на приличный лад!

Джетсет вздрогнул при слове «леди». А я вспомнил, как принц шептался с Унрулией перед уходом.

Эритор состроил недовольную рожицу, произнёс, бодрясь:

– Чего сидим? Идти пора, пока у Джетсета рука не отгнила! Виллейн! Высмотрел что с верхотуры?

– Высмотрел. Идём к развалинам – и ориентир хороший, и любопытно – что там?

Скрипнул зубами Джетсет, Рилайна тут как тут – подставить плечо.

– Ты бы, в самом деле, не вертелась подле принца, – произнёс я, ничуть не смущаясь, что тот слышит. – В положении Его Высочества любая помощь пригодится, и любая будет достойно вознаграждена – обещаниями и благодарным кивком!

Джетсет метнул презрительный взгляд и не удостоил ответа.

– Какие вы, мелкинды, торгаши: всё на золото меряете, – не осталась в долгу Рилайна. – Я – от чистой души! Когда ещё удастся помочь самому принцу? Внукам рассказывать стану. Всё понимаю – стоит Его Высочеству вернуться в привычное окружение, и забудет бедную, симпатичную, преданную крестьянку!

Моя очередь метать взгляды, сперва негодующий, затем удивлённый. Джетсет хранит царственное спокойствие, но стал поглядывать на Рилайну.

– А если что не срастётся, всегда могу вернуться к тебе, милок!

Большая рыбина, коей угостил за мелкую монету мокрый рыбак, давно зажарена и исчезла в животах, как сухая трава в пламени. Залили костёр и двинулись, под ногами спорные с Ретунией земли.

– Во времена деда Джетсета бились здесь славно, в округе полно пожжённых крепостец, местный люд разбежался кто куда, – пояснил я, кивая на развалины на горизонте.

– Крестьяне как сорная трава! Их не истребить мечу наёмника. Пожог деревеньку и что же? Через неделю – новая! – проговорил принц.

– Вот как, оказывается, думают принцы о своих подданных, Ваше Высочество! Сорная трава… не удивительно, что вас попросили уступить трон!

Рука Джетсета метнулась к поясу, лицо перекошено от ярости. Но оруженосцем Эритор, несёт и мой кинжал, и на плече свёрток – это завёрнут в дерюгу меч, тот самый. Посмеиваясь, я поспешил вперёд.

Идеально надраенный наконечник не оставил заразы, помогли и травки от Рилайны. Джетсет повеселел, разминает плечо. Мы с Эритором поодаль от парочки, мальчик топает хмурый.

– Хватит грустить! Всё будет хорошо с мамой.

Эритор шмыгнул, помотал головой.

– Да я не о том. Мама сказала напоследок кое-что… я не понимаю!

Я придержал шаг.

– Что именно? Мне ничего не известно!

Эритор наморщил нос, проговорил тихо и как бы нехотя:

– Сейчас поймёшь почему. Она сказала – держись подальше от Виллейна!

Я опешил.

– Мне зачем говоришь?!

– В том и дело, мама сказала: «Передай Виллейну мои слова, пусть знает». Ещё сказала не доверять Джетсету, особенно если пойдёт назад в королевство, но я и сам понимаю.

– А. Просто беспокоится о сыне. Ох уж эти женщины! Разводят тайны, плетут интриги на пустом месте. Хотя насчёт Джетсета права: довериться свергнутому принцу безумие! Он сделает всё, чтобы вернуть трон, пожертвует любым соратником. Переступать через поверженных спутников обычное дело в королевских семьях – как иначе добиться трона?

– Я не разбираюсь в этих взрослых делах, Виллейн.

Эритор пожал плечами, но я вижу: прислушивается к каждому слову.

Джетсет болтает с Рилайной, обогнали нас и первыми на дороге. Глубокие колеи намекают на интенсивное движение, но пока никого. Местность почти плоская, холмы уже редкость, но вокруг на два роста заросло густым кустарником. Дорога петляет меж озёр, их все меньше, горячее марево искажает стволы и ветви далёкого леса, что в предгорьях.

– Здесь наши пути расходятся, колдун. Мне в развалины лезть нет интереса, – неожиданно огорошил Джетсет, указывает на север. – Мы двинемся на север, по признакам там селение. Уверен, найду соратников из тех, что успели бежать от узурпатора!

– Бог в помощь, – ответил я равнодушным голосом.

– Да, ещё одно: Эритор пойдёт с нами. Унрулия просила присмотреть, и я милостиво согласился!

Эритор набычился, голубые глаза сверкают из-под соломенной чёлки.

– Я отправлюсь с Виллейном!

– Вот ещё, это не обсуждается! Ты слишком мал принимать за себя решения. Сделаешь как сказала мать! Тебе безопаснее со мной, чем с колдунишкой, что сгинет через шаг если не в развалинах, то куда там его занесёт.

Я решил вмешаться.

– Эритор! Его Высочество кругом не прав, иначе был бы уже королём, а не полудохлым принцем. Но сейчас тебе безопаснее с ними, – упредил я готовые сорваться возражения. – У меня есть дельце на пару дней, как ты помнишь, после, обещаю, встретимся!

– Правда обещаешь?

– Правда-правда! – ответил я. Врать ребёнку особенно стыдно, но я же не вру, да? Собираюсь найти, навестить потом, как только завершу взрослые дела.

Эритор поплёлся к Джетсету. Рилайна улыбается широко.

– Вы прям молодая семья!

Эритор вдруг бросился обратно, детские руки обнимают неожиданно крепко, губы жарко прошептали на ухо:

– Не бросай нас, Виллейн, вернись, обязательно найди маму! Ей нужна твоя помощь! Что, если тролль и её съест и… будущее дитя? У нас больше никого нет. Обещаешь?

В горле застрял комок с кулак. Я прохрипел.

– Обещаю! – сказал я от сердца.

Эритор резко оторвал себя, зашагал не оборачиваясь по дороге на север. У меня в руках тайком сунутый свёрток. Под слоями дерюги рыцарский меч, длинноват и тяжёл, такой же полезный мне как палка. Я махнул на прощание спинам и потопал на юг. Поверх кустов виднеются недалёкие уже развалины башни.

Шагаю в своё удовольствие, на губах беззаботная улыбка, птички в кустах будто услышали, радостно щебечут. Солнце ласково гладит по голове, целует в правую щёку.

Развалины замка живописно раскатились камнями с небольшого холма. Замки на спорной, они все спорные, границе с Ретунией горят часто, вот и этот не пощадил таран и огонь, да не простой, магический! Только он даёт жар, что плавит твёрдый гранит, а блоки выпрыгивают из враз тесных стен, как пущенные катапультой. Я выругался, ушибив голень: за четверть лиги от главной башни камни заросли травой, другие занесло землёй, сидят, как разбойник в засаде.

В развалины заходить опасно, вдруг на постое лихой люд? Но не зайти глупо – вдруг есть интересное?

Стены замка разрушены почти до основания, остатки низкие, местами по пояс, верхние этажи башни спустились во двор лавиной камней. Северная стена на этаж выше, закрывает от взора, что там внутри. Насвистывая, я направился к бывшим воротам.

По земле крылом мелькнула стремительная тень, перечеркнула меня, уносится вперёд и влево, поблекла. Я дёрнулся, завертелся волчком в поисках опасности. Глянул на небо – ничего, щурюсь на солнце, прикрываю глаза ладонью. Развалины уже кажутся не жалкими, но защитой. Снова пала тень, я резко обернулся. Солнечный диск заслонил силуэт с раскрытыми крыльями, в лицо мне ударил ураган.

Дикий рёв гигантской пасти заставил присесть, страшный, куда там пустынному льву с его рыком. Звук распался на два, один низкий, почти не слышен, от него щемит в груди и хочется выпрыгнуть из сапог и бежать, бежать, забиться в тёмный угол. Второй звук высокий, режет как бритвой, от него поют кости и ноют зубы. Я послушался первого, бросился к спасительным руинам. В спину толчок воздуха, меня схватило поперёк как клещами, дёрнуло, земля резко уходит вниз на множество локтей. Хватка внезапно разжалась, я ринулся вниз головой. Изогнулся в полёте, чтобы не врезаться макушкой, плечо взорвалось болью. Замер, распластанный на спине, чудовище уходит свечкой вверх, длинный хвост щёлкнул шипами по земле, под ударом валун взорвался осколками. Я еле поднялся, заковылял вверх по склону. Это издалека холм казался пологим, приходится карабкаться, пальцы цепляются за прутья кустов, пучки трав.

Я часто оглядываюсь. Дракон, а это дракон, пикирует вновь, растопырив кривые когти на скрюченных лапах. За миг до земли передумал, поджал лапы, брюхо шлёпнуло по склону, башня на вершине подпрыгнула, полуразрушенный этаж решил спуститься ниже. Мимо пролетел камень размером с барашка, дракон позади вякнул, приняв удар. Я припустил.

До спасительной стены всего чуть-чуть, не успел. Сверху ударила пасть, скользкий язык сбил с ног, завился верёвкой вокруг пояса. Голова дракона резко мотнулась вверх, подкидывая, язык исчез, обляпав ведром слюней. Я перелетел через низкую стену, шлёпнулся на плац у подножия башни, чудом попав меж двух свежих валунов. Вылез еле-еле, поискал дракончика.

Дракон расположился на склоне, длинное тело вытянуто, крылья в стороны – нежится в лучах солнца. Глаз с вертикальным зрачком хитро посматривает на развалины.

Я перевёл дух. Дракон мощно выдохнул, ветер донёс запах свежей крови.

– Сыт, гадёныш! Играешься? Что ж, поиграем.

Я обежал вокруг башни, ищу, где забраться внутрь. Вот и вход, на петлях остатки давно выбитых дверей, внутри на полу хаос камней и балок перекрытий. Пыль клубами, из-под навала торчат сапоги, одна нога ещё трепыхается в конвульсиях. У стены сундук, крышка проломлена балкой, из лопнувшего борта рассыпалась пара золотых монет, виден обрез дорогой ткани.

Остатки стен повыше первого этажа, чудом цела центральная балка перекрытия, самая мощная и толстая. На цепи с балки раскачивается высокая, но узкая клетка, из тех, что любят подвешивать в пыточных подвалах, в клетке двое. Скелет, выбеленные временем кости осыпались на дно, поверх череп, что лыбится щербатым ртом. Кроме скелета узник, руки и ноги торчат вон меж прутьев, голова поникла, прежде окладистая, рыжеватая борода опалена, кончики завились тугими спиралями, как у барана. Гном, а это гном, застонал, заворочался. С трудом поднимает голову, глаза долго блуждают невидяще, остановились на мне. На моей спине, я занят разграблением сундука, не обращаю внимания на узника.

– Эй ты! Открой клетку! Ключ где-то около сундука, – прохрипел гном. Я обернулся, подхожу ближе.

– Зачем, хорошо сидишь, в хорошей компании!

Гном пытается разлепить опухшие веки пошире, не дают мешки под глазами, лицо опухло от побоев.

– Ты хто? Виллейн!!! Ты как здесь, тоже схватили?!

– Мимо шёл. Сам знаешь, лорды как сороки: собирают всё ценное в родовых гнёздах. А мне ой как нужна магия, позарюсь и на самую малость! Обычные грабители часто проходят мимо невинных вещиц, не подозревая тайную мощь.

Я сунул найденный ключ в ржавый замок у основания, с натугой повернул. Дно клетки обрушилось вниз вместе с узниками, череп подкатился к моим ногам. Я наподдал. Череп мелькнул злобной ухмылкой, взорвался о стену костяными осколками, зубы застучали по дубовому полу башни.

– Эк ты непочтительно! Неужели не боишься, что придёт ночью мучить страхами, требовать мести?

– К тебе направлю! – отмахнулся я. – Ты как, Роуди, живой? Руки-ноги целы?

Гном поднялся, гнома шатает.

– На сломанных не стоят.

– Шутишь? Вот и чудно! – добавил я. – Вежество подгорное помнишь или забыл?

Роуди нахмурился, резко кивнул. Шея хрустнула позвонками, гном охнул, рука метнулась к загривку.

– Помню! Хоть и погнали меня, я не легкомысленный эльф! Сказывай, какой долг на мне.

Я задумался.

– Толку с тебя чуть. Не заставлять трудиться ездовым, в самом деле. За Талисманом не возьму, и не думай! Клятва клятвой, но когда речь об артефакте такой мощи… нет уж. Послужишь Эритору. Верно служи. Сам поймёшь, как выйдет срок.

Гном округлил глаза.

– Это кто такой?

– Мальчишка лет двенадцати. Сейчас под опекой… рыцаря, ушли на север по дороге. Догонишь, скажешь – от меня.

– Быть посему! – ответил Роуди. – Ну, я пошёл?

– Погоди. Сложность одна есть. Да ты высунь, высунь-то нос, посмотри из-за стенки, только сторожко!

Тяжёлые черты Роуди пришли в движение, опухшее лицо пытается принять недоумённое выражение. Не получилось, гном сплюнул и вышел вон из башни. Полминуты спустя влетел стрелой обратно. Тычет пальцем на выход, кисти волнообразно рисуют что-то большое, сложились в пасть – ам, ам! Всё это молча.

– Ты прям циркач с ярмарки. Говори громко, он знает, что мы, что я здесь. Потрепал изрядно, щенок.

Роуди поцокал языком.

– Я не знаток драконов. Если игрался – всяк скажет – малой ишшо. Но как это поможет нам?

– Молодой, говоришь. Тоже так подумал. Давай-ка и мы поиграемся! Бегать можешь?

– От дракона-то? Могу, – ответил Роуди с усмешкой. – От дракона всяк убежит!

Мы затаились за остатками стены, кусок шириной в несколько шагов. Я у правого края, Роуди у левого.

– И каков план?

– План прост, бежим в разные стороны. Ты на север, я на юг.

Роуди повертел пальцем у виска.

– Дракон схватит! Поумнее ничего не придумал?

– А ну его! Всех вас! Был и осторожен, просчитывал каждый шаг, соотнося затраты и ожидаемый прибыток. Отказывался от малейшего риска. И к чему пришёл? Предан, брошен, дошло до крайности: дракон зовёт играть в кошки-мышки перед обедом. Да не моим, а его!

Роуди выслушал тираду со скептической миной.

– Хорошо-хорошо! Обошлись с тобой неласково. Ну и что? Сам поступил бы иначе? То-то! Забудем былое, что сейчас делать – решать пора.

Я выглянул разок из-за камней, чтобы встретить взгляд вертикальных зрачков.

– Голова одна, пасть одна, значит, схватит одного. Если тебя – считай свободным от клятвы. Или трусишь?!

– Кто, я?! – взревел Роуди. – Чтоб гном струсил перед жалкой ящерицей? Предки их всяких бивали! Давай, на счёт три!

– Три!!!

Глава 2

Мы бежали как никогда. Вниз по склону, прочь от развалин.

Гном несётся высокими прыжками, на ходу перемахивает такие глыбы, горный козёл ногу сломит. Я бросился в противоположную сторону, немного выждав. Дракон глянул лениво на Роуди, шевельнулись костяные пластины брони на спине, закаменели могучие мышцы. Оторвал тело от склона, мощные лапы шагают сразу на четверть длины, дракон медленно и неотвратимо набирает ход – в мою сторону!

Затылком чую близкое дыхание смерти, вот-вот догонит, зубы сомкнутся в идеальную линию, разом отрезав голову по пояс. Краем глаза уловил стремительное движение, нырнул за последний камень. Драконья морда ударила молотом, куски дёрна брызнули вверх и в стороны. Дракон взревел протяжно, мне хочется вырвать уши. Я бросился дальше, под ногами серая пыль колеи.

Хлопающий звук, ветер в спину – дракону скучно, дракон решил полетать. Я оглянулся, бестия заложила вираж, разворачивается на кончике крыла, одновременно набирая высоту, ввинчиваясь ввысь как штопор в пробку бутылки.

Я погрозил небу кулаком.

– Ты ж не можешь, не должен летать! Тяжёлый, как сто быков! Ползи, тварь! Провались в ад! – заорал я вне себя от ярости, чтобы не съёжиться в комочек от ужаса.

Ладонь легла на рукоять меча, губы шепчут беззвучно, не заклинание, нет. Что-то вроде: «Ну, иди сюда, тварь!»

Что драконы слышат мысли – враньё. Но этот словно почуял, ринулся в пике, пасть раскрыта, полна треугольных зубов, один из верхних клыков сломан наполовину.

Я покрутил кистью, лезвие поймало солнечный луч. Дракон совсем близко, когда блик, неожиданно яркий, перечеркнул широким жёлтым полотнищем оба глаза. Зрачки с тарелку превратились в узкую вертикальную прорезь, дракон захлопнул пасть, короткая, но гибкая шея вывернулась вбок. Я легонько выкрутил рукоять, зайчик, такой яркий, словно само солнце послало сына, снова прилип к глазу, дракон взревел, крылья судорожно забили, гася скорость.

Поздно! Тяжёлая туша несётся прямо на меня! Я слишком протянул время, отчаянно скакнул в сторону. Левое крыло врезало в грудь, как бревном вдарили, я кувырком и носом в травяную кочку. Земля вздрогнула, подкинула как лепёшку на сковороде, показалось на миг высокое голубое небо, и снова наземь. Чёрный жук перед глазами озадаченно бросил катить колобок, щупает тонкими лапками великана. Силюсь сделать глоток воздуха, но дух вышибло знатно, только хлопаю ртом. Подобрал руки и ноги, те как чужие, сперва на четвереньки, выпрямился полностью.

– Вот это да! – воскликнул я в сердцах, но с удовольствием глядя на тушу. – Глупый молодой дурак!

Руки дрожат, но пальцы приросли к рукояти меча. Повернулся к дороге, навстречу бежит гном, машет издали. В десятке шагов перешёл на шаг, бочкообразная грудь ходуном.

– Чего это он? Издох? – изумился Роуди, сам не верит своим словам.

Я бросил взгляд на тело, пошёл медленно вдоль. Спина горбиком, задние лапы обогнали передние, хвост ещё вяло дёргается. Шея неестественно вывернута, пасть пытается укусить пониже загривка. Я встал на крыло, прочная плёнка пружинит под подошвами.

– А ты как думаешь?

Гном поскрёб пятерней, из пыльной рыжины волос сыпется мусор.

– Ну, Виллейн, слыхал я про разных героев, но чтоб такое… обжулил, обманул дурака, как последний пройдоха! Родился мелкиндом, пронырливым мелкиндом и подохнешь! Так и запомнят: Скользкий Виллейн.

– Катись в ад, Роуди! Только попробуй кому рассказать! Всем скажешь: вонзил меч прямо в сердце!

Роуди посерьёзнел.

– В правду никто и не поверит, Виллейн. Клинок в сердце – это да. Красиво. Храбро. Достойно.

– Ну, теперь ты знаешь, почём геройская работа.

Я пнул дракона в бок, от удара отвалилась костяшка брони. Пнул ещё и ещё. Костяшки отлетают как от ударов молотом, туша подрагивает. Я уставился на кончики сапог. Сапоги как сапоги, никогда не обращал внимания на одежду, есть не просят, и ладно. Попробовал снять, пнул тушу дракона и взвыл, зашибив палец. Подцепил чешуйку когтём – ничего, проще камня пласт от скалы оторвать.

Роуди не заметил, ловко карабкается по башке, шатает зуб.

– Виллейн, подсоби! Дай меч. Говорят, драконьи зубы приносят удачу, а истолчённые в порошок в сердечных делах, – хохотнул гном, похлопал по ляжкам, – помогают.

Клинок не дал, но зуб выковырили. Потом коготь, шмат мяса, жёсткого как подошва и пахнет тиной. Когда неугомонный гном провозгласил, что не двинется в путь без головы, я не выдержал.

– Довольно! Я тебе не мясник! Вообще ты должен быть с Эритором, забыл?

– Иду-иду. Чего глазом зыркаешь? Гном слово дал, обратно не влезет! Я только того и прибежал, помочь с драконом управиться!

Роуди подмигнул, осклабился. Вдруг насторожился. С дороги шум, топот копыт. Мы, не сговариваясь, дали дёру от туши, трофеи брошены, сами затаились позади кустов. По дороге выметнулся отряд, добрые полсотни воинов, все на конях, все в железе. В голове отряда оруженосец, прапор полощет на длинном древке, цвета знакомые, но не могу вспомнить чьи. Я пригляделся, в серёдке на поводу два коня, на одном кто-то в белой рубахе, на втором сразу двое, один мал, у второго светлые длинные волосы по ветру.

Отряд затормозил, крайние всадники с радостными возгласами направили коней к туше, но приструнил властный окрик рыцаря во главе колонны. По жесту отделился хвостовой десяток, остальные пустили вскачь.

– Там пленники в серёдке, – подсказал Роуди. Я кивнул.

– Один из них – Эритор. Ну что за олухи! Мне дракон – раз-два и нет дракона. Они втроём три шага прошли и от трёх рыцарей в трёх дубах схорониться не могут!

Гном вскинул голову, палёная борода вдобавок давно не чёсана, запорошена каменной пылью, встопорщилась, показав полоску шеи. Роуди провёл краем ладони.

– Сунься сейчас – сперва зарубят, потом спросят. Что делать будем? Эх, жаль, трофеи пропали.

– Что ты делать будешь, забыл? Ладно. Идём следом. Вместе, пока по пути нам.

Роуди хмыкнул, но промолчал.

– Эта местность знакома, – сказал гном. – Дальше река Бевер, здесь не то чтобы широкая, но брода нет, с конями не переправиться, да и без коней – тоже. Точно говорю, отряд уйдёт к Хитрому Мостку!

– Что в мосте хитрого? – спросил я безучастно, погружён в невесёлые думы.

– Ничего. Хитёр барон, чьи земли вокруг. Поставил мост в единственном пригодном месте, плату берет, гм, драконовскую.

Я ощупал тощий кошель, та пара монет из разбойничьего сундука разбежалась по углам.

– М-да. Это не его ли замок пожгли?

– Вряд ли. Он с той стороны реки обитает.

– Ладно, хватит лясы точить.

– Постой, я о том и говорю, короче путь есть. Пока они на юг далеко заберут, к мостку, да обратно, мы коротким путём.

Я вскинул бровь, Роуди торопливо продолжил:

– Неподалёку подземный выход, гномья старая гробница. Оттуда мигом на ту сторону проберёмся!

– А сложность в чём? Всегда есть каверза, чай, не торный тракт, а?

Роуди подбоченился, бодрится.

– Обычное дело! Гробница древняя, разветвлённая, знаешь, поди, как наших хоронят? В пустых выработках. Да, заброшена, и что? Кто сказал призраки? Может, и нет никого.

– Может, и нет, – согласился я рассеянно.

Мы зашагали куда-то на юг, в выборе направления я доверился чутью гнома. Тот принялся бурчать:

– Авось не заплутаем. Это эльфы лесные меж стволов виляют, лист не шелохнётся, и через минут пять совершенно не понятно, куда идёшь. Порядочный гном прёт прямо, как пущенная стрела.

Я поджал губы и бросил:

– Одна надежда, в верную сторону!

До реки порядком, что конному прогулка, пешему язык на плечо.

– Где твоя гномья выработка? Чую, заплутали мы. Уж лучше с эльфом! Хоть петляет как заяц, но к цели выведет.

Гном и ухом не ведёт, ломит дальше.

Вокруг деревья, стволы тонкие, молодые, но растут редко. Понизу заросли папоротника, чуть выше паучье царство, мимо липких сетей шагу не ступить. Самые мелкие пауки с пол-ладони, ткут толстой нитью, крепкой, как сталь. Надутые изнутри жучиным соком тельца влажно хрустят под подошвой, лопаются со смачным звуком. У Роуди палка, как факел тряпкой, кончик обмотан паутиной.

– Куда завёл, говорю? Тебя точно Роуди кличут?

– А как иначе? – удивился гном.

– Ну… Роудель?

Гнома перекосило, сплюнул, точно в центр узора. Паук выбежал сбоку, щупает диагонали. Погрозил лапкой и спрятался за листом, чтобы терпеливо сидеть в засаде.

– Пауки и то умнее нас, не прут напролом, – продолжил я нытьё.

Поверху деревьев заухало, гном присел, заозирался.

– Терпеть не могу лес. Я гном, а не тощий эльф! Эх, мне секиру, пня бы не оставил!

Кулаки сжались на воображаемом топорище, лес отвечает верховым шумом, листочки несут недобрую весть. Деревья всё толще, пауки уступили место грибам на стволах. Те растут тарелками вбок, розовые свиные пяточки усеяли кору так, что ветки похожи на щупальца морских гадов. Или того, болотного. Я поёжился.

– Скажи-ка, Роуди, как тебя в башню к Фитцу занесло?

Роуди колебался недолго, будто ждал. Выпалил:

– Слыхал небось, попёрли меня из общины, из рудника родного? За те самые дела, ну, ты знаешь.

– Не к той вдовушке хаживал?

– Если бы ко вдове… Ах ты!

Роскошная паутина облепила лицо гнома так густо, словно удушить хочет.

– Последнюю лес припас нарочито для тебя! Ты грози, грози секирой, про огонь скажи. Помнишь сказку про эльфа, древесный гриб и мёртвый лес?…

– Бр-р! Скажешь тоже. Так вот, постранствовал я вдоволь. Как-то раз в таверне подсел старик – Фитц уже тогда был стар… За тугой кошель звонких монет позвал на дельце не для чужих ушей. А там и башню Его Величество колдуну пожаловал, вот я и остался.

– Что за дельце-то?

– Тайное. Да чего уж теперь. Надо было в подземелье одном меч сыскать, да так, чтобы не прознал никто, вопросов лишних не задал.

– И чем кончилось? – спросил я.

– Кончилось… – начал Роуди, поперхнулся. Мимо просвистел белый росчерк, ствол ближайшего дерева прибыл новой веткой, гладкой и прямой, на кончике три белых листочка симметричным пучком. Роуди взревел: – Эльфы!!!

Мы ринулись, не разбирая дороги. Мимо ушей жужжит оперённая смерть, с одной стороны особенно густо, пришлось послушно свернуть. За стволами по-прежнему никого, лишь хлопки тетивы по рукавице выдают преследователей.

– Ловко прячутся, гады! – крикнул гном. – Охотнички! Дичь загоняют.

Я скрипнул зубами, поймал взгляд Роуди. Мы перешли на шаг в настойчиво указанном направлении.

Буреломом спустя устроилась поляна, у кромки леса с десяток эльфов, узкие лица и крючковатые носы выдают. Эльфы в самом деле высоки, повыше большинства людей, а меня так на две головы. На лесном воинстве зелёные куртки плотной ткани, такой, что и острый шип не враз пробьёт и капля воды скользит как по жирному. На плечах усилены кожаными нашивками, на ногах плетённые от щиколотки и вверх сапоги-калиги.

В центре шеренги эльф в древесном доспехе, тонкие пластины лезут друг на друга, как чешуя рыбы, на вид непрочные, но надо знать эту броню! Скользящий удар держит, и ладно, а после боя в ход идёт эльфийская магия, деревянные чешуйки зарастают сами по себе, да с такой скоростью, диву даёшься. Эльфы вооружены как один ростовыми луками, только главный с тонким кривым мечом.

Эльф сделал жест, приветствуя. Я удивился слегка, Роуди в ступоре.

– Мир вам, путники! Простите дозорных, озорничают, стрелы лишние. Не к гномьим ли выходам путь держите?

– А что, если и так? – ответил Роуди, кулаки сжимают рукоять вожделенной в мыслях секиры.

– То, что поручение для вас. Выполните, признательность вам и мимо неприятностей знатных пройдёте! – жёстко усмехнулся эльф, кивнул на своих, двое с тетивами у уха, кончики стрел не дрогнут. Эльф привычным движением заправил пряди светлых волос за уши. В волосах блестит диадема, голубые камни нарочито грубой, «природной», огранки выстроились в ряд, но такие крупные!

Роуди пожевал колечко волос с бороды.

– Неприятностей мы не боимся, но почему не помочь друзьям-эльфам? Только признательности мало, киньте на лапу чего поценнее!

Эльф фыркнул при слове «друзья». Сбоку танцующим движением из-за деревьев выступила эльфийка, единственная в отряде, и видно – чужая им, как одёжкой и внешностью, так и ростом обычным. Веки оставляют щёлочки, пряча глаза цвета малахитовой зелени, на левой щеке родинка, коса русая и такой чистоты цвета, словно серая патина на благородном металле.

– Наглый гном! – выпалила эльфийка, повернулась к командиру: – Разреши потренироваться в меткости. Второй, мелкинд, будет сговорчивее!

– Нет, без гнома не обойтись, – отрезал командир. Сделал знак, один эльф растворился за деревьями, вернулся через минуту, руки с трудом держат тяжёлую секиру. Обух синеватой стали украшен витым узором гномьих рун. Зрачки Роуди расширились, пальцы делают хватательное движение, на лице гримаса жадности. Стоило разглядеть знаки, сменилась изумлением.

– Откуда у вас секира дяди?!

– Не о том речь ведёшь, гном. Как заполучить – вот вопрос. Пойдёте с мелкиндом вниз, в ваши подземелья, осушите затопленные тоннели. Да-да, нам известно о них!

Я решил вмешаться.

– Вам зачем гномьи владения? Неужели дошли до ручки, с киркой камень ломать полезете?

– Не говори глупостей, мелкинд! Тоннели нужны… не ваше дело зачем! Ну как, берётесь? Или вставайте к стволам, ловите стрелы полной грудью, хе-хе!

Роуди набычился, но взгляд прикипел к секире.

– Почём знать, что не обманешь?

– Клянусь Симарином! Получишь секиру на той стороне. Вон, эта будет ждать у выходов.

Эльф кивнул на языкастую помощницу, та вскинула подбородок, на щеках румянец, но посматривает с любопытством – на меня.

Роуди обернулся, я махнул рукой, соглашаясь.

Четыре башни из светлого камня смотрятся дико в зелёном лесу. Ни двери, ни входа, лишь узкие бойницы под плоской крышей. На крыше остатки рам, полированный металл зеркал. Поляна усыпана осколками стекла, трава свежая, зелёная, линия деревьев поодаль с чёрными по пояс стволами.

– А ты говорил – гробницы! – сказал я. Роуди пожал плечами, пальцы ощупывают камни кладки.

– Говорил, что мне говорили. Теперь ясно, это выход шахты. Хотя, чем не гробница? Шахта брошена, кто знает из-за чего, сколько погребено внутри.

– А башни на что?

– Не башни вовсе. По виду – башни, но не для гномов или, скажем, защиты какой. Нет, для воздуха, на глубины гнать, как и свет с вершин. Порушено, ясное дело, так что факелами бы запастись!

Я поплёлся к лесу за ветками, но гном остановил.

– Постой, нет, воздух пожжём! Что, если внизу рудничный газ? Эх, ладно, берёг на потом, но секира того стоит!

Гном извлёк амулет, простой камешек на тесёмке. Я чую толику магии, мало, очень мало. Роуди победно воскликнул, нажал на стенной камень. Кусок кладки, как любят устраивать гномы, ушёл внутрь, открывая проход и сразу ступени вниз. Рука гнома потянулась к амулету, пальцы ощупали осторожно. Амулет слабо засветился белым, вокруг гнома призрачное сияние.

– Двинули?

Глава 3

Широкая спина гнома маячит впереди, заслоняет половину прохода узкой длинной штольни. Строго в стороны пугают тёмными зёвами провалов короткие штреки, аккуратно обрушены у самого начала. Роуди цедит под нос, не найдя и кирки, поминает скупую подгорную нечисть. Я топаю следом, запутался в бесчисленных проходах, но гном уверенно печатает шаг.

В камне стен россыпи синего и бирюзового, кристаллы слишком мелки, чтобы позарились даже люди. На стенах поздние пометки мелом – людские буквы и цифирь. В стенах случаются свежие вывалы, словно искали жилы наобум. Амулет на груди гнома даёт освещение, но работает диковинно: не светится сам, но словно воздух на два шага искрится.

Местами ползёт по стене, поблёскивает в белом свете амулета, пока не припадут жадно губы.

Гном поднял руку, я послушно замер. Уши Роуди еле видно из густых завитков волос, прижался одним ухом к стене шахты, нет, к крепи. Обернулся, лицо измазано чёрным, засыпано серой пылью как пудрой. Голова гнома парит в сиянии, точь-в-точь вызванный дух над пентаграммой!

– Гул по крепям. Водопад скоро, – сказал гном, довольно потирает ладонь о ладонь.

– Зачем водопад под землёй? Опять топиться в студёном потоке, как под башней, помнишь? – произнёс я устало.

Гном скривился, на лице пролегла тень. Я прикусил язык.

– Водопад искусственный, колёса механизмов вертеть. И ещё кой для чего. Думаешь, мы вручную породу лопатим? Как бы не так!

– Ты мне гномьей премудростью уши не конопать, говори, нам с тобой каков толк?

Гном повёл носом, слышится слабое щёлканье шейных позвонков.

– Оттуда город начинается, заброшенный, и тракт подземный. Чего глаза лупишь? Да, торный тракт. Ну, не как по земле, местами карабкаться, а то и подныривать, но ездовой гном пройдёт. А где ездовой пройдёт, и нам грех не пройти.

Я помахал ладонью волнообразно, показываю что-то горбатое.

– Думал, ездовые гномы – позор для вас, люди заставили погорельцев.

– Так-то оно так, да не так. Ездовых мы сами придумали, но шли в них совсем голытьба или за долги.

Гном задумался, я молчу. Идём дальше, грохот становится различим и мне. Шахта упирается в массивную стену металла, сбоку приоткрыта дверь. Железо поржавело, на металле капельки влаги, а с той стороны тянет сырым холодом. Роуди навалился ладонями на створку, жилы на шее вздулись, подошвы скользят по гладкому камню пола. Противный скрежет эхом унёсся обратно в штольню.

– Пожалуйте, Ваше Магичество, во владения гномов! – обратился Роуди, шутливо раскланялся.

За дверью широкий, но узкий балкон навис над пропастью, тонкие кованые перила не дают разине упасть, вывалиться от изумления. А удивляться есть чему! На той стороне узкой пропасти стена воды, потоки несутся поверх наклонной скалы, стремительно и беззвучно, ровным прозрачным полотнищем, чтобы ударить со всей яростью где-то внизу, под покровом тумана. Сверху сочится слабенький свет, как пояснил гном, из таких же башен, что возле входа в шахты. Дюжина толстых цепей, к паре приделан и покачивается массивный блок из камня.

– Какой смысл строить такую громаду, чтобы бросить? – спросил я изумлённо.

Гном крякнул, пятерня потянулась чесать затылок.

– Жила истощилась! Чего тут оставаться-то? – удивился гном. – Какой прок от дробилки, муку молоть?

– Тоже верно, – поддакнул я. – Люди бы нашли применение, но вы, простецкие гномы, хоть и делаете чудеса всякие, не докумекали!

– Людишки? – хохотнул гном. – Куда им, только хлеб растить да воевать горазды!

– Тогда эльфы. Понадобились же им тоннели!

Роуди метнул взгляд, полный недовольства.

– Чего уж теперь. И вообще, рудокопьи нестроения – давно не моя забота!

Перегнулся через перильца, да так лихо, что я дёрнулся ловить за мелькнувшую пятку. Не пришлось, Роуди отступил назад.

– Закрыты шлюзы, нижние уровни недоступны, а нам туда. Придётся переть вверх, там открывается, потом снова вниз.

– Лучше бы отправился привычно по поверхности! Все ноги стоптал по вашему камню!

Балкончик уходит вдоль стенки слегка вверх, дальше ступени винтом. Я начал считать. На тысячной задрожали ноги, ещё через пятьсот я готов сдаться природе и встать на четвереньки, а Роуди все прёт и прёт несколькими витками выше.

Ступени ведут на площадку, на одну из площадок, соединённые мостиками без перил, висят над бездной, прилепились одним боком к отвесной скале. На самой обширной монументальное строение, двойная арка сплошь из металла, толстые цепи уходят в отверстия вниз, перекинуты через зубчатые колёса высотой в дом.

Роуди направился к трём массивным рычагам. Поплевал на ладони, ударил одну о другую, раздался стук, как от сухих досок. Налёг на правый, под полом защёлкало, колесо с цепью повернулось на пол-оборота и застопорилось, рычаг застрял. Гном чертыхнулся, ладони тянутся к другим рычагам.

– Не тронь! – раздался дрожащий голос за спиной, я чуть не выпрыгнул из сапог. – Брось рычаги! Лучше убирайтесь подобру-поздорову!

Позади прошаркал гном, до того старый и ветхий, что непонятно, как пудовая кувалда держится в опущенных руках. Крупные кулаки изо всех сил стискивают рукоять, поверхность отполирована тысячами касаний. Кожа на кистях в старческих пятнах, пегая борода коротко и неровно обрезана, седые волосы пучком на затылке, кончик свисает до пояса. Брови на измождённом лице в морщинах густые и длинные, чёрных волосков пока более седых. Плечи престарелого гнома ссутулены под тяжестью кувалды или от времени, в мутноватых, когда-то голубых глазах недобрый огонь. Крупные жёлтые зубы зачем-то заточены.

Роуди оставил рычаги, бросил непочтительно и грубо:

– Тебе чего, дед? Откуда взялся? А ну проваливай, не мешай работать!

Роуди шагнул к отпрянувшему деду, вырвал кувалду одним движением. Старый гном ослаб в коленях, в уголке глаза бессильная слеза. Я отвожу взгляд, отвернулся совсем.

– Ну, я, как же, столько лет ждал… Гноме, помогите, не бросайте! – залопотал бессвязно старик. Роуди уже у рычагов, кувалда застыла на миг над головой, обрушилась на крайний. Под полом громыхнуло, колесо завертелось вновь, набирает обороты, сотрясая площадку, цепь жутко лязгает. Роуди бросился ко второму рычагу, налёг всем весом. Рычаг подался, гигантское колесо с визгом сбавляет ход.

– Что ж вы делаете, негодяи! Спустите озеро – нам всем не жить! – прокричал гномий дед под грохот.

Я встрепенулся. Пока Роуди крушит, опустился на корточки рядом со стариком, тот сидит безучастно, пальцы вяло сжимаются в кулак.

– Что за опасность там, внизу? Как случилось, что вы совсем один, куда подевались гномы?

Губы старого гнома растянула недобрая усмешка.

– Узнаешь в свой срок. Я ничего не скажу!

Пальцы схватили меня за ворот, жаркое дыхание рвётся вместе со зловещими словами:

– Подыхайте, как заслужили!

– Чем заслужили?!

Но старик лишь закатил глаза, в беспамятстве. Я оттолкнул дряхлого прочь.

– А-а-а! – закричал старик, вскочил и бросился к краю платформы. Прыгнул на удивление ловко на следующую, ещё на одну, обернулся. Шум цепей смолк, колесо замерло. В ватной тишине из-за пропасти прилетел жуткий голос безумца:

– …только вода держит… а-а!

Ноги гнома не осилили прыжок на последнюю платформу, крик быстро смолк внизу. Роуди ничего не заметил, подошёл как ни в чём не бывало.

– А дед-то где? Я с ним неласково обошёлся, бывает со мной такое. Надо бы порасспросить!

Я посмотрел в пропасть, ответил горько:

– Поздно!

Путь вниз не легче. Роуди, что так бодро пёр наверх, подвернул ступню, хромает позади еле-еле. Изредка долетает стон или порция нытья вперемежку с руганью, тяжёлая кувалда волочится следом, противно звеня по ступеням. Я спускаюсь осторожно, ступени скользкие, в капельках воды. Мы много ниже балкона, ниже самых глубоких шахт. По наклонной стене напротив тонкий ручеёк вместо былого водопада.

– Красотища! Да? – восхитился догнавший Роуди. – Само собой, разлом был, наши только водопад пустили.

Посмотрел на моё вытянувшееся лицо.

– А ты что, подумал, пропасть вырыли? Га-га-га, – заржал гном. Эхо сунулось вниз – тесно, ушло уханьем вверх. – Тысяче гномов за тысячу лет такое не сотворить! Знал бы ты, под землёй места не меньше, чем наверху, вся земная твердь как головка беверского сыра.

Я заспешил к недалёкому дну разлома. Последняя ступень совсем ржавая, скользкая от налёта, ниже обломано и до земли сажень. Спрыгнул на мокрый камень, ноги разъехались в стороны.

– Ох!

– Чего там? – спросил Роуди, осторожно повис на руках, здоровая нога нащупала пол. Пальцы разжались, ступня мелькнула в воздухе, уходя вверх, гном шлёпнулся на спину.

– О-ох!

Я улыбнулся, но улыбка тотчас померкла, как задутое пламя. Старый гном должен быть здесь, пятном на камнях, грудой костей, раз вода успела уйти в полностью открытые шлюзы. Но тела нет. Я огляделся, на стенах отметки прежнего уровня, повыше шлюзов косой ряд узких дыр, одна другой выше, уходят в глубь скал.

Роуди кряхтя поднялся.

– Поторопимся! Я открыл ремонтный шлюз, там, наверху. Но резервный бассейн не велик, у нас мало времени, прежде чем перельётся и утащит в тоннели, как щепку в ливень!

– Ничего не пойму, как водопад работает?

– Эх ты, книжный червь! – добродушно усмехнулся Роуди. – Смотри, вон выходы, видишь?

Гном повёл рукой в сторону четырёх тоннелей, прорублены в противоположной водопаду скале. Над каждым нависают массивные задвижки, металл отсвечивает жёлтым, настоящим золотом! Задвижки висят на цепях внутри направляющих углублений, как решётка в барбакане, только створки сплошные. Я кивнул продолжать.

– Водопад стекает гладко по стенке, поворачивает – видишь пол полукругом и гладкий? Воде ничего не мешает, со всей дури несётся в эти отверстия.

– А выше что за дыры?

– Это сигнальные, если перелив.

– Э-э, сигнальные?

– Да, чего непонятного? Сигнальные! Если шлюз закрыт, хотя бы один, уровень повысится. Четыре шлюза, четыре дыры. Было закрыто три шлюза, я открыл все. Ладно, хватит болтать, пора топать – сказал уже, верхний бассейн даст часа два, потом снова зальёт.

Мы двинулись в левый тоннель, из тех, что были перекрыты прежде, почти сухой, но все равно гладкий и скользкий – отполирован потоками воды идеально.

– Что за ремонтный бассейн? – продолжил я любопытствовать. Роуди с удовольствием пустился в объяснения.

– Вот представь, сломалось что, те же задвижки. Как ремонтировать под потоками воды? Для того и устроили верхний бассейн, он примет воды подземных рек… на какое-то время.

Тоннель оказался короток. Стены рывком в стороны, ход превратился в обширный зал. Нет, в огромную пещеру! Пространство заполнено хаосом каменных обломков, грудами песка, смутно угадываются стены пещеры, что смыкаются над головой гигантскими рёбрами. Ощущаю себя как в желудке дракона. Стены того и гляди придут в движение, перемелют между камнями в костяной песок.

Мы начали пробираться меж завалов.

– А это – водяная мельница, – продолжил экскурсию гном. – Сверху сыплют породу, потоками воды меж этих камней и, видишь, те рёбра на стенах, породу перемалывает, размывает и уносит лишнее в дальний конец. Потом задвижку закрывают, собирают тяжёлые драгоценные камни, золотой песок, руду – смотря что добывают. Всё лишнее уносит прочь. Сейчас дойдём, увидишь выход.

Гном вдруг метнулся к куче, отбросив кувалду, пальцы погрузились в песок, и начал рыть по-собачьи.

– Э-э… ты что-то потерял?

– Да помоги же, сейчас, ещё чуть-чуть! – долетел возглас Роуди.

Я подошёл ближе. В песке блестит голубым, гном роет и ищет, рядом горка мелких кристаллов, показался крупный камень, похож на мутную стекляшку голубого цвета.

– Камушки, красивенькие.

– Эх ты, – повторил гном, – деревня! Это сапфиры! Не обработанные, потому как стекляшка. Ну да ничего! Подшлифовать – здесь целое богатство!

Тени спустились со стен пещеры-дробилки, ступили из совсем тёмного пространства меж каменных рёбер. Стоит отвернуться, делают шажок вперёд, тянутся достать долгожданных гостей. Обернёшься рывком на движение – ничего не изменилось, пещера тонет во тьме. Тени застыли, лишь гном пыхтит, глаза сверкают в жадном азарте, как искомые сапфиры.

Я чувствую внутреннюю дрожь, как стою на холодном мраморе пола перед столом, внезапно вызван Фитцем, и не ведаю, что обрушится в следующий момент, какая неприятность на мою голову.

– Тебе не кажется странным найти столько ценного в заброшенной шахте? Если ценная – чего бросили? Если выработали – почему сапфиры в груде лежат просто так?

Роуди лишь отмахнулся. Я потащил свёрток, ладонь на рукояти меча – вовремя! Свет с амулета мигнул, растаял облачком яркого тумана.

Бросились разом из-за камней.

– И-ий-йи! – взвизгнул я, рубанув широко на уровне пояса. Меч с чавком погрузился во что-то сырое, в темноте не видать, утробно рыкнуло, ноги окатило противно холодным. Я отскочил назад, за спиной валун.

Судя по звукам, на месте, где рылся Роуди, свалка, куча мала. Всем телом чувствую холод, идущий от невидимых во тьме тел. Гном молчит, ни победного рёва, ни ругани, ни стонов от ран. Руки мои задрожали, в коленях слабость, лихорадочно перебираю варианты. Что-то впилось в сапог, как присосалось, я задёргал ногой. В следующий миг тонкие иглы прошили кожу голенища, впились в плоть, в мою плоть! Я отчаянно рубанул, вывернув кисть, лезвие свистнуло рассекаемым воздухом, легко располовинило тварь.

Ещё одна впилась в правое плечо, я закричал и схватил левой, когти пронзили рыхлую плоть. Завертелся волчком, яростно рубя, окружив стеной острой стали, как потешный боец на ярмарке. Брызнуло раз, второй, третий, твари то ли отступили, то ли кончились.

Потянулся всей сутью к амулету, слабый отклик награда. Яростный приказ, амулет вспыхнул сам, крошечное солнце, щедро жертвуя остатки. Конусы лучей пробили кучу, в прорехи хлынуло ещё больше света. Белёсые, зубастые – одна пасть на вытянутом теле – твари бросились врассыпную. Тела со множеством мелких лап, не то гигантские черви-переростки, не то толстые короткие змеи, щурят бельма глаз, шустро увиляли прочь, натыкаясь на камни, зарываясь сдуру в груды песка.

У изрытой кучи гном навзничь, раскинул что осталось от рук, одна сжата в кулак, меж пальцев синие крошки кристаллов. Глаза на изъеденном лице смотрят белками без век. С потолка пещеры спускается тьма, душит сияние амулета.

Я взвалил на плечо теперь лёгкое тело и заковылял к выходу, с трудом разбирая путь сквозь злые слёзы.

Глава 4

– Иди, иди! Не останавливаться!

Кончик меча упирается в дряхлую шею, прокалывает кожу, тонкая струйка крови промочила ворот гномьей рубахи.

– Но ты ведь отпустишь, правда?

Старик выворачивает шею, на скуле огромный кровоподтёк, но это от рукояти меча.

Я похоронил Роуди в коротком штреке, что подле проклятой пещеры, в ярости круша кувалдой по стенам, по крепям, пока не начал рушиться низкий потолок. В кармане сапфир – прощальный подарок, на память о жадности и безрассудстве, дружбе и предательстве.

Я долго брёл, всхлипывая и коря, что так и не поговорили, так и не сказал «прощаю» на содеянное ещё тогда, в Лесу Тролля. Брёл по бесконечным туннелям поселения, мимо разорённых комнатушек, полных сгнившего скарба. Штольни расходятся веером от посёлка, я шёл наугад, кругами в подземном лабиринте, пока на шиворот не кинулся безумный дед. Только его заточенные точно иглы зубы привели в себя, оставив аккуратную линию дырок на загривке.

– Конечно! На кой ты сдался. Вот выведешь на поверхность – гуляй куда хочешь! – соврал я, не моргнув глазом. Ненависть заставляет кривиться губы, покатилась упругой волной к пальцам, в них дрожит рукоять. Усилием воли остановил руку, готовую разить.

Старик перестал шаркать, в шаге некая упругость. Я насторожился, повёл носом – спереди тянет свежим воздухом.

Мы подошли к приоткрытым дверям, деревянные створки погнили, рассыпаются от малейшего толчка. За дверным проёмом бессчётное число ступеней вверх. Старик притормозил, чувствительный укол в шею заставляет топать дальше.

Поднялись в знакомой архитектуры гномьей башне, полой изнутри до самого верха, в крыше ярким пятном люк без крышки, под подошвами сапог с треском лопаются остатки стёкол. Открыть секретный ход изнутри куда проще – рука деда потянула рычаг.

Сперва безуспешно, но вот каменная дверь рухнула куда-то вниз под пол. Дед мигом припустил, но ловкая подсечка – и дряхлый гном гремит костями в пыль у подножия башни.

– Куда собрался?…

Щурясь от яркого солнца, я вышел на расчищенную поляну вокруг башни. Чем поливали гномы, какой дрянью, останется загадкой, но деревья боятся переступить незримую грань, жмутся друг к дружке ровной линией в полусотне шагов.

– Дык, это, отпустил же, да? – протараторил старик, вставая, ощерился заточенными зубами.

Я вытянул меч острием к гному.

– Поговорим?

– О чём… господин?

– О подземелье, конечно. О тварях, о ловушке и о приманке для жадных кладоискателей!

Я выудил камень. Взгляд древнего гнома метнулся к сапфиру, прежде чем совладал с лицом, я отметил миг узнавания.

– Здесь, в лесу, прокурор – медведь, судья – меч. Как-то так говорят. Медведь – это я.

Гном бухнулся на колени, пополз, руки протянуты в мольбе.

– Пощади!!! Что мне оставалось делать? Меня бросили, заперли в шахтах!

– Что ты брешешь? Мы выбрались легко!

– Я говорю правду! – сверкнул глазами старик. – Это было давно, двери сгнили сами по себе, прежде чем смог выбраться… но зачем выходить? Столько лет прожив в подземелье, жрякая змей, я возненавидел всех, кто ходит по поверхности!

Старика как прорвало, слова лились неудержимым потоком.

– Те людишки искали жилы. Я бросился на колени, умолял забрать с собой, но они лишь насмехались, заперли все двери – вновь оставив подыхать. Тогда я решил губить всякого, кто сунется в шахты, в поселение! Да! Да, это я, я придумал ловушки, прикормил тварей, запрятал амулеты, что гасят свет. И дураки пёрли, не часто, но один за другим. От них не оставалось и косточки! Ха-ха-ха!

Старого гнома затрясло, то ли в хохоте, то ли в рыдании.

– Отпусти! Я больше никому не причиню вреда! – взмолился старик. Поймав мой взгляд, запричитал пуще: – Нет, не-ет! Я уйду, уйду куда глаза глядят, найду гномов. Или нет, просто уйду, буду помогать, найду семьи погибших… не-ет!!!

– Ты даже не знаешь, как их звали!

Гном заскулил, из глаз катятся горошины слёз.

– Как твоё имя? – спросил я.

Старик помотал упрямо башкой. У меня во рту горечь, отступил на шаг.

– Гнома, что ты погубил, я знал как Роуди.

– А-а-ргх!

Старик бросился на меня, во взгляде совершенное идеальное безумие. Отработанным в подземелье движением я вывернул кисть и позволяю мечу принять тело. Удар старика был так силён, что отбросил на шаг. Старый гном завалился в пыль, глаза быстро подёрнулись мутью, на острых зубах оседала красная пена. Я упёрся ступней в плечо, лезвие легко выходит обратно, кровавое. Вытер с отвращением об одежду мертвеца.

До кромки леса остаётся десяток шагов, когда от стволов отделилось гибкое тонкое тело. Я узнал и русые волосы поверх острых кончиков ушей, и сперва надменный, затем удивлённый и любопытный взгляд. Руки скрещены на груди, на поясе сабля, за спиной короткий лук, изогнут изрядно. Вернулась в чащу леса, нашарила что-то тяжёлое. Швырнула в пыль у моих ног.

– Это уже не понадобится, верно? Где товарищ? Если это он пускает кровь в пыль, то весьма постарел!

– Он погиб, – сухо ответил я. – И мню я, вы знали, что нас ждало!

Эльфийка вздёрнула нос, в миндалинах глаз возмущение.

– Ничего мы не знали! Я уж точно! Просто надо было открыть шлюзы, кому если не гному? Что случилось? – зачастила она. Я не ответил. Добавила неуверенно: – Так что, мы в расчёте?

По синеватой стали обуха гномьи письмена, даже руны. Со вздохом подобрал и чуть не выронил – какая тяжёлая!

– На этой поляне прозвучала пара имён, и оба с печалью, – начала девчонка. – Добавим радости. Я – Натаэль, запомни, чужак!

И уставилась в ожидании. Пальцы мнут изящный поясок с вышитыми синим цветочками.

Я молча отсалютовал и зашагал на запад не оглядываясь.

Горы близко, вершины шапкой поверх невысоких деревьев, солнечный диск катится по склону того самого пика. Тени гор от светила прочь, гигантскими стрелками отмеряют срок до падения Талисмана.

Проклятый лес растёт густо, слишком густо даже для мелкинда. Стволы толщиной в руку как волоски гигантской щётки. Я буквально продираюсь, меняя клочки одежды на кусочки светлой коры. Ветви хлещут по лицу, исцарапали руки, меч и секира цепляются рукоятями, осаживая назад.

Впереди светлеет, пробираюсь к опушке. Вырвался из сучковатых лап, и вовремя! В лиге пути давешний отряд рыцарей, я узнал стяг, втягивается в ворота большого города.

В воротах движение в одну сторону, путники спешат под укрытие стен. Солнце не успело сесть, последние лучи касаются верхушек высоких башен, золотят шпили, но поодаль от стен уже шастает всякая нечисть. Издалека великаны не производят впечатления, на вид обычные мужики, пока не подвернулся несчастный крестьянин или дурная корова, только тогда понятен рост. Из-за покрова леса, вполне безопасного днём, огоньки глаз ночных хозяев уставились пристально и жадно на людское поселение.

Стража скрестила подозрительные взгляды на свёртке за плечом. Сержант сделал знак, и из караулки шагнули ещё двое.

– Меч, секира, одёжка с чужого плеча – похож на дезертира! Что скажете, ребята?

– Похож! Мелкий только.

– Точно похож!

Я промолчал, но выудил монету, бросил небрежно. Брови служаки домиком при виде золота.

– С другой стороны, кто прогонит знатного воина? Нам в Дециаре ой как нужны!

Я кивнул с надменным видом наследника в путешествии инкогнито и поспешил убраться. В животе мощно урчит на запахи из таверн, полдюжины заведений невысокого пошиба в двух шагах от восточных врат. Я спешу мимо, на оставшийся золотой можно и купить половину кабака, и отправиться с проломленной головой в тупичок – как повезёт.

На кривой улочке полно народу, прут в центр, навстречу стража на стены, бдеть до утра. Здесь ночь продержаться – деяние, жизнь прожить – подвиг. Тролли лезут из болот поживиться у деревень, те похожи на крепостцы за частоколом. Великаны пробираются холмистыми равнинами шуровать на окраинах, ловить путников возле торных трактов. Велеты спускаются с гор, редко и всегда по одному, но такие мощные, отрядом латников не совладать. Гарпии, несыти, горное лихо – не перечесть, и все как на праздник.

Улица оборвалась у пустыря, земля под ногами вытоптана до твёрдости камня, вокруг – глухие стены высоких домов, поверху узкие окна-бойницы. В проёмах окон не видно зрителей, но они там, прячутся за богатыми занавесками. В центре пустыря готовится любимое зрелище местного люда – колдунью уже вяжут к столбу. Люди с кривыми от ненависти лицами тащат хворост, взрослый, старик, ребёнок – у каждого хотя бы ветка. Я протискиваюсь к центру, щурю глаза рассмотреть привязанную.

Жертва кажется невысокой, светлые волосы растрёпаны, измазаны засохшей кровью, когда били, как водится, схватив по навету. Совет Шестерых регулярно проводит рейды, ищут одарённых, упрямых, усердных. Судьба их печальна, более умелые отправляются продлить деньки в Цирк Магикус на развлечение знати, остальных – на потеху толпе попроще. Вот и эта, колдунья, с позволения сказать, отшила поди богатого соседа или ещё чем не угодила. И сразу – донос. И врываются тёмной ночью Десять-в-масках, в руках зловещие крюки чёрной стали, на шеях мощнейшие амулеты защиты – им-то можно. Несчастную волокут, обязательно за ноги, кидают в застенок. Пара дней самой жути, и костёр покажется избавлением.

Сумрачный взгляд несчастной скользит по толпе равнодушно, губы плотно сомкнуты, запеклись кровью. Я стою невдалеке, единственный без печати мерзкой радости и предвкушения, но и меня гложет чёрное любопытство. Взгляд обречённой выхватил меня из толпы, веки затрепетали, словно узнала и забрезжила надежда. Но нет. Несчастная опустила очи долу, голова вниз, подбородком поверх ключиц, те трогательно выпирают, как у ребёнка.

В Магикус не взяли, значит, не колдунья, и это должно быть ясно каждому на площади, стоит задуматься. Но кто захочет испортить такую потеху? Я огляделся, человек под боком добротно одет, на вид способен если не думать сам, то пересказать внятно чужое.

– Эй, почтенный! Не знаете, почему колдунья не в Цирке?

Бюргер смерил с головы до ног, взгляд зацепился и за подозрительный свёрток и за драную куртку.

– Так упорствует она! Люди бают, за допрос пристрастный ни разу не колданула, шкуру спасая. Какой с неё толк в Магикусе?

– Может, не колдунья вовсе?

– Точно колдунья! Приятель свояка слышал – хватали. Шум, огонь, молнии, трёх дециматоров пожгла! – возразил бюргер, добавил почти шепотом: – Чтоб им, окаянным!

Быстро глянул по сторонам, на меня. Я бровью не веду.

– Я вот что скажу. Зря они всё это…

– Что зря? – делано удивился я.

Бюргер сник.

– Да не, не, это я так… Я всем сердцем против проклятых колдунов! Ура, ура великой Шестёрке!

На последней фразе голос сорвался на фальцет, тотчас тонет в слитном рёве: «Ура! Ура!!!».

Помощник палача отправился проверять крепость пут, а бюргер уставился жадно, не выглянет ли острая грудь из разорванного от ворота до причинного места платья.

От подножия столба повалил дым, кто-то ругнулся, выхватывая сырые дрова из огня. Дым пропал, жаркое пламя лижет кончиками ноги несчастной. Толпа замерла, притихла. Из задних рядов крик: «Гори, ведьма! Жги!». Сотни глоток грянули как по команде: «Жги! Жги! Жги!!!». Слитный рёв накатывает резкими волнами, бьёт по ушам в злодейском ритме. Я вдруг осознал, как тогда с Унрулией, что вишу над площадью. Люди колышутся как травинки, в центре пожар, что вот-вот сожжёт души.

Колоссальный, но незримый груз, чувство, знакомое прежде – тут как тут, ринулось мять и давить. Но я наготове, непонятным самому усилием направляю незримые силы, мощь течёт вокруг и через меня, туда, затушить смертельный костёр.

Меня вбило обратно в тело, как в доску гвоздь, нутро вибрирует от призрачного удара. Вокруг крики, мелькнула перекошенная харя бюргера. Я повернулся. В центре пустыря пламя до небес и дымит так, будто разом сожгли всё мокрое сено в округе. Люди мечутся, круг яростного пламени всё шире, пожирает тела тех, кто в беспамятстве.

Удушливый серый дым валит вверх и в стороны, катится волной к краям площади. Нас подхватило волной обезумевших людей, вокруг кашляют, только мне нипочём с мелкиндской толстокожестью ко всяким отравам. Обернулся и жадно высматриваю, что с колдуньей. Возле столба прояснилось – нет столба, как и колдуньи нет. Чёрная яма, такая от удара небесным камнем, веером десятки неподвижных тел, дальше – сотни, но ещё шевелятся. Мне стало дурно, едва не пал на колени, но толпа сжала локтями, плечами и несёт к одному из проходов.

Бюргер держится рядом, глаза выпучены, палец с обгрызенным ногтем, подушечка в чернильных пятнах, указывает на меня. Кричит, зовёт кого-то, а палец всё тычет. На выходе с площади ждут два отряда – децимарии в чёрном.

– Он, это он виноват! Держите, хватайте! – захрипел бюргер, но тронуть побаивается. Децимарии благоразумно отступают на боковые улицы и уже там встают железной стеной.

Я двинул бюргеру рукоятью меча в зубы, поднырнул под молодецкий удар справа. И на прорыв! Позади крики и ругань, шум доброй драки. Вылетел из толпы, сразу в проулок, десяток шагов и спиной в дверную нишу. Дышу часто, а перед взором сожжённые мертвецы.

Глава 5

Народ выскочил из домов посмотреть, что случилось. Иные споро пробираются к площадям, но быстрее слух – колдунья сбежала, прихватив с собой в ад порядочно горожан.

Стража носится по улицам, древками копий наперевес трамбует прохожих в первые попавшиеся дома. Я дважды ускользнул и пробираюсь в тихий квартал мелкиндов.

Я взялся за ручку двери добротного дома. На стук открыли немедля, пальцы хозяина сомкнулись на рукаве изодранной куртки, втянули внутрь. Немолодой мелкинд в приличной одёжке выглянул за дверь, повертел головой, глядя вверх и вниз по кривоватой улочке, довольно хмыкнул. Дверь прикрылась сама, влекомая дорогой гномьей пружиной, та приделана вдоль косяка.

– Виллейн. Решил вернуться, – провозгласил мелкинд, широкий рот расплылся в улыбке, явив ряд ровных зубов. Поправил нарукавники из чёрного шёлка поверх белой рубахи. – Напрасно, времена не лучшие.

– А когда были лучшими? – спросил я глухо. – Опять жгут.

Мелкинд вздрогнул, на впалых щеках морщины глубже, сложились в совсем уж горькие складки по обе стороны рта.

– Не хочу думать, что… вижу, ты уже знаешь про Анвейн. Её схватили два дня назад, но она молчит, не выдала никого! Иначе сидел бы я тут. Бедная Анвейн. Надеюсь, не мучилась слишком долго.

Мелкинд сокрушённо качнул головой, тяжело примостился за конторкой у дальней стены. За спиной решётчатая дверь с пудовым гномьим замком, сквозь прутья не дотянуться до двух сундуков, крышки окованы полосами толстенной меди. На пол брошены замки поменьше, левый сундук нараспашку, внутри мышь повесилась, правый прикрыт.

В углу комнаты на стуле охранник-человек – глухой калека, телом здоровее велета и предан как собака. Глазки зыркают из-под низкого скошенного лба, но без знака не кинется.

– Так ты не знаешь ничего? Сбежала Анвейн. Сам видел, вместе со столбом с центра Горелой площади.

Мелкинд воспрял:

– Сбежала?! Как удалось?

– А так. Колдовство какое-то, с дымом.

Я отвожу взгляд. Ногой подцепил за перекладину табурет. Живот вдруг настойчиво напомнил о себе.

– Чудесно! Твоих рук дело? Где искать? Что в городе? – засыпал вопросами мелкинд, торопливо поднялся, готовый бежать, сел вновь.

– В городе беспорядки.

– Наконец-то! Жаль, мы не готовы… нас, знающих, слишком мало! Ты не представляешь, скольких потеряли… осталось всего полдюжины! Считая Анвейн и меня, – взволнованно проговорил престарелый мелкинд. Навалился на конторку, шёпот дрожит от волнения. – Скажи, тебе удалось овладеть секретами магии? – Мелкинд откинулся на спинку стула, рассмеялся облегчённо. – Да что говорить, конечно удалось, раз спас Анвейн! Я всегда, всегда верил в магию! И в твою миссию!

Мелкинд с довольным видом потёр ладонь о ладонь. Я вспомнил, как легко меж пальцев исчезает золото, ловко, как у фокусника. А может, и был фокусником прежде, до погрома на ярмарке, когда хватали всех, кто мог иметь отношение к магии, даже факиров и заклинателей змей.

– Ты голоден. Сейчас прикажу подать, – засуетился хозяин. Оценил мой вид. – И вынесу новой одёжки по плечу.

– Постой…

Мелкинд осёкся, глядя, как я уставился в пол. Радость на лице исчезает, уступила недоумению.

– Я не смог узнать главного – истоков магии. Да, амулетами овладел, как говаривал Фитц, в совершенстве. Но без источника, сам понимаешь… и мне пришлось бежать, так сложилось.

– А секрет сил Фитца? – спросил мелкинд со слабой надеждой. Лицо, просветлевшее на миг, потускнело вновь. – Понятно. Что ж… но кто тогда спас Анвейн?

Я решил не углубляться в недостоверные подробности.

– Они же охотились на магов, Шестёрка. Это могло привлечь внимание кого-то поистине могучего!

Лоб мелкинда перечеркнули морщины, рот приоткрылся, слова, полные упрёков, готовы посыпаться. Так и застыл с открытым ртом, когда легкомысленно не запертая дверь отворилась внутрь. В лавку спиной вперёд влетел человек в изящном жакете из чёрного бархата, стоячий ворот расшит серебром, через плечо перевязь, на боку прямой рыцарский меч. В неровном свете факелов за порогом маячат квадратные лица стражников, лбы скрыты под блестящими шлемами, шею прикрывает доспех на манер хауберка. Незнакомец кинулся обратно, меч наполовину вынут из ножен. Копья в руках солдат совершили четверть круга, замерли поперёк груди. Стражники дружно навалились на незнакомца, грубо отбросили древками. Незнакомец пролетел пару шагов, с губ рвётся поток проклятий. Но передний стражник лишь молча захлопнул дверь.

– Ну и порядки в вашем городе! Благородных рыцарей распихивают по случайным домам, не считаясь ни с чем!

Незнакомец обернулся, при виде мелкиндов тонкие, привыкшие к презрительным усмешкам губы сделались ещё тоньше. Тёмные маслины глаз обшарили помещение, задержались на охраннике, тот как сжатая пружина, замерли на ростовщике. Я удачно в углу, с края стола, в руке бумага, пальцы вертят перо. Втянул голову в плечи, в отчаянной надежде, что сэр Хурбис не обратит внимания на младшего мелкинда.

Лицо Хурбиса расплылось фальшивым мёдом.

– Скажите-ка, э-э, милейший, раз уж я здесь. Вам встречалась компания из леди с ребёнком лет двенадцати? Леди высока на вид, тёмные волосы, взгляд такой, что не скоро забудешь. Мальчик светловолос, высок и крепок для своего возраста. Они могут путешествовать как одни, так и в сопровождении кого угодно. Слыхали? Учитывая вашу профессию, наверняка вы в курсе всех дел в городе!

На стол полетела монета, сверкнув золотыми гранями. Ростовщик ловко поймал, поклонился.

– Леди не видели. А вот мальчик, похож на вашего, был с отрядом рыцарей. Они приехали сегодня после полудня.

Ростовщик замолк выжидательно. Вторая монета легла на край стола. Ростовщик провёл рукой поверх, монета исчезла как по волшебству.

– Кроме него, в том отряде двое пленников, раненый рыцарь и юная дева.

– Милейший, что за отряд и где найти?

– Про отряд не скажу, не знаю. Но расположились близ дворца, простые рыцари и воины в казармах децимариев. Куда подевались пленники, мне неизвестно.

Хурбис задумался. Королевская ищейка по-прежнему не обращает внимания на меня, как не привык замечать служивый люд: слуг, крестьян, писарей в лавках.

– Отряду явно благоволит местная власть. Что ж, благодарю! – сказал Хурбис, третья монета легла на стол, исчезла мгновенно. – Стража оказала услугу, удачно запихав в верный дом. Кстати, вы не знаете, что происходит?

Ростовщик помедлил, но четвёртая монета не появилась.

– Какие-то беспорядки из-за сбежавшей колдуньи.

– Ба! И у вас колдунов ловят! – рассмеялся Хурбис. – Похвально! Пожалуй, рискну вас покинуть. Я не колдун, хе-хе, и надо спешить по делам, несмотря на этих хамов в железе!

Хурбис попрощался лёгким кивком, черты лица приняли обычное хищно-надменное выражение. Гномья пружина противно скрипит, дверь с силой хлопнула, едва не наподдав. Я расслабил по одной готовые взорваться в бегстве мышцы.

– Уф! Пронесла, нелёгкая! – выдохнул старый мелкинд.

– Что такое?

– Ты не знаешь этого человека? Он пострашнее иных из Шестёрки! Правая рука короля Джерона. О нём ходят самые тёмные и отвратительные слухи, даже здесь, в Ретунии!

– Я знаю, – мягко прервал я, – я, представьте себе, только что оттуда. Кстати, король Джерон мёртв, если это имеет значение для вас.

Мелкинд замер, тряхнул головой.

– Нет, никакого. Но я догадываюсь, почему тебе пришлось бежать.

Я решил закончить светскую беседу. От резкого движения табурет полетел в сторону, стукнул краем сиденья по доскам пола.

– Мне тоже пора, навещу тётушку, наемся отменного супа – и в путь. Верьте, не всё потеряно! Терпите, через пару дней многое изменится.

Сородич должен был обрадоваться от моих слов, но выглядит смущённым. Покашлял нарочито.

– Как, разве не знаешь? Твоя тётушка, гм, умерла год тому назад. Мы, как узнали, писали письма, но ты не ответил.

Я замер. Медленным движением наклонился к табурету, ставлю на пол, стараясь коснуться четырьмя ножками одновременно. Это очень важно. Квадратное сиденье не на одной линии с краем стола, я повернул, слишком сильно. Немного обратно. Жаль, на поверхности ни пылинки, а то бы яростно вытер. Я поднял взгляд.

– Как умерла?!

– По зиме заболела, подхватила какую-то хворь, а лечить, сам знаешь, особо некому. Мне очень жаль.

Я кивком подтвердил, что принимаю соболезнования, и вышел вон.

Разбитая брусчатка цепляет за носки сапог, я бреду, шатаясь, куда дорога приведёт. В сумерках плывут мимо туши домов, каменные стены в трещинах. Впереди громада Цирка Магикус, с торца пристроен Дом Шести – дворец правителей.

Стою на границе площади, что вытянутым кольцом окружает дворцовые строения. На той стороне низкие стены, глухие, точно призваны защитить правителей от собственного народа. Да и не стены вовсе, казармы и склады срослись в полукольцо, окружив овальное пространство Цирка. Замыкает дворец, узкие шпили могли бы проткнуть небо, массивный балкон для самых важных персон нависает над Магикусом. Вместе здания напоминают голову подземного бога, что вынырнул из скал в рогатой острой короне, открыл овальную пасть Цирка глотать людей, жевать зубами-казармами, полными стражи.

Если Эритор с Джетсетом там, им не выбраться живыми. Судьба Его Высочества – биться на песке арены, щедро поливая песок красным из обрубков рук и ног, пока затихшее тело не стащат собакам. Эритору повезёт больше, по тавернам шепчут о рабах Магикуса. Он ещё поживёт, хотя что это за жизнь?!

Шаг за незримую границу – внутри себя, – и я поплёлся к воротам ближайшей казармы. В такт зачастили мысли. Зачем Хурбису Эритор? Что за отряд схватил? Если из королевства Джерона, почему Хурбис не в курсе? Или плюнуть на всё, думать только о своих делах? Ведь до падения Талисмана всего ничего.

Прохожие начали коситься.

«Так, спокойно, Виллейн». Буду рычать – и до казарм не дойти, зарубят как бешеную нечисть. Я мысленно схватился за голову, столько предстоит сделать: спасти Эритора, разобраться с таинственными испарениями. Сперва кивал на остатки любовных чар амулета Унрулии. Теперь и думать не знаю на что. Одно ясно, вышибает из тела в моменты потрясений. Да, было, было, щемило в груди сладко при взгляде на Унрулию, теперь могу себе признаться, когда поздно, ничего не поделаешь, не вернёшь.

Я почуял тонкий приятный запах. Невдалеке промелькнуло и скрылось за спинами невысокое существо, показалось – мелкиндка. Закутана в плащ с вышивкой по краю, на голове капюшон. Успел разглядеть симпатичное лицо под чёлкой чёрных волос.

Я подумал о Дециаре, столице Ретунии. Как вышло, что власть захватила таинственная Шестёрка, почему начались гонения на магию? Нет, с магией понятно. Конец правления короля Рафке выдался ожидаемо ужасен, после стольких лет благоденствия за чужой счёт. Люди возненавидели теперь беспомощную магию, мигом забыв, как столько лет купались в её плодах. Неурожай за неурожаем, голод, болезни озлобили и сельчан, и горожан. Когда Шестёрка впервые кинула клич – виновата магия, – люди приняли с постыдной лёгкостью. После Длинной Ночи не осталось ни одного Стража, года не прошло, как потянулись выбитые за горные перевалы монстры и великаны, из болот лезут упыри и прочая нечисть. Даже мирные прежде велеты очнулись от каменного сна, пробуют на плечо крепость городских стен.

Печатая шаг, в сторону городских стен промаршировали три дюжины децимариев. Одеты в чёрные плащи, в руках копья, лица недовольные.

В городе дошло до бунта, уже против Шестёрки, но децимарии жёстко навели порядок, оправдывая прилипшее прозвище, из седого, казалось, навсегда мёртвого прошлого. Каждый десятый в городе был схвачен, многие из них сожжены или расстались с жизнью в Магикусе. Жестокость помогла, город притих, но подняло голову самое мерзкое со дна душ. Сосед возненавидел соседа, спеша донести, прежде чем оклевещут самого.

Мелкинды Дециара спасло то, что жили особняком, анклав небольшой, но дружный и когда-то влиятельный. Увы, времена благоденствия позади, и чужаки среди людей вот-вот станут крайними за общие беды.

На площади вокруг Магикуса ряд мраморных статуй. Герои былых времён глядят с укоризной на суетных потомков. Я иду мимо, и герои сменились королями, от последней в ряду статуи постамент и обломки ног. Надпись пытались сбить, но скульптор знает своё дело – буквы выбиты глубиной в палец. Я разобрал «… Рафке».

Мне не по нраву попытки вернуть прошлое, просто совпали чаяния мелкиндов и мои мечты о магии. Я принял предложение формально, ничего не вышло, Фитц цепко хранит тайны. А местные мелкинды, они ещё поймут – былому возврата нет. Чем раньше, тем лучше.

Через каждые шагов двести городских стен тонкие как спицы башни, верхний этаж переделан в подобие маяка, что сияет магическим светом. Сейчас башни мертвы, и это предельно ясно каждому чудищу за сто лиг окрест.

Город умирает без магии, построен в недружелюбных местах. Вокруг скалы, вместо доброй земли – глина, что не желает родить зерно. Северо-восточных склонов гор избегает солнце, и виноград растёт с лесной орех, а не с яблочко. Пашен чуть, гномы сотню лет рыли недра гор и выели до пустой породы. Торговые пути послушно идут к сильным молодым королевствам, обходят неудачников стороной. Только ухищрениями магии удавалось выживать, даже жировать. Пока не иссякли обломки Чаши Симарина.

Вон они, на столбах вокруг и над Цирком Магикус, жалкие остатки мощи тратят в бессмысленное свечение.

Из земель тянули все соки, магией заставляя родить там, где бесплодно, сиять там, где тускло. Теперь изнасилованная земля мстит с лихвой. Упырями и великанами, дождями на всю зиму и горными лавинами, что отрезали перевалы.

Я остановился, ноги гудят, точно прошёл полдюжины лиг. Так и есть! Трижды Магикус обошёл. Солнце окончательно село, но слуги щедро жгут масло в фонарях, и Магикус залит праздничным огнём. Глашатаи сорвали глотки – в полночь представление, и народ в богатых одеждах спешит к центральным входам. Я к боковым казармам, ведь сказано, объявления на каждом городском столбе: любой желающий на свой страх может сразиться в Цирке Магикус – и уйти с победой и призом!

Только магу путь назад заказан.

Я постучал в дубовую дверцу. Открыла заспанная рожа, такая широкая да дебелая, не во всякую дверь пройдёт.

– Тебе чего?

У меня сжалось внутри. Губы непослушно произнесли:

– Я доброволец, пустите.

– Что-о? Не смеши! Доброволец! А-ха-ха-ха-ха! За десяток лет не видали ни одного! Пшёл вон, бродяга!

Дверь захлопнулась, я с постыдным облегчением перевёл дух.

Плечи будто тянет к земле, я поплёлся, спина горбиком, восвояси.

«Талисман, добуду Талисман, тогда и спасу, весь сияющий от магии, во взгляде море огня, одежды развеваются величественно под невидимым ветром! Да-да, Унрулию тоже спасу из лап мерзкого полутролля! И Анвейн найду, и принцу Джетсету помогу вернуть законный трон!»

Я немного воспрял, по-хозяйски посматриваю на тёмную громаду гор.

Дверь позади скрипнула.

– Эй, шутник! А ну, вертай взад! – донёсся новый, властный голос. Простучали тяжёлые шаги подбитых металлом сапог, и я оказался в окружении дюжины мрачных децимариев.

Страх из подбрюшья сполз в колени, сделав и ноги ватными. Но первый шаг к вратам испарил, прогнал слабость прочь. Я гордо расправил узкие свои плечи, изнутри прёт ухарское, залихватское веселье!

Глава 6

Децимарий с брюхом поверх ремня суёт копье соседу, пальцы-колбаски с трудом сплелись в мудрёный охранный знак, щупает что-то угловатое и острое под одёжкой. Остальные в привратной каморке замерли с выпученными глазами, в руках дрожат от напряжения копья, острые кончики готовы пришпилить как жука.

За рядком стражей запыхался вельможа, старший брат, лейтенант, или как их кличут. Костюм чернее ночи и обтягивает мощную грудную клетку, брюки лопаются на толстых, с бревно, бёдрах, заправлены в голенища зелёных гоблинских сапог. Вельможа покачивается с носка на каблук, набычился, руки в боки, большие пальцы цепляют ремень. Лицо словно из камня высечено, тяжёлый подбородок – валуны колоть – прикрывает мощную шею получше рыцарского хауберка. Выше незначительная голова, а тёмные глазки посажены так близко, одним пальцем выбить. Ремень вельможи украшен серебряной чеканкой, на бляхах монстры в длинной цепочке похабных поз. В ножнах короткий, но широкий клинок, почти тесак, рукоять по краям грубой кожи в середине отполирована до шёлкового блеска. На груди охранный амулет, оранжевый металл сияет вызывающе нагло, здесь, в страшном любому магу месте.

– Доброволец? – скептически вопросил вельможа, мерит взглядом ширину плеч и рост. Презрительный фырк оросил заросшие салом спины децимариев. – Только не говори, что пришёл биться на секирах!

Вельможа кивнул на столик в углу, там крест-накрест меч и секира.

Я скрестил на груди руки.

– Не стану. Я пришёл сражаться… магией!

Децимарии вскинули опущенные было копья, кончики дрожат, и страх белой мукой проступает на лицах. Вельможа ни чёрточкой не дрогнул, лишь ноздри расширились, как у хищника на запах дичи.

– Видал сумасшедших всяких, но такого… поверить на слово не могу. А ну как лжёшь? На посмешище перед публикой выставить вздумал?! Докажи, что маг!

Вельможа схватился за охранный амулет. Я, показав зубы в наглой усмешке, хлестнул неслышным приказом. Вещица вспыхнула белым огнём. Вельможа с проклятием оторвал пальцы от раскалённой безделушки, на мягкой как мёд поверхности отпечатки. С губ вельможи вот-вот сорвётся смертельный приказ, и я прекратил баловство.

Вельможа поплевал на подушечки пальцев, послышалось шипение, чёрная корка лопается, в трещинах алая плоть. Камень лица раскололся в гримасе ненависти.

– Убедительно? – спросил я сухим тоном, как Фитц на лекции по основам магии.

– В камеру его, в особую!

Децимарии выпростали амулеты из-за пазухи, подгоняют остриями копий вниз по коридору, мимо нелепых статуй калек. Белым мрамором застыли существа без руки, без ноги, у иных смертельные на вид раны. Я замер на миг перед изваянием. Полный застывшей ярости эльф замахивается правой, кисть обхватывает рукоять невидимого меча, левая простёрта вверх открытой ладонью, пальцы выгнуты в страшном напряжении, словно небосвод держат. Голова откинута назад, глаза широко раскрыты, меж лопаток эльфа предательский кинжал. Я качнул головой на безумство скульптора.

Укол пониже спины придал ходу, позади хохот. Я совладал с лицом, иду с прежним достоинством, смешки и остроты затихли. Глянул краем глаза – много. С одним амулетом справился бы, но остальные успеют расплющить разум, оставят идиотом пускать слюни.

Коридор ведёт в обширный подвал, на полу светлый песок в подозрительных пятнах, своды из когда-то белого, теперь в жирной копоти камня. На квадратных колоннах чадят по четыре факела, под потолком едкое марево. В уши лезет гомон, крик и рык. Решётки делят подвал на камеры, оставляя центральный проход к наклонному подъёму, тот уводит куда-то этажом выше. В другом конце прохода площадка, возвышение чистое от песка, камень пола в белых неглубоких бороздах, как рисовали мелом. Десяток высоких медных пиларов выстроились в круг, на вершинах кристаллы с кулак деревенского драчуна. Меня с опаской, но настойчиво и грубо втолкнули меж колонн. Вельможа тут как тут, тянет из кармашка куртки цепочку, на ней крошечный талисман. Приложил к одной из колонн, кристаллы нехотя вспыхнули, сперва прозрачные, наливаются от центра молочной мутью.

Магию амулетов отрезало. Делаю шаг к колонне, другой. Внутри растёт ленивый протест – зачем? Этакое утреннее чувство, когда уже надо вставать, но не хочется, ещё чуток, потом, попозже. Третий шаг не удалось завершить, я застыл в воздухе, нелепо посреди движения. Запоздалая мысль сквозь вату безразличия: «Такая магия совершенно незнакома!» Я дёрнулся обратно, отпустило неожиданно легко, сел, скрестив ноги, на равном расстоянии от пиларов.

– Так-то, магик! – довольно буркнул вельможа. – Жди своей участи!

– А поесть дадут? – невинно заметил я. Живот бурчит настойчиво. – Смертникам полагается последний ужин!

Камень лица вельможи поморщился, гранитными своими складками, нос шумно втянул в себя.

– На, поешь!

Децимарии жирно заржали, но по властному жесту стражи затопали прочь, забегая вперёд и семеня вослед вельможе.

Я огляделся: в клетках кто только не сидит! Звероватые варвары с границы пустынь, одеты в лохматые белые шкуры горных троллей. В соседней клетке тролли из тех самых, горных, чешут космы, смотрят сперва недоуменно, затем с яростью на одежды варваров. В иных клетках великаны, просто разбойники, даже черноволосая гарпия, прячет острые груди под драными маховыми перьями рук. Клетку рядом полностью занимает стоведёрная бочка, над краем на миг показалось смазливое личико ихтиона. Существо выпрыгнуло из воды, делая сальто назад, и по колыханию холмиков понятно, что никакой это не ихтион, а целая ихтионка. Чешуйчатая нога плямкнула по воде, радуга брызг окатила песок, набухли мокрым горошины. Пахнет тиной и селёдкой.

– Эй! В бочке! Что они хотят поделать с ихтионом, будешь плеваться на арене?

Личико всплыло над дубовым краем вновь, внешние непрозрачные веки недоуменно похлопали – да-да, я здесь случайно.

– Виллейн! – прорезался тонкий крик, я пригляделся к дальней стороне. В крике редкая для мрачного подвала радость.

– Я знал, знал, ты нас не бросишь!!!

Эритор счастливо обернулся к Джетсету:

– Я говорил, что теперь скажешь?!

– Скажу, что мелкинд дурак, раз попался! – прокричал Джетсет в ответ, вставая. Подошёл к прутьям, машет приветливо – надо же! Плечо движется свободно.

– Сэр Джетсет, смотрю, вы поправились. От предков вам единственное осталось – здоровое тело. Заживает как на собаке!

Здесь, в подвале, принц и глазом не моргнул на «сэр».

– Да, мне повезло. А ты, колдун, как здесь очутился? По великой глупости, конечно?

– Скажу, что я во всём уступаю вам! – прокричал я.

Эритор весело скачет, как пёсик. Я повернулся спиной, пытаюсь сосредоточиться на странных пиларах.

Кристаллы фальшивка. Удалось понять сразу, светятся, да, но не в них основная магия. Спасибо Фитцу, учил на совесть, хоть и для своих нужд. Может, и правда в преемники готовил, а я напортачил? Мысли легко свернули на сладкое, представилось: сижу в величественном кресле, в центре моей – теперь моей – колдовской башни. Передо мной в ряд вытянулись Тевиэль с Гатареном, головы виновато опущены, эльф тычком понуждает подельника ступить вперёд, жестами и гримасами на лице показывает – это он виноват, как с ним намаялся уже! Стоит и Хольстер, в крупных ладонях какой-то пергамент, королевского размера печать придаёт официальный и тревожный вид. Хольстер, как всегда, вышел сухим из воды и вот уже служит новому хозяину. Аристократически морщит нос и избегает смотреть направо, оттуда тянет гнилью, там Роуди. Мясо ног изъедено местами до белого, жёлтые кости рук в маленьких дырочках, как иголками натыкали, обрывки жил тянутся к запястью. Пальцы неловко и слабо сжимают секиру, а в пустых провалах глаз сияние сапфира. Я вздрогнул, погнал дурное наваждение прочь.

Надо работать.

Вдруг вспомнились нудные занятия, когда Фитц раз за разом вбивал в упрямые головы азы магии, так, чтоб от зубов отлетало. А на вопросы ответствовал: научись сперва простому, покори малую вершину. Я злобствовал тогда, чуя – не доверяют, держат за дурачка и поодаль от действительно важных и сокровенных знаний. Но теперь почти благодарен, могу без толики собственной магии разобраться в сложных артефактах вроде колонн.

Сейчас как распутаю тут всё!

Рилайна, где же Рилайна? Объятия роскошных бёдер, чувственные губы. Брови, такие длинные, что как одна, передают изящным изгибом малейший оттенок чувств.

Пилары. Пора начинать разбираться.

Накручено, наверчено, запутаться проще, чем разобраться. Пилары разные, я чую сродство одного с троллями, другого с великанами. Досталась колонна и гарпии. Хм, значит, должна быть и на мелкинда! Я перепробовал все, но не откликнулась ни одна. Тьфу, неуважение, даже колонны особой не поставили! Тогда что не даёт выйти? Непонятно. Наверное, специализация не для оков, для чего-то иного. Встать бы да просто уйти из-под этих пиларов, ведь ничего не держит!

Я зевнул. Чего я хотел-то? А, ладно!

Монстры, люди и прочие существа затихли, по подвалу ползёт напряжённый страх. В тишине слышны крики сверху, буханье далёких барабанов. В конце коридора-пандуса открылись врата, со свежей струёй воздуха долетел рёв труб, но вопли зрителей громче. С боковых дверей, через одну привели и меня, хлынули отряды стражи в чёрном. Клетку с троллями открыли, важный на вид децимарий воздел амулет. Волны сияния пали зелёными мертвенными лучами, один обитатель клетки покорно протопал на выход, дальше по пандусу, остальные скулят, пришиблены магией. Давешний вельможа лениво идёт вдоль клеток, заключённые жмутся к дальним стенам, отводят взгляд. Прошёл и мимо меня, на ходу бросил:

– Нет, колдунишка, ты отправишься на закуску. Ну, может, не на самый десерт, но попозже, попозже!

Вельможа отвернулся к разбойникам. По жесту длани сорвались на бег два децимария.

– Этих!

Децимарии отворили клетку, пятеро разбойников покорно выходят гуськом. Шестой забился в угол, пополз на коленях, на вид – деревенский мужик средних лет, усы печально обвисли по уголкам губ.

– Нет, нет, умоляю, только не я!!! Я не с ними, меня случайно поймали, я не виноват! За что?!

Вельможа подскочил, раскраснелся, в глазах блеск.

– Дело твоё!

Вступил в камеру, дверь захлопнулась. Рука тянется к поясу, и я понял, зачем ему такой короткий клинок, почему столь потёрта рукоять. Я отвернулся, когда отчаянный крик разбойника захлебнулся, и песок уже не в силах впитать красную влагу, пускает тонкий ручей в коридор. Вельможа вывалился из камеры, сапоги оставляют чеканный кровавый след, зелёная кожа голенища в мелких брызгах.

– Эй ты! – окликнул я. – Я знаю, понял только теперь. Ты – один из Шести! Шестой, да? За какие провинности послали сюда, возиться со смертниками? А оно тебе и в ра-адость, да-а, упырь? – продолжил я, гнусно и приторно-сладко растягивая слова. – Рубить безнаказанно, не то что на арене, когда коленки дрожат и в штанах горячо от рыка могучего тролля! Сам-то как, только на безоружных молодец или рискнёшь, выйдешь супротив мага? Это тебе не девок в предместьях хватать!

– Я вскрою тебя как свинью! – закричал безымянный, как и все из Шестёрки, вельможа.

Я усмехаюсь. Обитатели подвала ожили, стучат по прутьям в едином ритме. «У-бей, у-бей, у-бей!», – слышится мне. Только кому желают победы, мне или Шестому, неясно.

– Виллейн! Убей его! – закричал Эритор. – А-вм-у-о!

Джетсет зажал мальчишке рот, но поздно! Шестой хищной птицей метнулся к камере, пятерня сграбастала мальца за шкирку. Децимарии суют копья сквозь решётку, отжимают Джетсета в угол. Один из этих стервятников, самый мелкий, звенит тяжёлой связкой в поисках ключа.

Эритор отчаянно забил ногами, но Шестой неумолимо тянет, за ними в песке рваный след каблуков. Бросил мальчишку у моих ног, оглянулся на децимариев.

– Этих двоих пускайте следующими. Никаких амулетов, никакой магии, посмотрим, на что сгодятся в обычном бою! – бросил вельможа, распорядитель Цирка Магикус. Обернулся ко мне: – Останешься в живых, так и быть, сразишься со мной! И помни, тебе оказана честь только потому, что доброволец! Впрочем, это не поможет. Ха-ха-ха-ха!

Вельможа не спеша удалился прочь. Я растормошил Эритора. Затравленный взгляд голубых глаз под копной светлых, сейчас припорошённых пылью, волос не оставляет сомнений – дело плохо. Эритор засыпал вопросами, с отчаянием и грубовато:

– Зачем пришёл? Знаю, спасать, но как? Неужели можно вырваться живыми? У тебя есть магия?

Я помедлил.

– Можно. Если пришёл добровольцем и победил. Другое дело, как заставить Шестёрку выполнить уговор. Для этого неплохо бы прикончить пару из них. Хотя бы одного.

– И чем поможет? Кто такая эта Шестёрка? – удивился Эритор.

– Горожане страстно их ненавидят, Шестёрку. Будут в восторге, прибей мы одного, а против воли толпы не попрёшь! По крайней мере, выберемся за пределы Цирка.

– А как же Джетсет?

Я скрипнул зубами.

– Пойми, я делаю что могу. Пусть Его Высочество сам о себе позаботится!

Джетсет наблюдает за нами, заметил, как мы дружно взглянули на него. Величественный кивок смотрится нелепо за прутьями.

Эритор не возразил сгоряча, задумался.

– Серьёзный парень растёшь! – заметил я. – Лишь бы не вынесли с арены этой ночью.

Глава 7

Пока Эритор сидит, привалившись ко мне спиной, я пробую добраться до сути пиларов. Края колонн слегка расплылись, приложить бы ладонь, но знаю уже – не дойти. Из десятка наполнены силой половина, но и тех хватает держать взаперти.

Я сгрёб краем ладони сколько есть песчинок, разровнял и принялся чертить – когтём. Палец завис было над песчаным полем, стремительный штрих, второй, третий. Вот длинноухий эльф, похож на длинноволосого кролика, что стал на задние лапы и надел костюм. Вот мелкий гоблин, на голове плешь, нос крючком и клыки из нижней челюсти, телом – прямоходящая хищная жаба.

Я сосредоточился на картинке. Эльф и гоблин обрели глубину, песчинки внутри контуров мелко дрожат и сияют крошечной радугой. Резко чиркнул обсидианом когтя, тот как жертвенный нож располосовал гоблина наискось от плеча до бедра. Ничего. Занёс палец над эльфом, вонзил туда, где сердце, и провернул по ходу светил. Песчинки закружились в стремительном танце, на месте эльфа ровный слой, а один из пиларов сменил на время тональность.

Шалость моя остаётся незамечена: дежурные децимарии склонились в кружок головами, слышится глухой звяк и бульканье. Как по команде бросились врассыпную, врата со скрежетом створки по камню открылись. Эритор вскочил.

– Сейчас придут?

Я кряхтя поднялся.

– Посмотрим. Но нужно готовыми быть ко всему.

Я высматриваю Шестого, но к нам с ключом-амулетом плывёт жирный децимарий из старших. Вокруг дюжина стражи, копья через плечо, на цепочках поверх одежды одинаковые амулеты. До дрожания рук хочется вырвать копьё, выпустить содержимое пары брюх.

– Ну-ка, это! Не балуй! А то враз мозги поджарим! – Старшой децимарий сделал знак, и пара стражей схватились за амулеты. Как незримой кувалдой шибануло! Я смиренно опустил глаза.

– Так-то! А ну, топайте вверх к воротцам! Хе-хе!

Мы покорно пошли, Эритор слегка дрожит. Я на удивление спокоен.

Джетсет провожает салютом, я киваю как равному.

– Как они смеют держать здесь самого принца! – прошептал Эритор возмущённо.

Я положил ладонь на плечо мальчишке.

– В Цирке Магикус ни богачей, ни нищих, ни простолюдинов, ни благородных. Все одной ногой по ту сторону жизни. Иное дело, как поведёшь себя на арене, и последний миг покажет, кто есть кто.

Эритор расправил плечи, шаг твёрже.

У врат столы ломятся от оружия, в бочках пучки копий, щиты навалом возле стен. Только доспехов нет никакого вида. За главного – тощий человек, децимарий конторского вида в застиранной рясе, уткнулся в амбарную книгу, водит длинным носом по строчкам.

– Так-так! Колдун и мальчишка. Велено выдать трофейное: меч и секиру. Распишитесь!

– Пойди прочь, книжная крыса! – лениво бросил я, как полагается идущему на погибель. – Лучше скажи, чем вооружены противники?

– Не положено говорить кто против вас! Узнаешь наверху, – злорадно осклабился служка.

– Да ты и не говори – кто. Скажи, чем вооружены, это ведь не запрещено? – ответил я.

Децимарий задумался.

– Но и не разрешено!

Я пошарил в кармане, в тощем кошеле последняя монета. Золотой запрыгал, покатился по столешнице.

– У них дубины, – тотчас ответил служка, но монета исчезла быстрее – насчёт золота в Дециаре все волшебники. Оглянулся украдкой, взглядом показывает на дубину. Осталась одна, подпирает стенку, хотя такая может иную крышу держать. Я похолодел.

– И много взяли?

Служка подождал ещё монеты, напрасно, махнул рукой:

– Было четыре!

– Эритор! У тебя уникальный шанс побить сразу трёх великанов! Чего дрожишь? А, от ярости! Тогда трём маловато будет.

– Но как, это невозможно – справиться! – бросил в сердцах вчера ещё мальчик, сегодня, с секирой в руках, – почти юноша.

– Придётся вспомнить всю хитрость, что приписывают сородичам-мелкиндам скорее напрасно.

Арена встречает нас изрядно истоптанным песком и рёвом зрителей. Гигантское пространство, где хватит места развернуться небольшим армиям, окружено рядами трибун для люда попроще, над ними каповыми наростами балконы для благородных. Кроме нас на песке арены три группы существ.

Врата в подземный ход закрылись позади как окончательный приговор. Зрители встречают свистом и улюлюканьем, местами хохот, на паре лоджий задёрнули занавески.

По краям арены десять гигантских пиларов, старшие братья подвальных. Кристаллы на вершинах сияют ослепительным огнём, позади грубо приклёпаны медные экраны, направлять весь свет на арену и чтоб не слепить зрителей. Я прищурился, ценой временной потери зрения удаётся определить: пилары точная копия тех, внизу, только магии больше, куда больше!

– Виллейн! Колдуй, пока не поздно!

– Я бы рад, но проклятые столбы всё блокируют! Но я попробую.

Выпал на время из суетного мира, тычусь слепым котёнком в магический кокон, что по краю колонн.

Эритор пихнул в бок, я посмотрел на противников. Великаны на дальнем конце арены встали в кружок и машут дубинами, аж воздух стонет. В правой стороне шайка не то бродяг, не то разбойников, одеты по-ярмарочному в цветастые рубахи, поверх бритых черепов косынки, в ушах серьги из золота. На гнусных рожах страх пополам с предвкушением крови. Третья группа – звероватые существа в косматых шубах, опёрлись на длинные кривые палки со множеством костяных висюлек. Рожи в чёрных и красных разводах, в нечёсанных век гривах волос костяные гребни.

– Проклятье! Дикие шаманы северных лесов! С ними придётся повозиться.

– Какие-то хмыри, – откликнулся Эритор, в голосе презрение, поигрывает секирой.

– Не спеши с выводом. У них природная восприимчивость к магии, вдобавок усилена ядовитыми взварами, от тех голова набекрень и полная потеря страха!

С торца арены громадой нависает дворец Шестёрки, на самом краю выдающегося во всех смыслах балкона Шестой, раскинул руки в стороны. Постоял, гомон и не думает стихать. По кивку противно взвыли трубы откуда-то снизу, из ямы подле трибун. Шум затих.

– Жители славного Дециара! Сегодня, как и всегда, – проорал Шестой, по трибунам пошли смешки, – вы увидите кровь и смерть! Кровь отвратительных монстров, что штурмуют стены нашего города некоторый год! И смерть подлых магов, колдунов из далёких земель! Магов, что предали вас, предали всех нас, лишили город главного сокровища, сил и благодати!

Толпа взревела послушно, Шестой продолжил:

– Но сегодня не просто день мести, сегодня день особенной мести! К нам явился доброволец, колдун из нашего города, из тех недобитков, что верные ваши слуги ищут неустанно! Да, винюсь, не всех изловили, наглые твари смеют чинить козни и даже, даже! Являться в Магикус, уверены в неуязвимости!

Толпа притихла, только дама в лоджии с охами и ахами шумно упала в обморок.

– Но мы живём по закону, и как ни хочется удавить мерзкого колдуна, растянуть на дыбе и поджарить на Горелой площади, должны, обязаны дать шанс. Ведь сказано в уложении: сразись здесь, на Арене Магикуса с одним из Шести, и победитель уйдёт свободным!

Зрители взревели.

– Одно не пойму, – пробурчал я, – то ли орут в ожидании нового зрелища, то ли хотят видеть, как Шестому кишки выпустят!

Шестой словно услышал, бросил взгляд через всю арену. Лужёная глотка извергла новый поток слов:

– Я сам лично выйду на битву, если магик докажет, что достоин, продержится раунд! Да будет битва!!!

Тотчас взревели трубы, на этот раз торжественно. Кристаллы на вершинах пиларов вспыхнули совсем ослепительно, казалось, прожгут медные экраны и чистый свет испепелит горожан. Те прикрываются руками, ещё миг, и разбегутся стайкой испуганных насекомых. Кристаллы убавили свет вполовину.

– Держи секиру крепче, но не маши без толку! Не думай о боли – она будет, не думай о смерти – её не заметишь. Есть только секира и противник, – бросил я Эритору. Сам потянулся к магии пиларов, отклика, как и прежде, нет.

Великаны, почёсывая под мышками, тяжело потопали к центру арены. Пространство между трибун шагов двести, но великанам один выходит за два. Шестеро разбойников, коротко посовещавшись, широкой дугой заходят на нас. Шаманы встали в круг, заунывное пение не предвещает хорошего, над косматыми головами сполохи, я чую дикую магию, шаманы сами себе амулет, что заполнен под завязку.

Мы ждём, пока разбойники с криком бросятся, в руках кривые сабли и засапожные ножи.

– Бежим к великанам! Не руби, ускользай, спасение в ловкости! – прокричал я Эритору, дёрнул за рукав. Мы припустили со всех сил, зрители начали улюлюкать, на песок летят обглодки костей. Из-под стены выметнулись страшноватые собаки схватить лакомство, но многие не достали, пудовые цепи жёстко одёрнули назад. Здоровые с худого медведя, такое страховидло болотного упыря порвёт как котёнка.

Великаны приближаются пугающе быстро. Я оглянулся, разбойники бросились в погоню. Прежде чем мы достигли великанов, прежде чем разбойники вцепились нам в зад, круг шаманов раскрылся, и оттуда повалил зелёный дым, плотный и едкий, заставив близких зрителей закашляться. Из дыма бухнуло, выступил кто-то огромный на четырёх лапах. Разогнулся, и я с ужасом узнал по красной, будто на костре прожаренной коже демона. Один из родовых или ещё какой, не важно. Рогатая башка, в злобных буркалах ни капли мысли, только желание жрать и крушить, кисти-ковши пусты, но и без оружия натворит дел.

Великаны струхнули враз, сбились кучкой, лицом к новой опасности. Демон в несколько гигантских прыжков одолел расстояние, припал к земле. Длинная ручища выстрелила вперёд и схватила за дубину ближнего великана, тот похож лицом на деревенского простачка. Могучий торс демона выпрямился, великан растянулся в песок. Демон обрушил на великана вторую клешню, промазал, от удара оземь разошлись кое-где плиты, и песок ринулся в щели.

Незадачливый великан поднялся на четвереньки, когда демон взмахнул отобранной дубиной, и великан мячиком полетел к краю арены. Там и застыл мёртвой грудой, адские псы бросились рвать на куски.

Трубы взревели вновь, и по жесту распорядителя из подвалов цирка погнали всех, кто есть. Зрители вошли в раж, беснуются не только простолюдины, наряженная женщина, что побывала в обмороке, чуть не выкинулась в экстазе с высокого балкона. На лице мерзкая жажда чужой крови.

Разбойники застыли с открытыми ртами, я сделал знак Эритору. Мы врубились быстро и яростно. Эритор полоснул секирой наискось, и здоровый лоб завизжал, глядя вниз на трепыхание сердца. Я ткнул мечом куда-то вбок, где мелькнуло, бросился набегавшему под ноги. С земли кое-как полоснул по жилам, вскочил по ту сторону поредевшей шеренги. Остались трое. Разбойники попятились, на лицах трепет. Крайний шагнул слишком близко, мелькнула дубина размером со ствол дерева, и на месте головы взорвался фонтан алых ошмётков.

Из открывшихся под землю врат выскочил отряд эльфов, воздух загустел от десятков стрел. Но демон лишь фыркает на булавочные уколы, припустил за третьим великаном. Тот, не будь дураком, бросился наутёк. Демон рёвом чуть не сшиб всех с ног, тяжёлое буханье ступней, что закованы в стальные башмаки-копыта, вот-вот обрушит перекрытия под ногами. Тощая гарпия не в силах лететь на ободранных перьях, заметалась среди бойцов, худое смуглое тело блещет девичьими прелестями сквозь прорехи одёжки.

Двое разбойников собрали остатки мужества и бросились на нас. Оба жилистые и ловкие, и наше преимущество сошло на нет. Начал сказываться чужой опыт, я с трудом парирую удары гибкого противника. Сабля разбойника сразу в трёх местах, в следующий миг в новых трёх. Плечо резануло бритвенной болью, я отпрыгнул, переместил клинок в левую. Хорошо, обеими владею одинаково, жаль, одинаково плохо.

Я бросил взгляд в сторону. Эритор, на удивление, теснит противника. Крепок для подростка, в иных местах сойдёт за взрослого, вкладывает в замахи все силы, и словно кто-то ведёт, подсказывает за плечом куда бить. Разбойник с саблей танцует, старается пробить защиту то хитрым змеиным выпадом, то прёт напролом. Вспыхивают гномьи руны на обухе, и секира, как живая, парирует удар.

У Эритора испарина, топорище начинает гулять в уставших пальцах, ещё минута, и падёт без сил. Я сделал размашистый выпад, мой разбойник легко отскочил назад, губы сложились в презрительную ухмылку. На лице оставил следы жизненный путь, полон кутежа и предательств. Я сделал испуганный вид и сместился вбок, спиной к рубящейся парочке. Разбойник с готовностью бросился. Сабля чуть не лишила ушей, но я сумел поднырнуть под руку. Разбойник легко развернулся, в глазах торжество – сейчас как разделается! Эритор рубанул поперёк груди, его противник отпрыгнул, и разбойники врезались спинами друг в дружку, на мгновение замешкались.

– И-и-й-я!

Я подскочил, меч описал дугу, и гнусная рожа умылась кровью, стёрлось всё привнесённое, лишь недоумение – за что, почему я – ложится посмертной маской.

Сбоку тупой удар и чавк.

– Виллейн, помоги! Секира застряла!

Я смотрю на мальчишку, как стоит, упёршись ногой в труп врага, ладонь на рукояти, та багровая от крови. Ноздри Эритора жадно вдыхают запах битвы. Мне не по себе, как легко люди, даже юные, учатся убивать.

Впрочем, иные расы не лучше.

На арене поубавилось. Группка эльфов поняла тщетность борьбы с демоном, переключилась на великана, что снёс башку разбойнику. Великан еле шевелится, похож на ежа, вместо иголок древки стрел с широким длинным оперением. Но стрелы закончились, и эльфы в растерянности сгрудились и щетинятся короткими кривыми ятаганами.

– Не любишь разбойников? – раздался за спиной голос. Я подпрыгнул от неожиданности. Ступая мягко, по-боевому, идёт принц Джетсет, в опущенной руке длинный прямой меч, белую рубаху треплет на слабом ветру. Светлые волосы горят ореолом в свете пиларов, черты лица сложились в хищную маску. Принц пояснил: – Эритор рассказал твои приключения.

Я хмыкнул:

– А кто их любит? Ваше Высочество! Присмотритесь к шаманам и демону, нас трое, и недобитки не противник.

Я указал широким жестом на великана и эльфов.

– А ты уверен в себе, мелкинд.

Последний великан сдуру врубился в эльфов, заработал дубиной, как крестьянин цепом. Длинноухих скосило, но один успел воткнуть ятаган в глазницу. Великан взревел и слепо бросился взад. Демон обрадованно рыкнул, от мощного звука посрывало шапки со зрителей на нижних рядах. Огромная пасть кажется входом в пещеру, лапа хапнула великана и суёт внутрь. Влезла голова, демон поднапрягся, к морде прилила кровь, сделав кирпично-красной. Громкий треск, как гигантский орех лопнул, – конец великану! Демон откинул невкусное тело прочь, длинный язык облизал с губ растёкшийся мозг.

– И как с ним справимся? – спросил Эритор. Я кивком оценил его уверенность, но Джетсет нет, слегка потерял в цвете щёк.

– Никак, – ответил я. – Справиться надо с шаманами. Ничто не даётся даром, это их магия держит демона. Стоит прикончить и отправиться восвояси. Вы его отвлеките слегка, а я займусь хмырями!

Глава 8

Гарпия под шумок уже у великана, что весь в стрелах как в перьях. Торопливо ломает древки, острыми изломами втыкает в предплечья, шипит от боли и ругается площадной бранью. Я почувствовал резкие толчки дикой магии.

– Вот это жажда свободы!

Коллеги не обратили внимания, расходятся полукругом от демона.

Пилары вдруг завибрировали, сияние кристаллов утихло. Померкли полностью, мигнули раз, другой, вспыхнули снова. Тела с арены исчезли!

Принц с Эритором дразнят демона, довольно успешно. Тот орёт и машет вслепую лапами, топчется то вправо к Эритору, то влево к Джетсету. В группке шаманов крик и ругань.

Я осторожно потянул дикую магию на себя и сразу направил на гарпию, добавив толику заклятия роста и исцеления. Гарпия замерла, на лице разгладилась гримаса боли. Шевелит древками стрел как родным пером. Глянула поражённо на шаманов, от них крик, полный паники, затем на меня. Присела, поджав ноги, и резко метнулась вверх. Странные, будто обглоданные крылья прочно легли на восходящий поток, гарпия прокричала неожиданно мелодично и стремительно тонет, растворяется в чёрном куполе ночного неба.

На бегство зрители особо не реагируют, всё внимание к демону – тот застыл и неуверенно топчется. Шаманы отчаянно пытаются перерезать канал, что тянет магию, но куда им, сиволапым, состязаться со мной! Я подключаю больше и больше сил, гарпия как комета. Но и шаманы показали, что не робкого десятка. Сверкнуло чёрное лезвие, и кривой каменный нож в руке соседа вспорол шею главному. Шаманы попадали, я со стоном схватился за голову – поток магии резко иссяк, наподдал и мне.

Демон, недовольно взревев, скрылся в едком тумане, пропал с жутким треском. Шаманов разметало ударом воздуха, но проворно вскочили и лихорадочно строят оборону. Я чую: пучок смертельных заклятий нацелен на нас.

– В атаку! – прокричал я. Мы ринулись на похожих на косматых горных медведей врагов.

Пара молний и огненный шар навстречу чуть не отправили на тот свет, но стоило добраться до основной группы, как пошла бойня. Мечи вязнут в косматых шкурах, тогда Джетсет взялся за секиру, дело пошло лучше, могучие взмахи скорее колют как дрова, чем рубят. Шаманы падают один за другим, не успевая колдануть, лишь последний, самый здоровый и на удивление ловкий, завертелся волчком, в руках пара кинжалов из чёрного обсидиана. Джетсет сунулся было, отпрыгнул с проклятием. На рубахе узкий порез поперёк живота, но из нутра не прёт, царапина, лишь промочило красным.

Я вдруг почувствовал пресыщение битвой.

– Довольно! Хватит цацкаться, – устало прокричал я. Воздел руки, и с лежащих тел слепяще-жёлтым огнём сорвалась молния. – Не люблю это грубое и примитивное швыряние силой, когда драгоценная магия в песок, но что поделать! – добавил я и развожу виновато руки.

Шаман вспыхнул головнёй в своей неведомого зверя шубе, метнулся куда-то вбок, забился, затих. Пахнет горелым, на арену легла тишина. В этом вязком молчании мой звонкий голос услыхали и те, кто предпочёл бы не слышать.

– Ну что, Шестой, твоя очередь? Или отпустишь с миром?

Шестой взревел и одним касанием пальцев одолел перила. Сапоги ударили оземь с высоты двух этажей, песок столбом, но Шестой даже не дрогнул, направился к нам.

– Берегись! Он не слабак! – крикнул принц. Я глянул искоса – на лице Джетсета следы битвы, но взгляд внимательный и на удивление спокойный.

– Возможно, и не слабак. А вот сволочь – точно. Пилары по-прежнему блокируют магию!

– А как же сила шаманов? – воскликнул Эритор.

– Мертва.

– Зря прикончил последнего, – бросил Джетсет. – Надо было взять в плен!

На арену хлынули децимарии, дюжина дюжин, отборные и поджарые, не чета подвальным клушам. Под угрозой копий мы опустили оружие. Децимарии разбежались в широкий круг, Джетсета и Эритора оттёрли на ту сторону, я один на один с Шестым.

Я крепче сжал меч, пусть в моей руке – никчёмная оглобля. Шестой осклабился. Смотреть тошно и страшно до дрожи, как легко играет своим тесаком. Короткий широкий клинок хорош пластовать, в тесных камерах даёт преимущество. Здесь, на открытой арене, от него толку меньше – против доброго рыцаря. Подбадривая подобными мыслями, я пытаюсь скрыть простую и очевидную: Шестой мясник, за плечами сотни жертв. И я с нелепым прутом, полоской тонкой стали, что переломится от первого удара тесака! Противник умел, силён как бык и быстр как волк. Одним словом, конец мне.

– Виллейн! Я верю, ты победишь!

Конечно, это Эритор. Кто иной полон надежды в этом мрачном, несмотря на яркий свет, месте. Впрочем, мне немного легче.

– А как же магия? – прокричал я Шестому. – Ты обещал битву с магом! Что же, выходит, обманул народ?

– Почему же? – осклабился Шестой. – Ты ж маг? Значит, битва с магом! Бу-га-га!

Слова не остались не услышаны, зрители шумят, но ни один не возмутился. Все, от ничтожного до приближённых к правителям – под одним сапогом. Под шестью парами сапог, если быть точнее. А магия любит точность. И наблюдательность.

Децимарии образовали кольцо близ одной из колонн, но все же поодаль. И задача моя…

Взревев боровом, которому прищемило, Шестой бросился, тесак высоко над головой. Таким ударом пень перерубить, не то что невысокого мелкинда. Мелкинда ловкого, в том и дело, я скакнул в сторону, использовав взрывную силу.

Для зрителей я исчез и появился где-то в стороне. Шестой растерянно заозирался, я делаю скучающее лицо, шаркаю ступнёй в песке под ногами, любуюсь на когти на распрямлённых пальцах. Раздались смешки, я шутливо поклонился. Шестой взревел ещё пуще и бросился вновь, тупо как баран. Слишком тупо.

Ха! Не родился тот человек, чтоб обжулить мелкинда! Рискованно, на кону жизнь, но я остался стоять на месте. В последний момент Шестой свернул в сторону, широко взмахнув тесаком. Лезвие описало полукруг и перерубило бы неосторожного. Только тогда я скакнул вперёд, кончик меча почти достал в бок вельможе, но тот невероятно быстрым движением отбил выпад.

Мы отпрянули друг от друга, тяжело дыша. Шестому невдомёк, но меня хватит ещё на один взрыв, и только. Тогда этот гранитный бык просто попёр, медленно и верно. Воздух гудит перед грудью от бешеной рубки крест-накрест. Руки достаточно длинные, чтобы я не смог ускользнуть, образовали стену из стремительной стали тесака. Росчерк справа, блик слева, клинок всюду. Тонкие волосяные взблески в любой миг сорвут кровавую нить, без сопротивления развалят моё тело на части.

За моей спиной сопение децимариев, и я увидел победный блеск в глазах Шестого. Я выставил меч от груди прямо в сторону врага и замер, ни шагу назад. Взгляд рассеян, я почувствовал, что сижу в теле как посторонний. Где-то там, впереди, замах, взблеск, замах… я отдал приказ, и мышцы, странно чужие, пришли в движение. Полоска меча потянулась вперёд, сверху, как судьба, рушится тесак. Я поднажал, мышцы деревянные и медленные, как течёт смола. Изо рта рвётся протяжный крик:

– А-а-ррах!

Кончик достал до груди Шестого. Удар потряс, я отлетел как щенок от волкодава, спиной на ряд децимариев. Те рассыпались в стороны, я кувыркнулся через плечо, замер на корточках. Поднял взгляд и с ужасом вижу: Шестой цел и невредим. Лишь чёрная ткань разрублена, из дыры проглядывает чёрный же доспех, на нагруднике издевательски мелкая зарубка. Шестой расхохотался и ринулся на меня. Я едва успел вскочить, бросился к пилару. С трибун улюлюканье и свист, что-то кричит тонким голосом Эритор.

Столб отлит из меди, чёрной от времени, приближается мучительно медленно. Шестой поотстал. Я запрыгнул на пилар и, противно скрежеща когтями, споро полез вверх. Тяжкий удар звоном прокатился к вершине, снова вниз, столб скользит в потных ладонях. Снизу второй удар, столб завибрировал, норовит сбросить. Я прилип к холодной меди. Извиваясь всем телом, торопливо лезу, выше и выше. В зубах зажата рукоять клинка, стоит отпустить – всё кончено!

Вот и вершина. Я, полуслепой от блеска кристалла, поглядел вниз, помахал ладонью.

– Слазь, трусишка! Долго мучить не стану!

Шестой сделал движение клинком, рукоять играет в пальцах, лезвие метёт вдоль земли из стороны с сторону. Я расшифровал жест: иди сюда, смазка для меча!

– Это не бегство, это манёвр! – прокричал я.

Вздохнув мысленно, перехватил меч за рукоять и ударил шишаком по кристаллу. Огромный, размером с нестриженого барашка, мгновенно покрылся сетью тонких трещин, потух. Я ударил ещё раз и ещё, уже лезвием, кристалл лопнул тысячью осколков, обдал стеклянным крошевом, едва не забрав глаза, лавиной вниз на голову Шестому. Я заскользил по столбу.

Шестой отступил на шаг, глаза прикрыты ладонью, и мне удалось наподдать пятками. Здоровяк пошатнулся, слепо махнул клинком. Тесак звякнул о пилар неожиданно громко в жадной до зрелища тишине Цирка Магикус. К лезвию проскочила искра, и Шестой отлетел на пару саженей. Пилар странно гудит. От осколков кристалла сизый дым, собирается выше колен в густое марево. Децимарии уже кашляют, но держат дисциплинированно строй. Шестой бредёт слепо в колдовском тумане, прокричал:

– Что это? Магия? Кто разрешил магию? Столбы не работают? Что ты наделал, проклятый мелкинд?!

Я не ответил, дым без суеты, но быстро опал, как песок на дно стакана воды. Вокруг пилара в уродливых позах застыло множество людей, тела припорошены белым. На вид все при смерти: у кого зияющие раны, у иных отрублены конечности, как у статуй из подземелий цирка.

– Это час расплаты, Шестой! Скольких из них убила твоя рука? Получай благодарность!

Едва смолкли последние слова, воины, рыцари, разбойники и просто случайный люд бросились, заковыляли из последних сил. Кто-то пал на песок, придерживает распоротый живот, другой прижал к телу культю, кровь тонкой струйкой бьёт из обрубка, а на лице маска ненависти, но хромает к чёрной фигуре. Шестой утонул под массой тел. Могучий рык захлебнулся, тесак рубанул раз, другой, отправляя и так обречённого на уже верную смерть – и завяз. Куча слабо шевелится несколько минут, затихла, в гробовом молчании трибун.

– Чемпион! Чемпион!!! – закричал Эритор. Трибуны подхватили: «Чемпион! Чемпион!».

Я с гордым видом, так надо, вышел в центр арены. Поодаль, по-прежнему в круг, децимарии, топчутся неуверенно без командира. Зрители продолжают скандировать, но балкон правителей пуст. Крики пошли не столь восторженные, слышится «предательство», «кровавые ублюдки». Я криво усмехнулся. На мой суд, невинных нет в этом цирке, ни на арене, ни на трибунах, не говоря про балконы, балкончики, тем более в лоджиях.

Но вот на террасе бывшего королевского дворца движение. В сопровождении свиты ступает человек неопределённого возраста. Белые волосы зачёсаны назад, подбородок твёрдых очертаний выдаёт человека с сильной волей. Под руку с ним Рилайна! Её не узнать. Одета под стать королеве, волосы в сложной причёске, в ушах длинные тяжёлые серьги из драгоценных камней. Деревенские черты исчезли как по волшебству: перед нами леди. Трибуны взорвались восторженными воплями, к балкону правителей летят цветы. Рилайна благосклонно глядит, взгляд коснулся Джетсета. Лицо перекосила гримаса.

Один из Шести, нет, теперь из Пяти величественно поднял руку. Кажется, он ничуть не огорчён исходом схватки. Шум начинает стихать, децимарии взбодрились, опасно переложили копья на изготовку.

– Чемпион! – прокричал правитель, и цирк взорвался восторженными криками. Я разжал судорожно сжатые кулаки. Правитель снова сделал жест, и шум послушно затих. – Впервые за историю Цирка Магикус у нас Чемпион! Он уходит цел и невредим! Теперь никто не смеет обвинить, что Шестёрка не держит слова!

Правитель обвёл трибуны взглядом, раздались редкие подобострастные крики. Я прочистил горло.

– Я не один в победителях, мои спутники уйдут со мной! – прокричал я. С трибун донеслось: «Верно! Верно говорит!».

Правитель скривился на ничтожную долю мгновения, совладал с лицом.

– Быть посему! – проговорил один из Шести. Рилайна вдруг недовольной кошкой зашептала на ухо. Правитель продолжил: – Но только с одним, выбирай, кого заберёшь!

Толпа безмолвствует, толпе интересно, кого выберу, толпа рада, что представление ещё не окончено и будет что обсудить, сдувая пену с края кружки. Проклятая ведьма, что нашептала? Я повернулся, децимарии подались в стороны по знаку самого смышлёного из них, видать, в командиры метит. Гляжу немного виновато на спутников.

Я набрал воздуха, но Джетсет опередил, выступил вперёд. Лёгкий, полный достоинства поклон правителю, приветственный взмах трибунам.

– Не могу позволить этому мелкинду спасти себя в ущерб малышу! – прокричал Джетсет, потрепав по голове Эритора. – Это недостойное деяние для сына великого короля Джерона!

Трибуны слушают, затаив дыхание, взорвались вдруг криками и аплодисментами. По знаку сметливого децимария Джетсета окружили двойной шеренгой копий и теснят к дворцу. Эритор подбежал ко мне, и под скандирование толпы мы двинулись на выход.

Цирк Магикус провожал нас троих стоя.

Не успели войти под своды тоннеля, к запертым наглухо парадным вратам, долетели слова правителя, полные холодной ненависти:

– Так это Джетсет, отпрыск проклятого Джерона? Ты ответишь за то, что умыслил вторгнуться в Ретунию, за мерзкий ваш колдовской заговор! Думаешь, мы не знали?! В оковы его, в самую глубокую темницу! Шестёрка определит твою участь, но что-то подсказывает, будешь казнён поутру!

Холодные, полные приговора слова правителя окатили как ведром воды. Я споткнулся на шаге. Победа меркнет, деяния дня кажутся незначительными.

– Как смеет Шестёрка казнить принца?! – зашипел я. Хотя смеют. Принц без королевства в королевстве без короля: они смеют что угодно.

Вопрос в том, что смею я, Виллейн?

Джетсет обернулся, и стражи не стали перечить. Прокричал нам вслед:

– Эритор! Помни свой долг!

Глава 9

Ночь – время глухих дверей.

Кто откроет нежданным гостям в городе, где смерть ходит по соседям? Казалось бы – открывай смело, децимарии не стучат, выбивают дверь неожиданно и страшно. Пока путаешься ногами в одеяле, чужие люди уже топчут придверный коврик, врываются в спальню. Ты не глядишь на мрачные лица, они не важны, лишь руки Шестёрки, но пытаешься высмотреть за широкими спинами – кто? Кто из соседей указал на тебя? Наушники здесь, по-хозяйски щупают вещи, вчера улыбались и вместе ругали Шестёрку, а за пазухой храним обереги с былых времён.

Остаётся одно – увидеть предателей и метнуть последний полный ненависти взгляд.

Бывает, запретная магия не найдена, и крупный штраф за ложный донос – мелочь, на фоне злобы соседей. Пустеет дом, незадачливый наушник спешит переехать подальше. Бывает, но редко. Куда чаще поможет добрая взятка бейлифу, но об этом – тс-с! Только магу откупиться нет шансов.

Постучавшись в десяток домов наудачу, мы с Эритором пробираемся в квартал мелкиндов. Беды обходят их стороной, скажи кому, мелкинд – маг, колдун, в ответ взрыв хохота. Торговцы, ремесленники, пройдохи, кто-то вспомнит лазутчиков и наёмных убийц. Но маги? Не смешите.

– Виллейн! Ты уверен, что нам нужно к твоим? – спросил Эритор.

Я тащу его за руку, мальчик полуживой от усталости, а любое упоминание принца заставляет втягивать голову в плечи.

– Эти слова принца на прощание… что Его Высочество имел в виду?

Эритор бросил сумрачный взгляд и сжал упрямо губы.

– Сегодня мой день рождения. Мама обещала что-то особенное, сюрприз, – горько проговорил мальчик. – Жаль, мама не видела нашей победы!

Я ответил поспешно:

– Секира твоя. Береги, там какая-то хитрогномья магия, видишь руны? Один хороший товарищ погиб за неё…

– А как же ты?

– Тяжела для моих рук, а ты растёшь в здоровенного рыцаря! – ответил я, пожав плечами. – Что касается мелкиндов, мои отношения с родичами оставляют желать лучшего, но не предупредить было бы свинством!

Эритор похлопал белёсыми ресницами.

– Мы победили, Виллейн! Всё закончилось!

– Только начинается. Не знаю, удастся ли убедить упрямцев.

Нужный дом протаял во мгле, подсвечен факелами в стенных нишах. В праздничных огнях каждый второй дом, и грабители обходят квартал стороной, но дело не только в ярком освещении. Ворон ворону глаз не выклюет, увы, и это тоже правда, не самая приятная про сородичей.

На стук открыли не сразу. Массивная дверь окована железом, без тарана не вынесешь, повернулась беззвучно на хорошо смазанных петлях. В глаза свет яркой лампы, за ней теряется во мраке. Скрипучим голосом пробурчали:

– Заходите, коли пришли среди ночи!

Мы расположились в удобных резных креслах в гостиной. Напротив – длинный стол, уставлен неожиданно скудной едой: копчёное мясо пяти сортов, полголовки сыра – жёлтое янтарное нутро в ноздреватых дырках, каравай тёплого свежего хлеба испечён с ночи к раннему завтраку и ваза со свежими яблоками, виноградины с орех да сушёные фрукты. Недоеденный вечером карп кверху пузом, но в свежей, с ледника, сметане. Кувшинов с вином два, пива нет вовсе, но добро корзинок с пирожками да расстегаями, в миске плавают грибы в солёном рассоле. А супа вот нет!

Вокруг стола хлопочет престарелый мелкинд, кожа лица сухая и пошла пятнами, в уголках широкого рта морщины, редкие седые волосы подстрижены коротко, отчего голова как ёршик. На мелкинде накинут цветастый халат с коротким ворсом, старик тянет пальцами за края, зябко кутается, пустые рукава болтаются в противотакт порывистым движениям.

– Неужто победил в Магикусе? Шестой мёртв? Я всегда говорил, Виллейн им покажет! – тараторит между делом старик.

– Небогато у вас на столе, дядя Шверге! Помню, провожали куда как обстоятельней!

Шверге почесал когтём лоб, привычным движением пригладил кустистые брови.

– Времена небогатые. За город, считай, без отряда не выбраться. Крестьяне бегут кто куда, добрую еду доставлять некому. Да вы садитесь снедать!

Мы накинулись на еду как два дня не евши. Шверге продолжил бурчать:

– Наших совсем мало осталось. Нет, не похватали, не думай. Но от такого житья сбежал кто мог. Да вы ешьте, ешьте! – вскинулся мелкинд, видя, что я уже открыл рот засыпать вопросами. – Схожу внучку разбужу, вот радость будет тебя увидеть.

Я сразу подавился рыбьей костью, закашлялся.

– Только этого мне не хватало! – зашипел я Эритору. Тот глядит весело и прячет улыбку.

– Не отказывайся, Виллейн, не всё ж тебе на мамку глазеть!

Я почувствовал, как мучительно краснею.

– Знай ты её, говорил бы иначе. Томная девка, прилипчивая как пролитый на пол мёд! От таких лучше бежать куда подальше, – выплюнул я, добавил еле слышно: – Что я и сделал в своё время, когда отправился искать ученичества мага.

Шверге не удержать. Старейший из городских мелкиндов когда-то славился неуёмной энергией, сейчас выплёскивается редко, но столь же неудержимо. Эритор фыркнул от смеха, глядя на кислое моё лицо. На втором этаже голоса, мелкинд протопал обратно, весь сияет.

– Скоро оденется и спустится к нам!

– Э-э, – попытался возразить я, – мы вообще-то по делу. Вот ты говоришь, сбежали многие. Многие, да не все, а пора бы!

– С чего вдруг? Говорю же, беды обходят стороной.

– С того, уважаемый Хранитель Традиций, что Шестёрка будет мстить. Да, для зрителей сказано – уйдём свободно. Я и ушёл, мы ушли, – поправился я, взглянув на Эритора. На том тень всякий раз при упоминании Джетсета, пусть его нет с нами. Именно поэтому. – Ушли, но я показал – мелкинды тоже бывают колдунами! Думаешь, никому не придёт мысль проверить вас всех до одного?!

Шверге застыл парализованный, как на горную жабу наступил.

– Чур тебя! Авось обойдётся! Всем известно, какие из нас колдуны! Нет способностей к магиям у мелкиндов, и никогда не было! А ты и вовсе не пойми кто, не из наших, не местный!

– Об том Шестёрке скажи и поподробнее разницу между мелкиндами пустынь и вашего анклава! – выпалил я озлившись. Лицо Шверге исказило от ярости.

– Скажу! Вот прям сейчас собираюсь и иду во дворец! Помнится, Третий весьма признателен был за кое-какие дела. Выслушает и примет решение по справедливости!

– Да ты совсем из ума выжил! – взбеленился я. – Кому довериться решил, Шестёрке?! Этим кровавым упырям? Они первые за те самые, боюсь представить, дела порешат! Руки пока не дошли. А не они, так толпа, только кликни.

Я резко встал, лавка качнулась и чуть не грохнулась на пол вместе с Эритором.

– Доедай, и идите-ка подобру-поздорову! Пока Статуата не позвал! А я, дурак старый, внучку решил показать! Чемпионы, тьфу!

Я сделал знак Эритору на выход, как вдруг от лестницы прилетел мелодичный звонкий голос:

– Хватит вам собачиться! Виллейн дело говорит.

В гостиную вступила внучка Шверге, да не та, что я подумал, а младшая. Как все мелкинды, окромя Статуата, невысока ростом, чёрные волосы распущены по-домашнему, серебряная диадемка искусной работы держит в строгом порядке. Длинное узкое платье тёмных тонов до талии облегает фигурку, ниже свободней, а от середины бедра и вовсе разрезы, чтобы не мешалось при шаге. А шаги легки и изящны, трёх хватило, чтоб я с пересохшим языком уставился в неглубокий вырез. Холмики оттягивают ткань платья, неожиданно крупные, меж округлостей на цепочке простой медальон. Мелкиндка приветливо кивнула Эритору, на его бледных щеках прилило краски, и смотрит на меня искоса. В коричневых глазах, темных настолько, что почти сливаются со зрачком, искорка интереса и лёгкое удивление. Мелкиндка протянула руку, тонкую, коснуться страшно – ненароком сломаешь, – и я не знаю, пожать или ещё что.

– Мы не представлены. Я – Раифа!

Я неуклюже потянулся огрубевшей рукой к нежно-розовым на просвет пальцам, уголки губ Раифы ползут вверх, в глазах смешинка. Мгновение замерло, я ощутил какие-то токи, что устремились из меня и тонут в ней. Подушечки пальцев едва коснулись нежной, чуть смуглой кожи, как жестоким ударом меня выбило из тела.

Думал воспарить, но тащит куда-то вглубь, промелькнул забитый добром и припасами подвал. В лицо ринулся бочонок, я разглядел друг за другом дубовые доски, слой белой плесени и красное содержимое. Следом окорок, промелькнул быстрее, затем потащило с дикой скоростью! С разгона я погрузился, бесплотный, в камень кладки, провалился сквозь пол, вокруг мутная толща, неплотная, словно туман, и вязкая, пальцем на волосок не двинуть. Но я прошиваю твердь легко, сам неимоверно плотный сгусток изначального и яростного.

Вывалился в катакомбы, вдоль стен в нишах кости в лохмотьях. Тянет ниже, снова обступила твердь. Давящее чувство осталось наверху, я в ужасе: вдруг навсегда застрял в подземелье! Растопырился незримыми конечностями, пытаюсь затормозить, надуться как жаба и всплыть. Получилось. Выпрыгнул в тоннель, посреди отряда в полдюжины мрачных типов в чёрном.

– Слышь, старшой? – проговорил замыкающий – тощий парнишка с носом истинного горца и щеками с вертикальной морщиной. – Если найдём, кто прячется, куда тела девать станем?

Здоровенный бугай, в кулаке зажат короткий тесак, а на груди запрещённый амулет, обернулся и прогудел:

– Катакомбы древние, места в нишах хватит. Была б моя воля, уложил бы половину Дециара! Ха-ха-ха-ха!

Децимарии протопали, тщательно осматривая в нишах, а в покойников тыча кинжалом. Одно тело вдруг выпрыгнуло и давай драпать. Подземная стража бросилась, гогоча, в погоню, а я отправился в другую сторону.

Тоннели, что коряво вырублены в скале, пещеры с едва сглаженным полом понеслись мимо и назад, на крутых поворотах пробиваю камень насквозь. Я быстро очутился в разветвлённых подвалах и завис в каморке с тряпками и вёдрами, здесь же бочка тухлой маслянистой воды. За спиной закрытая невесть когда тайная дверь, я походя запомнил нужные выступы замка. Дубовая дверь на выход не преграда: я осторожно высунулся. В низкий сводчатый коридор выходит множество решетчатых дверей, в десятке шагов на стене лампа, синеватый свет пахнет магией.

Двинулся вдоль камер, за прутьями страдальцы в лохмотьях. Коридор ведёт в обширную комнату, виден край стола с объедками, а мощный храп эхом протискивается обратно. Я возле последней в ряду камеры, на охапке чистой соломы принц Джетсет, спину подпирает камень стен, ступни без сапог торчат пальцами наружу решётки. Кажется, он спит, глаза прикрыты.

В комнате тюремщика забарабанили в дверь. Храп захлебнулся, лязг засова, размашистый удар створки и возглас: «Опять дрыхнешь, скотина». Я спиной ввалился в камеру напротив принцевой.

– Э-э, молодой человек, у приличных людей принято стучаться!

Я подпрыгнул бы от дрожащего голоса за спиной, если б были ноги. В углу камеры груда костей, пустой череп скалится зубами через один, остальные выбиты. В глазнице резвятся мокрицы.

– Вы меня видите?!

– Конечно!

Череп выпустил сквозь зубы облачко, в формах призрака смутно угадывается человек. Призрак продолжил:

– Мы, мёртвые, видим друг друга. Дайте угадаю: вы – новичок! Я объясню вам всё, правила и, хм, новые возможности!

– Но я не мёртв!!!

– Все так говорят. Ничего, пройдёт.

Старик, а это призрак старика, покивал.

Из коридора звук множества ног, белое сияние раздвигает полупрозрачные стены, взгляд притягивает нестерпимо яркая точка, что колет и бьёт светом наотмашь. Меня прижало к стене, я невольно погружаюсь вглубь. Рядом заохал призрак, спрятался внутрь черепа.

Я пытаюсь воспротивиться свету, тот сразу заметил и полыхнул особенно ярко, меня как бревном вдарило. Когда сознание прояснилось, представил, что свет проходит насквозь, не встречая преграды. Свет поубавил в яркости, почти пропал, я начал различать людей, что стоят перед камерой принца. Поодаль, слева и справа, двое охранников, развернулись спинами к нам и поперёк коридора. Женский зад привалился к решётке камеры призрака, вертикальный прут ровнёхонько делит, половинки булок словно пытаются сжевать железяку, но мешает тонкая ткань. Платье облегает вдоль широких в бёдрах ног, по спине глубокий вырез – от поясницы вверх, на плечи накинута шаль из тончайшего кружева. Волосы забраны в высокую причёску так, что видна шея, тонкая и хрупкая.

В глазах Джетсета жажда свернуть, прямо сейчас!

– Ну что, Мой Принц, – долетели слова Рилайны, в голосе нотки презрения. – Удобно ли вам? Увы, апартаменты недостойны Вашего Высочества!

– Благодарю, Рилайна, – вежливо ответил Джетсет. – Но позвольте возразить, апартаменты приемлемы. В них даже есть некое преимущество.

– Какое же, Ваше Высочество? – делано удивилась Рилайна.

– В них нет места для вас!

Джетсет поднялся и глянул сверху вниз на будущую ведьму. Рилайна резко шагнула к нему, едва не вырвав ржавый прут. Охрана по знаку протопала вон, фаворитка правителя прижалась всей грудью к решётке. Губы зашептали принцу волнующе и жарко.

– Слушайте, принц Джетсет, не перебивая! Забудем, что было. Пройдёт время, и вы поймёте, выбора у меня нет, я должна была сделать… что необходимо!

Амулету хорошо меж грудей Рилайны, тепло и можно тянуть ведьмовскую силу. Разгадал мою уловку и вдарил с новой мощью. Я пробкой вылетел из камер, из дворцового подземелья, поднялся над городом. И только теперь набросилось давящее чувство, быстро затолкав обратно в тело.

Пробую открыть глаза – получилось. Первое что вижу: встревоженное лицо Раифы. Чёрные волосы выбились из-под диадемы, и так огромные, в полутьме зрачки ещё больше. Я вдруг понял, что пропал. И что лежу головой на её коленях! Вскочил, к щекам прилил кипяток.

– Я, это, простите… – залепетал я.

– Вы всегда шлёпаетесь в обморок при виде девушки? Неужели я такая страшная?

На губах Раифы заиграла улыбка. Так хочется уверить, что вовсе не страшная и даже очень наоборот, но слова застряли на непослушном языке. Я огляделся поискать Эритора.

– Мальчик уснул. Трудная выдалась ночь. Не стоит! – Ладошка коснулась моих губ, но остаюсь на месте – в своём теле. – Я слышала ваш рассказ деду.

– Э-э, – косноязычно проблеял я. – Значит, вы понимаете, лучше бежать, покинуть город?

Раифа коротко кивнула, улыбка испарилась с лица.

– Дайте деду время, он стар, и перемены пугают. Но мы соберёмся к утру. Ложитесь-ка спать, я постелю в гостиной!

Я покачал головой, принял занятой вид.

– Увы, дела мои не закончены.

Чёрная бровь Раифы, изящная от природы, а не щипцов, выгнулась домиком вверх.

– Нужно набраться сил! Разве не отправитесь вы, герой и чемпион Магикуса, хранить соплеменников на трудном пути?!

– Есть кое-что поважнее судьбы горстки мелкиндов! – пафосно провозгласил я.

– Правильно говорил дед, вы, пустынники, такие носозадиралы!

Раифа смешно топнула ножкой, я невольно улыбаюсь девчонке.

– Не будем ссориться. Скажи лучше, где тут у вас вход в подвал…

Глава 10

Запасливый Шверге скопил еды на год осады! Я бросился на штурм ящиков и бочек, тяжеленные мешки выворачивают из суставов руки. Под припасами деревянный люк с железным кольцом вместо ручки. Как сказано, повернул кольцо до упора и на четверть назад. Под ногами щёлкнуло, я потянул на себя. В квадратном отверстии ни зги не видать, спустил фонарь, следом сам.

Виденье не обмануло: мертвецы в нишах лежат смирно, запутанный коридор пещер и подвалов ожидаемо ведёт под дворец. Дважды хоронился от давешнего отряда, но стражи как стадо буйволов, а ходы – разветвлённые донельзя.

Длины пальцев едва хватает надавить нужные выступы, каменная дверца с подземным грохотом провернулась, пуская в кладовку, захлопнулась вновь. Комната пуста, а в бочке меньше воды. Я прислушался, через дубовую дверь еле доносится мерный скрежет. Приоткрыл осторожно, боясь скрипа, в коридоре тюремщик на корточках драит пол, вот выпростал волосатую лапу и сдвинул ведро на пядь, противный звук железа по камню резанул по ушам. Тюремщик сопит и пыхтит, тряпка ширкает. Сквозь зубы ругань на этих высокородных господ, ширк, ширк, что боятся запачкать туфельки! Я подкрался на цыпочках, крепкий удар рукоятью меча по загривку оборвал бубнёж.

Джетсет уже не сидит, мерит крошечную, два на полтора шага камеру.

– Ваше Высочество! – громко прошептал я. Джетсет приник к решётке.

– Опять ты! Дай угадаю – пришёл спасать.

– Сдались вы мне! Что-то не выглядите довольным, радостным. Один шаг до вожделенной свободы!

Джетсет глянул исподлобья.

– Тебе не понять. Когда принца раз за разом спасает некто подобный тебе, то это уже не принц, а что-то менее значительное!

Я развёл руками:

– Вы мыслите, Ваше Высочество, верно, но не в ту сторону.

– Изволь объясниться! – озлился Джетсет.

– Думайте не о том, сколь упало ваше достоинство, а как занять позицию, когда урона чести не может быть в принципе! Или хотите быть вечным узником?

Джетсет задумался. Качнул головой.

– Понимаю твои намёки. Но нет.

– Как нет?!

– Нет, значит нет! Я не пойду с тобой.

– Но вас казнят поутру!

– Что ж, это судьба, так тому и быть… – ответил Джетсет печально, уселся в дальний угол камеры.

– Дело ваше. А как же королевство? Что за долг на Эриторе?

На губах Джетсета заиграла усмешка.

– Я запомню, ты пытался помочь. Теперь иди!

Я медленно провёл когтём по пруту решётки. Противный скрежет заставляет самого морщиться, а принц и вовсе вздрогнул.

– И всё же, Ваше Высочество, я не могу уйти ни с чем. Эритор… весьма хорошо ко мне относится. Не составит труда узнать, что к чему. Я хотел сберечь мальчика, нашу дружбу, но вы не оставляете выбора!

Я твёрдо посмотрел в глаза принцу. Тот в ответ усмехается.

– Вот ты и показываешь истинное лицо. Не думаю, что Эритор тебе скажет.

– Не сомневайтесь, я добьюсь ответа. Но даже если нет, похоронить ваши планы будет легко. Вы не знаете, мелкинды отправляются прочь из города. Бегут, чего лукавить. Эритор пойдёт с ними, убедить будет просто.

Я вспомнил Раифу и как смущался Эритор.

Джетсет вскочил, глаза опасно сузились и мечут молнии. Процедил сквозь зубы:

– Не смей, мелкинд! Ты не знаешь, в какие игры ввязался!

– Так просветите, Джетсет, – по-простому обратился я к узнику.

Джетсет заколебался, на лице тени от игры желваков.

– Унрулия была особенной, – начал принц издалека, – особенной… для королевской семьи.

Я изогнул бровь.

– Нечего рожу корчить, всё понял уже! Да, да, она – фаворитка отца! Мало кто знал, да и сейчас не ведают – благодаря встрече с тобой, кстати. За ними наверняка пустили погоню.

– Значит, Эритор… ваш сводный брат? – спросил я, не то чтобы поражённый.

– Да, – долетело от принца, – нас осталось двое от рода… слишком мало, чтобы разбрасываться. В любом случае кровь короля священна!

– Другие бастарды не в счёт?

– Мне ничего о них не известно.

Я задумался. Что-то не сходится.

– И вы так легко отдаёте родное королевство, и кому – юнцу?!

– Королевство, охваченное бунтом и изменой…

– Тем более.

– Ты, колдун, мало смыслишь в политике. Лучше делай своё дело, а я, повторюсь, не забуду твой незначительный вклад!

Тюремщик завозился, я перехватил меч поудобнее, готов выдать порцию сна.

– Стой!

– В чём дело? Он подымет тревогу.

– Никто не должен знать, что здесь кто-то был! Проваливай, исчезни уже отсюда. И дай что-нибудь увесистое, будто я приложил эту тушу!

Я пошарил в караулке, попалась корзина с сырой репой с кулак.

– От такой кормёжки ноги двинешь, – пробурчал я под нос. – Вот, держите, Ваше Тюремное Высочество. Можете съесть.

– Благодарю! – ответил принц, не моргнув глазом на шутку. – Теперь исчезни!

Тюремщик застонал, ладони опёрлись на камни пола.

Я бросился в каморку, прильнул к тайной двери. Вот незадача! Замок открывается только с той стороны, как я мог забыть?! Я скользнул по коридору назад.

– Ваше Высочество! – весело бросил я, пробегая мимо. Походя вытянул магию из светильника, тот погас.

Засов на выходе из тюрьмы задвинут, но что поделать, придётся оставить как есть. Или нет, я мигом оторвал полоску от какой-то тряпки, накинул петлёй на засов. Закрыл за собой дверь и осторожно потянул за полосу, засов встал на место. Жаль, таким способом нельзя открыть. Бросился прочь от тюрьмы по крутой лестнице, ступени спиралью уводят вверх. Оттуда звук подкованных сапог, я метнулся найти боковой коридор, нишу, хоть что-то!

Шаги совсем близко, на стенах блики факелов, от сопения множества человек у меня паника, слабость растекается на всё тело, превращает в кролика. Вот и ниша. Наклонное отверстие под ступенчатым потолком, ход для света или воздуха, не всякий втиснется, но мне, узкоплечему, удалось. Дальше ещё уже, а ниша переходит в вертикальную шахту. Я остался внизу, как пробка в бутылке, даже ноги поджать не могу, сапоги торчат добро наружу. Я взмолился, чтоб не заметили. В вытянутой вверх руке удачно зажат клинок. Удачно, потому что сверху уже по-хозяйски щупают мохнатыми лапами. Я слепо ткнул раз, другой, острие вспороло что-то мягкое и податливое, вверху лопнуло с бульканьем, меня обдало ледяной гадостью, промочило до сапог.

Звук шагов совсем рядом, а по голенищу сапога липкая струйка, видимо, каплей пала на последнего в цепочке. Тот чертыхнулся, но блеск факелов уже скрылся за поворотом, оттуда грохот ударов в закрытую дверь. Человек сплюнул, ссыпался по ступеням нагнать товарищей. У меня отлегло, и я осторожно выбрался на ступени.

Оставляя склизкие следы, я поднялся в огромные кухни дворца. Дюжина очагов слабо светят багровым, над одним котелок с дежурной кашей. Пара собак завиляли хвостами, рвутся в упряжке подле гигантского вертела. На вертеле туша быка, очаг вычищен от пепла. Тощий поварёнок, колпак набок, бегает к соседнему с совком, таскает красные угли. Заметил меня и встал как вкопанный. Я помахал приветливо.

– Скажи, как тебя, есть что пожрать?! Уф, только прискакал, одеревенел весь.

Поварёнок обмяк лицом, плечи расслабленно опустились.

– Так ты из гонцов будешь? Щас, погоди, принесу! Какие новости?

Я уселся за стол, как по волшебству появилась миска с дымящейся кашей, краюха хлеба.

– Новости обычные. В королевстве Джерона бунт против принца. Да вы и сами знаете, люди сказывают, в подвале у вас сидит!

Поварёнок покивал мелко, на остром, как у лисёнка, лице ехидная усмешка. Задумался, став мордочкой вдвое хитрее.

– Странное дело, завтра казнят, ужин по-королевски положен. Но никто ни сном, ни духом! Главный надзиратель мимо пробежал как ошпаренный, и всё.

– Дело нечисто! – поддакнул я.

– Вот что скажу, – прошептал лисёнок, оглянулся через плечо на двери кухни, те прикрыты, а рядом никого. Колпак слишком велик поварёнку, опять съехал набок. Поправил привычным движением. – Ходят к нему гости, друг за дружкой, как гуси на водопой. Сперва девка из новых, та, что с правителем, вся из себя цаца, грудь во-от такая, а зад, – поварёнок мечтательно закатил глаза, – царь-зад!

– С задом понятно, – фыркнул я, – ещё кто ходил?

– Сам Третий! Опосля пришлый какой-то люд, не из наших. Слыхал небось, отряд рыцарский гостит?

– Не, первый раз слышу. Что за гости такие?

– Говорят, из самого королевства Джерона. То ли мятежники, то ли, наоборот, верные королю рыцари, ищут убежища. Вот от них один спускался, весь в чёрном, спесивый как конь.

– Погоди, волосы прилизаны, одет щёголем. Так?

– Точно. Знаешь его? – удивился поварёнок. Я не ответил. Отставил пустую тарелку, еда в тощем пузе лишней не бывает.

– Спасибо за хлеб-соль, пора.

Я поднялся, поварёнок вяло махнул, рот раздирает зевота.

– Передавай привет Хольстеру!

– К-кому?! – выпалил я, выпучив глаза.

– Хольстеру. Конюшенный наш новый. Не встречался ишшо? Зело в конях разумеет, только нос задирает и вообще, скользкий тип!

Я пошёл с кухни вон. Хольстер и Хурбис тут как тут. Интересно, есть ли между ними связь? И кто отпустил Хольстера? Чем откупился, гадать не приходится – сведениями о Талисмане. Пора, пора пускаться в путь. Чародей сказал: срок три дня, то есть сегодня. Когда, утром, днём или ночью, не уточняется. Так что лучше быть спозаранку!

Ночной дворец не назовёшь спокойным местом. Бесшумно скользят слуги, поздние вельможи вываливаются из апартаментов, кто тихо, украдкой, прячась по нишам позади статуй, кто – пьяно петляя, ступают по своим благородным надобностям. Я, нацепив важный вид, пру прямо по центру коридоров, делаю знак слугам отворять двери. Клинок бьёт по бедру, чем не рыцарь? Поймал одного за край куртки.

– Милейший! Где расположилась леди Рилайна? – спросил я через губу.

Пожилой слуга ухмыльнулся, щурится близоруко в неярком свете далёких ламп, рука тянется почесать пониже спины. Я схватился за меч. Слуга отдёрнул руку и кланяется низко.

– В северной башне, ваша милость!

Я сделал пробный шаг, по глазам слуги видно, что в верном направлении. Пришлось спуститься во двор, крошечный на дне высокого колодца дворцовых зданий. На входе под полукруглым пятном света от факела часовой, обхватил копьё обеими руками, прижал как родное, голова свесилась на грудь, из-под кромки шлема подозрительно ритмичное сопение. Я осторожно прокрался вплотную, пинком вышиб копьё. Стражник грохнул доспехом о камни, пока шум, я отворил, как назло скрипучую, дверь.

– Кто здесь?!

Ступеньки ударили в подошвы, я с лёгким топотом понёсся вверх. Лестница закручивается винтом вдоль внешней стены, слева изредка прорезаны бойницы, узкие и высокие, навстречу свежее дыхание сквозняка. Я протиснулся в последнюю бойницу перед верхней площадкой, пальцы нащупали стрельчатый козырёк. Камни стен чуть влажные от ночного холода, норовят сбросить незваного гостя. Хорошо, башня старая, раствор выветрился из щелей на пол-ладони и зацепиться не стоит труда.

Я полез как пустынный ящер, туда, где из распахнутого окна под срезом конической крыши полощет занавеска. Подтянулся, перевалился через подоконник, внутри комнаты темно и слышится тихое дыхание. Осторожно скользнул внутрь, под ногой что-то мягкое. Мягкое дёрнулось, истошный визг резанул было уши, я мгновенно зажал рот.

– Тс-с! Не ори! Молчи, кому говорят!

В руках продолжает биться.

– Да успокойся ты! – прошипел я. – Разве не предупредила госпожа, что я приду?!

Я осторожно отнял ладонь ото рта. Служанка замотала головой, белки глаз в полумраке как у безумной.

– Так даже лучше! – прошептал я радостно. – Сюрприз будет! Ты побудь тут, а лучше, принеси-ка смочить горло!

Служанка успокоилась, грабители вино не просят. Я лёгкими шагами направился к двери, створки бесшумно распахнулись, в глаза бьёт мягкий оранжевый свет. Зрачки стремительно отыграли, и мгновение спустя вижу Рилайну, та возлежит среди подушек на белоснежном ложе, вся наготове.

Голова повернулась к двери, пальцы судорожно схватили край покрывала, и прелести исчезли, как не было.

– Ты?! Что ты здесь делаешь!!!

– Как, разве не меня, гм, ждала? – сказал я, аккуратно прикрыв дверь.

Рилайна как кошка, всегда на четырёх лапах. Откинулась на подушки, ресницы лениво и томно полуопущены.

– А не позвать ли мне стражу?

– Зови. Пусть полюбуются на твои стати.

Я подцепил ногой табурет и уселся напротив ложа.

– Но сперва поговорим!

Рука Рилайны скользнула меж грудей, к амулету. Я погрозил пальцем:

– Но-но! Или хочешь со мной потягаться?

Амулет знаком, тот самый из видения. Я резко заблокировал, использовав магию тюремного светильника. Светящиеся камни амулета притихли, потухли совсем, лишь крошечные искорки пляшут в глубине. Краска пропала с лица Рилайны.

– Зачем тебе эти игрушки? Ты сама себе источник сил!

– Скажешь тоже, кто меня учил? Разве что ты… поможешь?

Рилайна выпрямилась, покрывало скользнуло до живота. Я стараюсь смотреть не ниже шеи, чтобы не путались мысли.

– Конечно! С удовольствием, я всегда готов, ага! Только потом, потом. А сейчас, скажи-ка, что задумал правитель насчёт Джетсета?

– Известно что – казнить!

Рилайна дёрнула плечиком, вид скучающий, будто речь о мелочах. Я посмотрел холодно, одним слитным движением выхватил меч, острие упёрлось в ямку между ключиц.

– И всё-таки?

Рилайна задрожала, то ли от страха, нет, в ярости! Глаза мечут молнии, и ведьмочка удивительно хороша.

Дверь приоткрылась, и служанка спиной вперёд внесла широкий столик с короткими ножками, в самый раз ставить на кровать. На нём блюдо, прикрыто колпаком, кувшины и кубки. Я тихонько вложил меч в ножны. Одинокая капля, как красная слеза, чертит дорожку меж полушарий Рилайны. Ещё пара прозрачных набухает в уголках поразительно невинных глаз. На миг защемило в груди, но я стиснул зубы, иначе растаю, растекусь бессмысленной плотью по кровати.

Я поднялся и жестом отослал служанку. Вино красным полотнищем наполнило кубки, я протянул один Рилайне, не пролив ни капли на белый атлас белья.

– За Его Величество Джетсета и Рилайну! – провозгласил я. – Вы будете отличной парой!

Рилайна вздрогнула, в глазах паника. Подняла кубок спрятать взгляд, губы смочил красный напиток.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что сказал. Вы задумали нечто, догадываюсь, правителю придётся не по нутру. Так?

Рилайна заломила руки.

– Ты не должен мешать! Наоборот, помоги и будешь вознаграждён по заслугам!

– Ха! Нищие раздают награды… щедро. Впрочем, как и богачи. И те и другие не держат слова. Нет, я не наёмник, теперь только сам за себя.

– Виллейн! Ты должен, обязан помочь! Иначе зачем пришёл в Магикус, спасая принца?

Я помедлил, говорить ли правду.

– Я спасал Эритора, милая Рилайна, – промурлыкал я и добавил тоном ниже: – Выкладывай, что задумали, а я решу, что делать.

Рилайна фыркнула, наморщила носик.

– Хорошо, но ты кое-что забыл.

Откинулась на подушки, сквозь щёлочки век внимательный взгляд.

– Не может быть! У меня отличная память.

– Увы, об этом забывают все мужчины. Помнится, на некоем острове нас грубо прервали, и ты остался неблагодарен… за снадобье!

Одеяло полетело в сторону, я уставился сквозь ночную рубашку, такую полупрозрачную, что словно нет вовсе.

– Что-то подсказывает, – невозмутимо проговорил я, – здесь могут прервать гораздо грубее!

– Понадеемся на лучшее!

Веки Рилайны сомкнуты, губы тянутся к поцелую, а на щеках и вниз по шее разгорается жгучий румянец…

За окном слабое зарево рассвета, первых лучей ещё ждать и ждать, но черноту неба меняет синева, а звёзды поблекли.

– Помоги одеться, – мягко, почти робко попросила Рилайна.

Выскользнула из постели, потянулась всем телом, оттопырив известное место. Я закатил глаза к потолку, чувствую, как кровь возвращается к голове, минуя сердце. Вернулась и способность здраво мыслить.

Глава 11

Я прилип по ту сторону окна, когти на кончиках пальцев впиваются в щели кладки. Рилайна стреляет глазами в распахнутые створки, и Первый правитель, нелёгкая принесла так не вовремя, вот-вот заметит. Чёрный как ночь ворон, противно скрежеща когтями по меди крыши, съезжает на заднице от шпиля до края. От мерзкого звука корёжит, по коже мурашки размером с мышь, нестерпимо хочется заткнуть уши. Три взмаха крыльями и ворон наверху, глядит бусинкой глаза, клюв раскрыт в насмешке.

Голоса в спальне затихли, хлопнула дверь. Я ввалился обратно, крадусь на цыпочках следом. Подмигнул служанке, та глядит весело и с хитрецой, я двинулся вслед голосам вниз по лестнице. На полпути Рилайна с правителем свернули в боковой коридор, я заспешил вниз, прикидывая, как протиснуться мимо засони-стража.

Дверь распахнута настежь, в сторонке капитан кулаками отчитывает незадачливого служаку. Первые подводы, что спешат с утра доставить самое свежее, уже разгрузили. Телеги стоят в очередь на выезд, извозчики орут приглушённо – одна из подвод застряла прямо в воротах, колесо с обломком оси отвалено вбок.

– А ну, плешивые! Живо на руках выносите! Нечего толпиться тут! – прокричал капитан, позабыв про разнос. Извозчики кинулись подымать. Я пристроился сбоку к телеге, очи долу. Миновали ворота, я тихо, бочком в сторону, никто и не заметил.

На небе розовеет, далёкие облака у горизонта подсвечены красным, что предвещает хороший и ясный день. На дальнем конце города из-за крыш выглянул край солнца, и склоны гор на западе сразу засияли лиловым.

Я припустил через площадь, что кольцом вокруг дворцового комплекса, прямиком на широкую улицу. Впереди перекрёсток, мне направо к городским воротам, но тянет налево, что неудивительно после встречи с Рилайной. Но мысли о Раифе, в груди сладко замерло, а воображение рисует такие сцены!

Я на полпути к кварталу мелкиндов, и вокруг суета. Добротные повозки прыгают подбитыми медью ободами, стучат по брусчатке, за бортиками среди тюков дети, вертят головами словно птенцы в гнезде, лица тревожны. Взрослые мелкинды пешком, берегут лошадей. Я ловлю удивлённые и изредка злобные взгляды.

Квартал сородичей позади, я ступил на Горелую площадь, народ подтягивается спозаранку боковыми переулками. Старательно гоню воспоминания о вчерашнем, о веере тел вокруг пустой ямы. Яма засыпана свежей землёй, а люди, люди прут как ни в чём не бывало.

Из пока редкой толпы выскочил мелкий, с гоблина, тип, одёжка на худых плечах как на вешалке, поперёк живота лоток со снедью.

– Орешков купи! Может, сушёных близзаров? – привязался лоточник. Оглянулся по сторонам, понизил голос до шёпота: – Есть кое-что иное, с былых времён. Интересуемся?

Я усмехнулся, жестом отсылая прочь.

Торговец нашёл кого облапошить. Покупатель на вид из деревни, разве что не в лаптях, стоит раскрыв рот. На левой ладони горсть калёных лесных орехов, в правой прут с кусками жареного мяса неизвестного зверя, на шее связка бубликов в сладкой посыпке. Подле вертится мелюзга, вокруг отца да дородной супруги. Семейство на выгуле, как не посмотреть на лучшее в мире зрелище – казнь?

Крестьянин отшатнулся, выставил ладони. Лоточник разочарованно скользнул мимо, тощей рукой ловко срезал кошель с простака. Следом, поодаль, протискиваются двое, одеты ремесленниками, но я почуял: за пазухой настоящие обереги. Ищейки! То ли пройдоху ловят, то ли жулик свой, прикормленный, и ловят простофиль на живца.

Не самый радостный город в мире, Джетсет мог и получше местечко для смерти найти.

Вот и он, на простой телеге, запряжённой волами, как былинный король. Переодели в чистую рубаху, в остальном такой же: светлые волосы немного спутаны, профиль хищный, а тонкие черты застыли надменной маской.

От не близких ворот шум. Где-то там соплеменники, не знаю, как минуют стражу, и знать не хочу – эти где хочешь пролезут!

Джетсета оставили в телеге, дюжина децимариев в парадных одёжках, если можно назвать особо чёрные рясы нарядными, окружили принца. На лобном месте разгорается спор: всё готово к сожжению, но по обрывкам речей уловил, хотят рубить голову. Только незадача, эшафота нет! Джетсет повеселел. Один из подручных палача, раздвигая толпу широченными плечами, бросился с поручением. Не прошло и четверти часа, едет телега, на ней здоровая колода для рубки мяса. Подручный сияет, гордый смекалкой.

На лице Джетсета облегчение сменилось тревогой. Даже не тревогой, а мучнисто-белым страхом! Народ вдруг заволновался, качнулся в сторону, но мигом успокоился, вокруг свист и хохот. С проулка выезжает телега с походной виселицей, впереди ступает с важным видом децимарий, что-то кричит про Третьего и приказ повесить, а не рубить.

Телегу с виселицей очень настойчиво проталкивают в центр площади. Децимарий от Третьего из Шести уже схлестнулся с другими двумя в жарком споре. Джетсет застыл в напряжении, ему предпочтителен какой-то один вид казни. Я глянул на широкий топор, брошен небрежно поверх колоды. Нет, топор заставляет принца бледнеть, как призрака увидел! Костёр я откинул сразу, костёр всем надоел. Остаётся верёвка.

Я выхватил взглядом тех двух унылых ищеек. Отираются неподалёку, что попадёт на глаза, услышано ушами – запомнят вернее писчего пергамента. Обереги за пазухой одинаковые. Я начал осторожно свивать канал для магии, как делал десятки раз, добывая силу гробниц и древних артефактов, как проделал на арене с шаманами.

Палач решил подразнить зрителей, попугать смертника. Могучие руки в курчавых барашках чёрного волоса играючи вскинули топор. Я приготовился. Децимарий из фракции усекновения головы показал толпе чистый пергамент – цел и невредим – уложил поверх колоды. Из толпы метнули несколько яблок, палач ловко поймал одно, другие отбил одним сложным слитным движением топора. Толпа взревела от восторга. Яблоко легло в центр, поверх пергамента. Сейчас прямая и длинная кромка топора, острая как бритва, развалит яблоко на две половины, но пергамент должен остаться без единого пореза.

Палач покрасовался ещё чуток, переложил топор поудобнее. Хэкнул – и лезвие понеслось вниз. Я спросил пень, не пропустить ли топор? Как аргумент – толика магии из амулетов. Палач – мастер своего дела, яблоко брызнуло половинами, децимарий схватил и радостно демонстрирует целый пергамент. В лицо ему хохот, зеваки тычут заскорузлыми пальцами. Децимарий оглянулся, уставился тупо на колоду, та лопнута надвое, половинки аккуратно завалились в стороны.

Из толпы засвистели, вокруг смешки и ехидные возгласы.

– Ты что, Бутель, каши с салом с утра переел? На чём рубить теперь будешь?

– А пергамент, пергамент-то цел! Как шуба у свояка, когда его медведь в предгорьях подрал…

Замешательством воспользовался сторонник верёвки, оттирает соперников в стороны, провозгласил громогласно:

– Успокойтесь, люди! Не беда, негодяя повесим!

– Так ведь это, он благородных кровей, полагается голову рубить! – прокричал какой-то законник из толпы. Прежде чем народ подхватил, децимарий воздел длань, пальцы в богатых перстнях пустили по толпе жирные жёлтые зайчики.

– Мы не признаем королей и их право! Он будет повешен, это слово Третьего из Шести!

– Тогда поскорее! – переменился законник.

На лице децимария расплылась улыбка, глянул победно на коллег.

– Будет вам зрелище! Но и закон почтить нужно, сначала обвинения, затем казнь!

– А как же приговор? – прокричал из толпы кто-то новый.

Децимарий осклабился ещё пуще, подмигнул:

– Ну что вы как дети!

Вновь грянул хохот, и я почувствовал, будто вляпался в неимоверно мерзкое. Хочется сжечь город дотла со всеми обитателями! В сердце мрачный огонь, и я всё чётче представляю одно из первых дел для Талисмана.

На запястьях как клешни сомкнулись, руки рывком завернули за спину. Я и глазом моргнуть не успел, как потащили с площади вон, по бокам сопят две те самые ищейки.

Мы вышли за пределы толпы, впереди глухой тупик. Я рванулся изо всех сил – сейчас начнут убивать!

На ухо шепнули:

– Не дёргайся, поговорить хотят и только!

Клешни разжались, я схватился за запястья, на коже след, точно изжёвана. Ищейки попрятали в карманы ручные кандалы необычной работы, похожи на клещи. Из тёмной ниши отделился высокий человек, одет добротно, даже слишком. Взгляд глаз из-под ещё чёрных бровей таков, что заставляет тянуться как новобранцу. В волосах полно седины, с шеи свисает массивная цепь с кулоном. Жестом отослал ищеек за пределы даже их слуха.

Губы, что как тонкая линия, разошлись в усмешке.

– Позволь поблагодарить за Магикус. Да и с колодой неплохо управился! Изящно, изящно!

– Вы… вы маг! – бросил я с вызовом.

– Вижу по лицу, ты всё осознал. Да, я ещё и Третий правитель.

– Н-но, почему? – проблеял я.

От уголков губ правителя побежали вниз горькие складки.

– А что нам оставалось? Магия Чаши Симарина иссякла, и мы не могли больше держать нечисть вдали от стен. Надо было как-то объяснять людям. Ещё вчера купались они в достатке, а иные и в роскоши, объяснять кто виноват. Именно кто виноват, думаешь, их волнуют детали, куда делась магия? Проще было объявить магию злом!

– И преследовать без разбору! – с жаром накинулся я.

– Это неизбежно следует из логики принятого решения, – с каменным лицом ответил правитель.

Я собрался с мыслями.

– Вы позвали меня не душу излить, так ведь? – вкрадчиво спросил я. Правитель рассмеялся:

– Верно. Как ты мог заметить, власть Шестёрки уже не та… да и Шестёрки нет, – проговорил правитель, глядя на удивлённое моё лицо. – Мало кто знает, Второй был тайно казнён за измену, Шестого прикончил ты. Пятый стар и почти выжил из ума.

– Теперь понятно, – проговорил я медленно, – вы на очереди! Что случилось, Первый хочет править единолично?

– Что хочет Первый, знает только он. Это не важно. Важно, чего хотим мы.

– Кто эти мы? И чего ждёте… от меня?

Третий правитель поколебался, продолжил со вздохом:

– Достаточно знать, что мы хотим возвращения короля. Точнее, королевской власти! Джетсет подходит нам… весьма!

– Временно свободный от королевства принц, который претендует и на старые свои земли, – поддакнул я.

– А ты не так глуп в политике, как думает Его Высочество, – заметил правитель. Я вздрогнул. – Наивно считать, что подземные ваши беседы остались не услышаны.

– И всё-таки, я вам зачем понадобился?

– Разумеется, сорвать казнь. Нет, даже не так, сделают без тебя, но я не смогу там быть, подстраховать магией. Ты должен любой ценой сохранить принцу жизнь, не только во время казни, но и… после. Будь рядом! Мало ли что непредвиденное случится.

Я сделал вид, что колеблюсь, позволил жадности дойти до лица.

– А что получу взамен? Только не говорите про сердечную благодарность!

– У нас вдоволь золота, назови цену.

– Пхе, вы отлично понимаете, мне интересна только магия!

Правитель скривился, как лимон съел или даже заморский лайм.

– Ты должен знать, с магией у самих негусто!

– Пожалуй, заберу кристаллы с пиларов. Упакуйте в телегу!

– Ты с ума сошёл! Ни за что! Это последнее, ничего не осталось! Мало тебе что разрушил один! – взбеленился правитель. Подручные-ищейки сунулись было на шум, вернулись обратно по движению брови. Правитель взял себя в руки. – Хотя погубить Шестого, этого кровавого борова, стоило затрат.

Я делаю вид, что так разочарован!

– Что ж, тогда ничем не могу помочь. Разве что, – подсёк я рыбку, – поделитесь секретом пиларов! Как они работают и зачем вообще нужны? Откуда взялись?

Правитель вздохнул, черты лица разгладились. На миг кажется, он спланировал разговор от начала и до конца, и я лишь послушно исполняю роль, ярмарочный петрушка.

– История долгая. Ты ведь помнишь легенду о Симарине?

Я сделал неопределённый жест, мол, продолжайте.

– Эти пилары с того самого храма!

– Так это вы придумали назвать стражу децимариями?

– Верно. Тогда это казалось забавным. Пилары обладают чудесным свойством замораживать, превращать в подобие камня человека, эльфа, огра, любого, на кого настроен пилар, – и возвращать к жизни вновь! Говорят, их изготовили в древности, в попытке продлить жизнь обречённых, пока подоспеет помощь. Ну да ты сам знаешь, как использовали на самом деле!

– И как используете вы сейчас! – бросил я с упрёком.

– К чему обвинения? Тебе пилар сослужил неплохую службу.

– И послужат ещё, как только дадите ключ.

Правитель подошёл на шаг ближе.

– Слушай внимательно, не перебивай. Кристаллы поверх пиларов – источник магии, но всё же их роль незначительна…

Правитель исчез за дверью обшарпанного дома, подручные мягко, но настойчиво вытолкали из тупика вон. Я иду на Горелую площадь, спасать, нет, на этот раз наблюдать за спасением злополучного Джетсета.

Уже на полпути, как у городских ворот бахнуло, в небо кометами взвились камни, совсем рядом шлёпнулись чьи-то ноги в сапогах дорогой серой кожи. В голове лишь одна, тревожная мысль, я бросился на поиски Раифы и Эритора.

Глава 12

Возле городских врат преисподняя. Взрывом разметало барбакан, тлеет острая щепа телег, камень разбит в кучи щебня. В окрестных домах повыбило окна, у ближних валятся наружные стены.

Телеги перевёрнуты целиком вместе со скарбом, тюки с вещами раскиданы вокруг, рядом сгрудились выжившие, как мелкинды, так и иной люд.

Я мечусь от телеги к телеге, помогая выбраться придавленным, переступая через мёртвых, затыкая уши на стоны и плач. Везде боль, стенания, проклятия в адрес любого, кто на ум придёт.

И совершенно непонятно, что случилось.

Одуревший стражник слепо бредёт среди обломков, правая половина тела залита кровью. Замер, руки потянулись снять шлем. Трясёт головой как пёс.

– Что!!! Здесь!!! Случилось?! – прокричал я в глухие уши.

Покрытый копотью палец стража прочистил ухо, на ногте лаково блестит кровь. Скорее догадался, чем услышал вопрос, проорал в ответ:

– Взорвалось! В повозке! Сработал охранный оберег и ба-бах! От сержанта только шлем, сапоги и нагрудник, а мелкинда того, проклятого, в клочья! Сколько народу погубил, сволочь! Все они сволочи!!!

Я поспешил убраться, пока стражник не протёр как следует глаз.

Я обошёл пострадавших, мимо дребезжат на выезд телеги, кто-то счастливо не успел к взрыву, отделался испугом. Раифы, как и Шверге, нигде нет. На вопросы пара мелкиндов отмахнулись – не видали вовсе.

Я решил с отчаянной надеждой: застряли дома, ещё не собрались. И поспешил на Горелую площадь. Горожане, оторванные от утренних забот звуком взрыва, выскочили из домов узнать, что к чему. Узнав, – такие дела происходят! – не возвращаться же обратно. Махнули рукой на чужаков-мелкиндов, попёрли потоком смотреть на казнь. Все подходы к площади запружены, люди стоят плотно бок к боку, и мне не удалось протолкаться к центру, лишь к краю линии домов, что вокруг. Я вскочил на камень, тот давным-давно вывалился из фундамента, снизу мечет злобные взгляды увалень, только что сам хотел усесться. Я нащупал рукоять меча, и взгляд исчез, испарился. Я кивнул довольно – так-то!

Клинок – хорошая вещь, избавляет от проблем одним наличием. Правда, кличет иные.

Я окинул взглядом площадь. Народ устал ждать, пока бейлиф перечислит все умыслы и злодейские планы Джетсета. Принц замер, вытянувшись в рост, руки связаны за спиной, нос высокомерно вздёрнут. Портит вид петля вокруг шеи.

Бейлиф выдохся, перевернул пергамент, брови домиком жалобно полезли на лоб, не найдя, что ещё зачитать. Сделал жест палачу, тот взялся за рычаг. Джетсет прокричал:

– Слово! Дайте сказать! Последнее слово!

Децимарий из фракции костра проорал:

– Обойдёшься! Нечего слушать лживые речи!

Поглядел на людей, ища поддержки. Раздались слабые возгласы, но в целом понятно – народ бы послушал. Вперёд вышел децимарий из свиты Третьего.

– Пусть говорит! Может, покаяться хочет!

И на этот раз смешки жидкие. Передержали людей, всем не терпится разойтись по кабакам, за кружкой обсудить: такой высокомерный принц, а дрыгал в петле ногами ровно простолюдин.

– Люди! Люди некогда славного города Дециара, столицы королевства Ретуния! – начал Джетсет. – Мне предстоит умереть, болтаться в верёвке как гнусному вору, но знайте! Я, наследный принц королевства, сын короля Джерона, пришёл к вам как освободитель! Избавить от гнёта Шестёрки! Этих лжецов и кровавых убийц!

Народ на площади притих, слушают разинув рот, рядовые децимарии взялись крепче за копья. Подручный Третьего и в ус не дует, кивает благодушно на каждое слово. А вот коллеги как багровый уголёк проглотили. Джетсет продолжил.

– Вы знаете, один из них, Шестой, уже мёртв! Погиб от моей руки в Цирке Магикус! Правители чуют угрозу, хотят казнить не за вторжение! Я с верными рыцарями освобожу вас от кровавых тиранов! Я знаю правду!

Раздались крики: какую правду? Я уже догадываюсь, что Джетсет скажет и почему Третий предпочёл выставить в первую шеренгу меня.

– Шестёрка казнит, чтобы заткнуть рот! Но они просчитались, нельзя лгать своим подданным, правда священна! Правда найдёт путь к сердцам и душам, к вашим сердцам!

Командиры децимариев делают жесты, вот один подскочил к подручному Третьего, что-то яростно шепчет на ухо. Тот покивал, соглашаясь, но ничего не делает.

Сразу в нескольких местах площади крик. «Обманывают!», «Предатели!», «На костёр самих!», «Проклятая Шестёрка!». К месту казни пробрался, путаясь под ногами, юродивый. Весь перемазан соплями, голова в струпьях. Открыл гнилой рот, шибануло через всю площадь так, я чуть с камня не слетел.

– Скажы, прынц, не томи! Люди, шмотрите, до сего довела Шыстерка! – прошамкал беззубо обиженный на ум калека, показывает на себя. – Шмотрите на меня, дурак дураком, и то ражумею – фрут они фсё!

– Да, лгут! – яростно выкрикнул Джетсет. – Магия! Магия не пропала! Они сами… аг-х-хр!

Командир одного из отрядов децимариев с выпученными глазами подскочил и дёрнул за рычаг. Джетсет исчез в люке в днище телеги, но верёвка ожидаемо лопнула за миг до рывка. Толпа дружно вздохнула. Тотчас с разных концов крики «бей», «спасай принца», в децимариев полетели камни. Юродивый показал неожиданную прыть, вырвал копьё у зазевавшегося стража, кончик вошёл в брюхо соседнего.

И пошла свалка. Меня унесло с камня, стараюсь пробраться к Джетсету. Справа и слева выныривают рожи, кулаки свистят над головой. Ряд децимариев смяли мгновенно. С окрестных домов, из узких окон-бойниц посыпались стрелы, там и сям закричали раненые, но целят в центр, где принц. Его уже прикрыли телами люди Третьего, на ходу скидывают рясы, под ними королевские цвета – цвета Джетсета! У телеги мелькнуло знакомое лицо, я узнал Хурбиса, в руке тонкий клинок.

Косой дождь стрел загустел, с крыш коротко тренькает, люди начали падать и с арбалетными болтами в груди. Ещё миг, и толпа в ужасе откатится, бросив раненых и убитых. И это конец, бунту не суждено перейти в восстание! Я присел, натянул куртку на голову, как пустынник. Сосредоточился, перед внутренним взором все амулеты и обереги на площади, а их немало! Никогда не творил магии столь быстро. Резко выпрямился, гляжу наверх. В чистом небе сгустилось облако, с каждым биением сердца чернеет, подул резкий тёплый ветер. Громыхнуло, я спустил невидимую привязь. Дюжины слепящих молний ударили в окна, по крыше, лопнула кладка стен, черепица веером, на головы толпы посыпалось огненное крошево. Поток стрел иссяк.

Юродивый по макушку в крови вскочил на одну из телег, ногами на половинки злополучной колоды. Прокричал в экстазе:

– Махия! Махия фернулась! Урха, урха прынцу Жесету! Махия фернулась, махия фернулась, аа-а!

И бросился прочь.

Люди начали скандировать: «ура», «Джетсет», «магия с нами». Судьба повернулась к принцу щедрой своей стороной.

Мы вломились во дворец, как и тысяча озверевших горожан. По пути крушим всё, но здесь и там неожиданно встают заслоны крепких ребят в цветах принца. Кутерьма разлучила с Джетсетом, но я помню уговор – беречь принца. А лучше всего уберечь, погубив врагов!

И снова я во дворце, в третий раз, считая бестелесное путешествие. Надеюсь, в последний. Под ноги красной змеёй ложится дорожка, ковёр раздваивается, как и лестницы, те идут из парадного зала вверх и сходятся на площадке перед бывшими королевскими апартаментами. Там засели остатки верных Шестёрке сил, в глубине залов сам Первый. Их атакует на правом фланге смутно знакомый рыцарь с отборным отрядом, волосы солнечного цвета или даже золота. На левом развернул децимариев бывший Третий, демонстрируя верность, вырядил своих в цвета принца. С ним щёголь Хурбис.

Препона в том, что путь в апартаменты преградил не дворцовый люд, паркетные шаркуны, а отборная стража Шестёрки, лучшие из лучших, ветераны Цирка Магикус. И с магией не развернуться, ни мне, ни Третьему, нет этой магии, ни капли. Первый правитель успел сделать выводы, и все амулеты, обереги, коими, не стесняясь, пользовались во дворце, даже светильники со стен куда-то пропали.

Я решил, лучше присоединиться к Третьему, пусть с Хурбисом под боком.

– Ну что там? – бросил я.

– Засели, – буркнул Третий.

– А может, ну их?

– Ни в коем случае! У Первого мало ли что припасено! Нет, штурмовать надо, хотя бы пока всё ценное не уничтожил.

Глаза Третьего блеснули.

– Желательно прикончить при штурме, так? – пытливо спросил я.

Третий поджал губы.

– Ты прав, для меня – желательно. Но и для Джетсета тоже. Куда проще убить сейчас, чем решать, что делать после! Едва ли он согласится сложить оружие.

Я задумался, хлопнул ладонью по лбу.

– Послушайте, есть отличная идея! Просто замечательная! Пошлём парламентёра.

– Парламентёра? Кто рискнёт шкурой? Им терять нечего.

– Рискну я. Судите сами: я вроде как не ваш и не их. Да, связан был с Джетсетом, но Первый не дурак, понимает – я сам по себе.

– Вот именно, – раздалось за плечом, – сам по себе.

Здесь Джетсет, одет с чужого плеча в нарядную куртку с золотым шитьём, на ногах снова сапоги, шпоры золотом царапают пол. Я с подозрением уставился на зелёную кожу голенищ.

– Ваше Высочество! – воскликнул я. – Не сомневаюсь, у вас есть более достойные персоны.

Я сделал вид, что кланяюсь. Глаза Джетсета опасно блеснули.

– Будь осторожнее, Виллейн! – проговорил Третий. – Принц без королевства и принц в одном шаге от трона – это два разных принца.

Джетсет благосклонно кивнул Третьему, затем бросил мне:

– Что ж, ты прав, тебя не жалко. Но что скажем правителю?

Появился Хурбис, делает вид, меня нет.

– Скажем – сдаваться, Ваше Высочество.

– Свежая мысль! Глубокая! В обмен на что? – спросил Третий. Хурбис поморщился устало.

– На жизнь, разумеется! – прогудел низким голосом подошедший рыцарь, и я узнал его – тот самый, что обещал запомнить. Рыцарь добавил с лёгким кивком: – Колдун мелкинд Виллейн.

– Мелкинд здесь, мелкинд там, все знают мелкинда, – пробурчал принц. – Разумно ли отпускать Первого?

– Кто сказал, что сдержим слово? – воскликнул Хурбис, на губах заиграла улыбочка. Золотоволосый скривился.

– Нет! – решительно заявил Джетсет. – Слово сдержать придётся, иначе… иначе я не могу рассчитывать на верность никого из вас!

Джетсет обвёл продолжительным взглядом каждого. Кроме меня.

– Лучше отпустить… сбежавший правитель даже удобнее мёртвого. Полезнее, – проговорил Третий многозначительно. Все подтвердили кивками согласие.

Я подал свой меч Джетсету, на этот раз рукоятью вперёд.

– Помните, Ваше Высочество? – улыбнулся я. Но Джетсет делает вид, что не замечает, и я сунул клинок рыцарю.

Мне дали белую тряпку на обломке копья, и я зашагал, помахивая, по красной, в свежих тёмных пятнах дорожке.

Массивные двери отрезали дорогу назад с гулким металлическим лязгом. Я шагаю осторожно, тяну шею, пытаясь избежать бритвенной остроты у горла. Одно неловкое движение, и залью кровью великолепный паркет. Но волновался напрасно, слишком опытны руки, что держат мечи. Отборная стража, децимарии куда ближе к тем, легендарным, чем виденные прежде ленивые увальни, жадные и толстые жабы да тощие писари. Нет, эти – настоящие воины, беспощадные к врагам и безжалостные к себе, верные до последнего, и даже после.

Меня проводили до спальни, бывшей королевской. Совсем скоро её займёт принц, нет, король Джетсет. Я стараюсь выглядеть уверенно и мирно, скрыть дрожь коленей под тканью штанин и петухов в голосе за напускной небрежностью.

В спальне пусто, не сказать аскетично. Вместо роскошного королевского ложа узкий топчан под балдахином возле стены, по центру стол, завален бумагами, в аккуратных стопках фолианты древних книг. У окна, на фоне близких гор человек, глубокие морщины перечеркнули недавно надменные черты, плечи ссутулены. Но во взгляде мрачный огонь. Нет, Первый не сдался. Такие не признают поражений!

– Милорд… – проговорил я, сразу беря быка за рога. – Я послан с предложением сдачи!

– Вы сдаётесь, – предположил ровным безжизненным голосом Первый.

И я понял: он не отступит. Из высокомерного ли презрения к захватчикам, от упорства, перерастающего в упрямство, или ещё чего. Не отступит, и мгновения мои сочтены. Провались моя миссия, и он не упустит шанс устрашить, отправить посланника назад по частям.

– Знаете, почему Джетсет победил вас, Шестёрку?

– Этот предатель Веррат! – процедил правитель, и я впервые услышал имя Третьего. – Если б не он!

– Нет, милорд. Джетсет предложил людям то, от чего бежали вы все эти годы!

Правитель закован в доспех самообладания, но я заметил, как дрогнул на миг. Продолжил с нажимом:

– Он подарил надежду. То, что вы забрали давным-давно!

– Надежду на что?! – рявкнул Первый. – Как смеет этот юнец дарить напрасные надежды?! Где возьмёт магию защищать город? Что у него за душой кроме пары мечей? Предатель да тощий мелкинд?!! Проспал своё королевство, ищет, где пристроиться!

Я помедлил, подбирая слова.

– Ваши сомнения… обоснованны. Я даже склонен считать – у Джетсета нет особого плана. Но люди будут рады довериться – после стольких лет безысходности и медленной смерти королевства. А с доверием горы свернуть можно!

Первый фыркнул, но задумался. Я продолжил вкрадчиво:

– Теперь догадываюсь, что двигало вами тогда. Да-да, Веррат намекнул. Я понимаю, только неравнодушный и искренне заботящийся о благе, благе королевства, а не о личной выгоде, мог решиться стать тираном. Чтобы спасти от полной гибели. И вы преуспели! Но тираны… уходят, пора уйти и вам.

Воцарилась долгая, тревожная тишина. Хотя клинки не щекочут шею, но дело мгновения расстаться с головой.

Первый правитель прошёл вдруг к кровати, рука откинула ткань балдахина. На белоснежной простыне Рилайна, лежит как жива, в роскошном, красного шёлка платье. Веки прикрыты, на губах лёгкая улыбка, словно нежданному подарку. Подарок торчит под левой грудью – рыцарская мизерикордия, пятно крови не заметно на алой ткани.

Когти впились в ладонь, чую, как пронзают кожу и в ладошке мокро. Но боли нет, лишь слепящая ярость!

Я крутанулся так, что отборная стража выхватила клинки, и бросилась бы, если не жест правителя.

– Как догадываетесь, не моих рук дело. Вы продолжайте, продолжайте про надежду, про тирана, про принца Джетсета.

Я проглотил язык.

– Впрочем, выслушаю, пожалуй, ваши условия. Излагайте!

Я сделал усилие приструнить мысли, что отправились вскачь.

– Условия просты: вы слагаете оружие, вам оставляют жизнь и выдворяют за пределы королевства, с условием, что заявите о себе… подальше отсюда.

Последние слова даются с трудом, начинает смутно доходить – отчего такое щедрое предложение.

Для правителя не осталась незамеченной моя дума, я для него открытая книга.

– Я согласен на сказанное. Но мои люди отправятся со мной все, так и передайте – все!

Я склонил голову в поклоне, повернулся уйти. Но взгляд прикипел к Рилайне, чья смерть от рук предателя делает правителя неожиданно сговорчивым.

Скрепя сердце я оставил покои.

Глава 13

С верхних этажей дворца вид на город. Я стою на балкончике, ладони холодит мрамор перил. Далеко внизу овальная арена Магикуса, на арене пусто, лишь одинокий служка машет веником, гонит стеклянное крошево подле мёртвого пилара.

За городской стеной в облаке пыли отряд, всадники бешено скачут, теряя коней. Возвращаются подсадить товарища за спину и снова вперёд. Кони спотыкаются от двойного груза, но выбора нет, по пятам растянулась толпа горожан. Большинство пешком, верховых мало, и те не суются близко к преследуемым.

«Уйдут», – подумал я.

Отряд бывшего правителя отпустили, безоружных, под крики толпы. Даже пришлось охранять до городских врат. Рассерженные горожане готовы разорвать голыми руками бывших господ, забыли легко, что сами, сами творили беззаконие, жгли на площадях, врывались к соседям. Я не сказал всего Первому, горькой, отвратительной правды. Дело не только в надежде, слова принца стали долгожданным отпущением грехов. Виновных назначили – Шестёрку, значит, я ни при чём – подумал каждый.

Я усмехнулся. За спиной вежливое покашливание.

– Ваша, э-э… милость! – не знает как обратиться слуга. – Его Высочество принц Джетсет Милосердный желает видеть вас. В полдень в главном зале.

Я кивком отпустил слугу. Ещё есть время подготовиться к нелёгкой встрече или время сбежать. Я глянул на стену гор, по центру пик чуть выше окрестных. До гор недалече, но лучше на четырёх, чем на двух!

Незнакомыми лестницами я поплутал, но добрался до конюшен. Длинное каменное здание, как и многие иные, одной стороной образует стену Магикуса, другой выходит на кольцевую площадь. Но есть и ход из дворца. Миновал пару дверей, в нос шибануло конскими каштанами и сеном. В конюшне никого. Прошёлся вдоль ряда стойл, лошадей удивительно мало, всего две. Старая кляча, серая в яблоках, едва стоит на дрожащих ногах, мослы троллю на зависть, а взгляд печальный. В другом стойле рыцарский конь, чёрный как ночь, зафыркал при виде меня. Бархатный нос обнюхал ладонь, губы прошамкали, в карих глазах укоризна.

– Извини, приятель, ничего нет. Кто твой хозяин?

Конь не ответил, лишь фыркнул.

Из крайнего стойла наглый храп. Легонько наподдал сапогом под ребро. Конюх вскинулся, рожа красная, в руках очутились вилы. Я глянул, прищурив глаз, как лучник поверх оперения. Конюх сник.

– Ваша милость! Простите, умаялся, заснул! Почитай всех коней забрали, гонцы и эти… э-э-э… прежние!

– Скажи-ка, чей там конь?

– Который, вороной жеребец? Ничей. Был Шестого правителя, но он, того.

Конюх окончательно продрал глаза.

– Ваша милость! – воскликнул он. – Так это вы, тот самый чемпион! Я смотрел, знатная битва! Поделом Шестому!

– Что так? – полюбопытствовал я.

– Сердца у него нет. Мучил что людей, что лошадей. Людишек – ладно, но кони, кони-то в чём виноваты! – возмутился грум.

– Полагаю, этот жеребец нынче… мой!

Конюх согласно закивал.

– Да-да, Ваша милость, так точно! Я подготовлю. Когда желаете выезжать?

– Вскорости. Скажи вот что. Говорят, конюшенный новый у вас, как там его?

– Хольстер, Ваша милость!

– Откуда он, кто таков?

Конюх дёрнул плечом.

– Не знаем. Прибыл с отрядом рыцарей. Теми, что Его Высочество защищать бросились.

– Где же он?

– Отправился ещё поутру, забрав дóбро лошадей. Сказал – в горы!

Я скрипнул зубами.

– Конь нужен через час, – напомнил я и вышел на площадь.

В городе не дождутся вечера, начинается бурное веселье. Расторопные трактирщики выставляют бочки – празднуй народ, бесплатно! По улицам шатаются от мала до велика, бегают дети, впервые за долгое время столько смеха. Радостные лица здесь и там, подскочил какой-то мужчина, судя по рукам и кожаному фартуку поперёк пуза – ремесленник, затряс руку, что-то кричит восторженно. Я улыбнулся, хлопнул по плечу и поспешил дальше.

Всеобщая радость влияет и на меня, и уже подзабылось бледное, бескровное лицо Рилайны. «Как поступишь, Виллейн? Твою Рилю безжалостно убили – ради каких-то там сиюминутных целей».

Спрашивать себя привычка полезная, но отвечать смахивает на сумасшествие. И я не ответил.

Дом Шверге не похож на брошенный, я постучал в массивную дверь. Открыл Статуат, младший сынок. Огромный детина, на две головы меня выше, лицом как квашня. Промычал, узнав, и скрылся.

Внутри темно, в знакомой гостиной Раифа, спиной к входу, в чёрном глухом платье, волосы убраны под тёмный платок. На столе мирно лежит Шверге, белое покрывало натянуто по грудь, глаза мелкинда закрыты. Руки поверх ткани, под ногтями синева, в ушах запеклась кровь.

Раифа обернулась. В карих глазах отсутствует мысль. Заметила меня, взгляд полыхнул такой ненавистью, что я невольно отступил на шаг.

– Что случилось?!

Звонкая оплеуха – ответ. Я приложил ладонь к щеке, к четырём царапинам, что оставляют когти взбешённой мелкиндки. Та стоит напротив, грудь часто и высоко вздымается, глаза мечут молнии. Вдруг брызнули слёзы, неудержимые, Раифа шипит зло и утирает тыльной стороной ладони. Я мигом обнял, прижал к себе, такую маленькую и беззащитную! Девушка содрогнулась в рыданиях, но руки тянутся обнять в ответ, пунцовые губы шепчут беззвучно.

Так мы стояли долго и молча. Раифа чуть отстранилась, из кармана выпорхнул платочек с вышивкой.

– Теперь действительно нечего делать в городе, – проговорила Раифа дрожащим голоском. – Ты заберёшь нас отсюда?

– Где Эритор?

– За ним пришли от принца.

Я кивнул.

– Собирайтесь! Если не появлюсь до вечера, езжайте сами. И помните, мои предупреждения по-прежнему в силе!

Я неловко поцеловал её в губы и выскочил вон.

На шпилях домов побогаче наспех раскрашенные флаги, цвета принца всюду. Из кабаков залихватские песни, выплеснулись вместе с гуляками, растекаются широко и вольно на всю улицу, хватают весельем прохожих, увлекают за собой. Гогот слыхать шагов за сто.

Я почуял взгляд, оглянулся. Показалось, знакомая фигура или лицо, кто-то крадётся в толпе. Я постоял за углом, но никто не явился.

Во дворец пускают всех, кто на вид чуть значительней простого бюргера, только оружие сдай. Я без меча уже чувствую голым. Стража не обратила особого внимания. На входе в тронный зал церемониймейстер от шеи и вниз затянут в чёрный бархат, поперёк груди тяжёлая золотая цепь, бритая голова поверх снежно-белого жабо смотрится как на тарелке. Оглядел придирчиво, хотя народу только из боя половина дворца. Спасибо запасам Шверге, я одет вполне прилично, более чем, и во взгляде церемониймейстера мелькнуло даже одобрение.

В зале множество люду, ближе к трону доверенные рыцари. Мечи в ножнах, но ладони так и тянутся к рукоятям, взгляды нервные и полные гнева. Кровавые лужи успели затереть не везде, прикрыты наспех разномастьем ковров. У трона принц Джетсет, подле те же: Веррат, золотоволосый рыцарь и Хурбис. Иные вельможи на шаг далее, ловят слова и каждый взгляд принца, не дай бог, благосклонный… к соседу!

«Сейчас начнётся, – подумал я, – раздача титулов, земель и должностей».

Хотя рано, разве что должности. Мне, понятно, ничего не надо, и я почти решился задать пару неприятных вопросов прилюдно. Проталкиваюсь в первые ряды, оттоптав пару ног. За спиной возмущённые реплики, сбоку один даже цапнул у пустых ножен, но товарищи сразу повисли на плечах, пока не зарубила стража. Я вышел из толпы придворных, до принца десяток шагов.

– Виллейн. Как всегда, галантен и вежлив, – бросил принц, взгляд холоден. Хурбис изогнулся шепнуть на ухо. Джетсет легонько мотнул головой.

– Ваше Высочество! Вижу, вы празднуете победу? Все соратники рядом, но я не могу разглядеть одного!

– Кого же? – кисло спросил Джетсет. Возвысил голос: – Никто не будет забыт, каждый, кто выступил на моей стороне… и вовремя! – примет весомую благодарность!

Придворные зашумели, кто – довольно улыбаясь, кто – бурча под нос с досадой.

– Ваше Высочество, милорды! Не все сражаются с мечом в первых рядах, иным не к лицу брать клинок. Но и они не должны быть забыты! Я говорю про леди Рилайну, она так много сделала для победы!

У Джетсета не дрогнула ни чёрточка.

– Разве не знаете? Мне доложили, она пала жертвой кровавого тирана! Мы скорбим и будем помнить вклад в общее дело! Если найдутся родственники, сироты, я готов что-то сделать для них!

– Ваше Высочество… – вежливо процедил я, давя ярость, и отошёл в сторону.

Не успел пристроиться спиной к колонне, протолкался, раздвигая плечами придворных, золотоволосый.

– Ты слишком дерзок, мелкинд. Одно дело, в путешествии с принцем, в походе, другое – перед толпой, когда принц готов возложить корону и занять трон!

– Что поделать, мы, мелкинды, противные и неуживчивые.

Рыцарь посмотрел искоса.

– Возможно, лишь ты один. Джетсет примет в кабинете, после церемонии с этими ослами.

Рыцарь кивнул на толпу знати. Я склонил голову, что понял. Проговорил насмешливо и горько:

– Напрасно Его Высочество так про родственников. Поглядите на эти жадные рожи – уже завтра найдётся свояк, три жениха и незаконный сын девушки, что только-только познала ласку мужчин!

Рыцарь воззрился на меня удивлённо. Я коротко кивнул и направился на выход.

Ждать пришлось долго. Дважды прилетали здравицы, мерный бубнёж и громогласный хор, затем стихло, и снова гомон. Шум разлился рекой, и в кабинет решительно прошагал принц, следом мягко Хурбис и, чеканя шаг, златовласец. Я вошёл последним.

Рабочая комната разительно отличается от спальни бывшего правителя. Если там ничего лишнего, то здесь тысяча вещей. Добротные шкафы вдоль стен ломятся от книг и бумаг, два стола солидных размеров завалены, один картами, второй документами. На стенах под потолком головы монстров, что закончили жизнь на арене: скалит зубы горный медведь, рядом прибита рогатая башка мелкого демона, красная кожа побурела от старости. На полу у камина шкура с длинным золотистым мехом горного тролля, поверх два удобных кресла, полуразвёрнуты друг к другу.

Принц Джетсет замер у спинки кресла, под глазами усталые круги, но спину держит ровно. Хлопнул в ладоши.

В кабинет ввели Эритора. Мальчик одет богато как никогда: сапоги зелёной гоблинской кожи, синие штаны с золотой тесьмой и великоватая куртка с вычурным шитьём. Наряд подобрали тщательно, но из того, что было. В ножнах на поясе кинжал, я с тёплым чувством узнал бывший мой амулет.

– Это тайна разве что для сэра Эйри, – проговорил принц, сделав жест в сторону рыцаря. – Сей мальчик, именем Эритор, имеет некоторое отношение к королевской семье!

Эритор зарделся. Я уверен, ещё недавно и он не знал.

– Мой брат, – продолжил Джетсет, сказав «брат» с нажимом, – любезно согласился, его место подле меня! С этим решено. Остаётся несносный мелкинд Виллейн.

Вопрос, почему я не на пути к горе Талисмана, встаёт остро как никогда.

– И у нас есть предложение, как избавиться от него наилучшим для всех образом, к вящей выгоде присутствующих, – витиевато закрутил принц.

– Ваше Высочество! – воскликнул Хурбис, привычно кривит губы. – Стоит ли мелкинд вашего драгоценного времени? Столько дел! Кошель ему золота и пусть убирается!

– В том и дело, сэр Хурбис, дел много. И важнейшее из них – вернуть магию в город. Да не жалкие остатки былой роскоши, а новый, могучий источник!

Я метнул взгляд на Эритора, тот стоит красный как рак, голова виновато поникла.

– Виллейн! Я думал – всё пропало, когда нас бросили в Магикус.

Я демонстративно отвернулся, сжав кулаки. Процедил сквозь зубы:

– К чему клоните, Ваше Высочество?

Принц прошёлся туда-сюда, взгляд в никуда, встал напротив. Проговорил мёртвым голосом:

– Прямо сейчас беглецов, я имею в виду ваших мелкиндов, окружают отборные войска. С ними Веррат и кое-кто из моих людей. Они будут ждать… сутки. Отмены приказа!

Каждое слово втыкается как метательный нож. Надеюсь, я не дрогнул лицом.

– Мне дела до них нет! Я вырос в людской семье, мелкинды мне никто! – с жёсткой усмешкой проговорил я.

Эйри не выдержал.

– Объясните толком, о чём речь?

– Нам стало известно – спасибо брату, – принц потрепал Эритора по голове, тот безучастный, – что Виллейн скрывает важную весть. А именно: легендарный Золотой Талисман падёт меньше чем через день! Кто завладеет, получит магический артефакт невиданной мощи. И это не единственное свойство, так мне сказал… не важно, кто. Главное, чтоб его заполучили мы! Иначе, что скажем народу спустя время? Все ждут возвращения магии, и мы просто обязаны добыть! Это вопрос жизни королевства! Сложность в том, что подробности, место падения знает Виллейн. И вряд ли поделится с нами… добровольно. Сэр Эйри! Вы отправитесь с ним.

Эйри поклонился, но мне кажется, скрывает недовольство.

Глаза Джетсета разгорелись страстью. Из него выйдет умелый правитель. Я вспомнил Рилайну. Правитель, который не остановится ни перед чем.

Будто в подтверждение моих мыслей, Джетсет хлопнул в ладоши ещё раз. В кабинет ввалились стражи, нависли позади всех нас, морды – камень ешь.

– Я почти поверил тебе, мелкинд, что судьба соплеменников безразлична! Почти, но не совсем. Но пусть так. Увы, не могу, не имею права рисковать! Слишком многое зависит от тебя. Я знаю, кто точно дорог. Тот, кого спасал раз за разом!

Джетсет развернулся к страже.

– В кандалы его, в отдельные покои и приставьте охрану! – рявкнул Джетсет, показывая на Эритора!

Я не успел слова молвить, как мальчишку обступили. Эритор вывернул голову посмотреть на принца.

– Не-ет! Отпустите! Ты называл братом!!!

Джетсет вздохнул с сожалением, и мне кажется – искренне.

– Быть королевской крови непросто. Брат. Прощай, на всякий случай.

Я метнул взгляд, полный ненависти. О, если бы ненависть могла испепелять!

Эритор поник, сгорбился, попытался вырваться из кольца стражи, но держат стальными руками. Бросил отчаянный взгляд – на меня!

– Отпустите мальчишку. Я сделаю, что должен, – глухо проговорил я.

– Чудесно! – воскликнул принц и делает знак охране. – Будь ты посговорчивей или жаден до золота, искал придворной должности – могли обойтись без ненужных угроз. Но, увы.

Стражи отступили на шаг, всё равно бежать некуда. Губы Эритора крепко сжаты, голубые, почти синие глаза странно расширены, будто видит вдали. Мальчик расправил плечи, проговорил глухо, но в голосе грохот лавины.

– Прости, Виллейн, я… я виноват!

Пальцы Эритора нащупали рукоять, и прежде чем кто-то сделал шаг, он бросился на кинжал.

– Не-е-ет! – услышал я свой голос, рванул с пола Эритора за плечи, такого тяжёлого, перевернул, страшась увидеть кровь.

Навалились разом, я вдарил, но меня оттащили и выворачивают руки, я, не жалея себя, извиваюсь, бью ногами. В кулаке тот самый нож, на серебре лезвия кровь. Перекошенное лицо Хурбиса плывёт совсем близко, глаза выпучены, вельможа завалился куда-то вниз.

Мелькнул кулак в рыцарской перчатке, челюсть взорвалась болью, голоса улетели ввысь и вдаль. Последняя мысль: как рассказать Унрулии?

Потом всё померкло.

Часть третья