— Что все это значит? — глухо спросила я. — Чем это мне грозит?
Сердце стучало, как бешеное. Стужа в этот момент вспомнила о своей неприязни к куратору, повернула голову в нашу сторону и оскалилась. Собака продолжала работать благоразумием, которого нам обоим не хватало. Снег скрипнул, оповещая меня, что Вестейн отступил в сторону.
— Неприязнью герцога Найгаарда, — ответил он. — Это ни к чему тебя не обязывает, если ты об этом.
Равнодушие в его голосе было напускным, я это чувствовала.
— У него и без этого есть повод меня ненавидеть, — ответила я.
— У него и без этого есть повод от тебя избавиться, — поправил Вестейн.
— Спасибо, успокоил, — саркастично ответила я.
— И он попытается сделать это в Лабиринте, — добавил он.
Я обернулась и обнаружила, что куратор сжал кулаки. А холод на его лице сообщил мне о том, что Вест едва сдерживает бешенство. Но стоило ему заметить мой взгляд, как он тут же собрался и сказал:
— Я решу эту проблему. Пока рассказывай всем, как сильно ты порезалась. Я надеюсь, Тира и правда ничего не видела. И держись подальше от Хеймира Лейфа.
Я кивнула, и куратор продолжил:
— С завтрашнего дня ты тренируешься вместе со всеми.
После этого он хотел шагнуть ко мне. Но из-за моего плеча высунулась оскаленная морда Стужи, и Вестейн вынужден был отступить. Я попыталась мысленно успокоить байланга и погладила белую морду собаки. Но она только ткнулась носом в мою щеку и заворчала. Чем же ей не угодил Вест?
Куратор такое отношение собаки принял спокойно. Он принял все гораздо спокойнее, чем я ожидала, и в мою душу закрались подозрения.
— Вест… — протянула я, словно пробуя на вкус этот вариант его имени.
Возражений не последовало, и я продолжила:
— Ты не удивился тому, что увидел.
— Удивился, — процедил он.
— Не настолько сильно, — настойчиво сказала я.
Куратор несколько мгновений смотрел мне в глаза. А затем покосился на дверь загона и сорвал повязку со своей руки. На белой коже красовалась точно такая же метка, как у меня, до последнего листочка на нижней ветке.
Вытаращив глаза, я смотрела на его запястье. И самое удивительное — изнутри понималось какое-то странное чувство удовлетворения, к которому я совершенно не была готова.
“Ты наша, мы — твои,” — подтвердил Свейт.
На всякий случай я сделала шаг назад. Вестейн неспешно натянул повязку и тихо сказал:
— Никто не должен об этом узнать. Я что-нибудь придумаю.
С этими словами он развеял магию на воротах и ушел, оставляя меня наедине со своим байлангом и новыми обязанностями. И голодом, который снова напомнил о себе. Надеюсь, хотя бы ужин мне полагается?
Только в этот момент до меня дошло, что я добилась своего — теперь меня берут в Лабиринт и мы со Стужей будем тренироваться вместе со всеми! От собаки пришла волна гордости. Она была довольна тем, что ее оценили по достоинству. Я уловила в ее мыслях нотку пренебрежения к другим псам, презрение к Ингольфу и много радости из-за того, что Свейт теперь будет жить рядом.
Лелея надежду, что моя гордая красавица останется на месте хотя бы из-за Свейта, я отправилась в общежитие. Там меня ждали горячие поздравления друзей, скупые — остальных адептов и презрительный взгляд Чейна. Я ответила ему тем же и занялась ужином. В тот момент он интересовал меня больше, чем все остальное.
Остаток вечера прошел спокойно. Я даже каким-то чудом собралась с мыслями и быстро выполнила все домашние задания. А затем отправилась спать.
Утром я проснулась в прекрасном настроении. Несмотря на новые факты моей родословной. Стужу приняли другие байланги, мне разрешили участвовать в состязаниях. А там… посмотрим еще, кто кого! Какое-то время я лежала и глядела в потолок. Поэтому не сразу заметила, что кольцо, подаренное Бакке, светится.
Глава 11. Идея
Вестейн
Тучи наползали с Севера, неумолимо скрывая луну. Но отсутствие света совсем не мешало разговору, который состоялся неподалеку от бывшего загона Стужи. Место было тем же, что и накануне. Только на этот раз Вестейн сам вызвал к себе Чейна.
Адепт выслушал куратора молча, с каменным лицом. Парень изо всех сил старался показать, что сегодняшнее происшествие не задело его. Но Вестейн знал, что это не так. Самолюбие его лучшего ученика уязвлено. И теперь придется наблюдать за ним и Анной.
Способность наживать себе неприятности у этой девушки под стать ее алхимическому дару. Можно сказать, что с этой способностью она в прямом смысле родилась. Точнее, ее рождение и стало первой неприятностью. Хотя можно ли считать неудачей то, что в такой ситуации герцог Скау решился признать девочку? Что двигало отцом Анны — чувства к новорожденной дочери или расчёт? Наследница Севера и Запада. Незаконнорожденная, но несущая в себе кровь двух правящих родов.
— Я все понял, куратор Ааберг, — заявил Чейн, старательно глядя себе под ноги.
Вестейн сухо кивнул и махнул рукой, отпуская адепта. Но тот не ушел. Вместо этого парень тихо сказал:
— Зря вы ее с собой тогда взяли.
Куратор бросил на него вопросительный взгляд, и Чейн добавил:
— На бал.
— Ты знал? — вскинул бровь Вестейн.
— Догадался почти сразу, — извиняющимся тоном сообщил адепт. — Мой двоюродный дед по матери — один из тех, кто в юности сходил с ума по Халле Лейф. В его личном кабинете висит портрет. Анна очень похожа на нее. И она дочь Правящей герцогини, верно? Говорят, Анитра Найгерд потеряла ребенка в тот же год, что мать родила меня.
— Не знаю, — вздохнул куратор.
И уже жестче приказал:
— Молчи об этом. Никаких сплетен в моей группе не будет.
— Да, куратор Ааберг. Я все понял.
С этими словами Чейн отвесил поклон и ушел. С неба упали первые снежинки. Свейт толкнул Вестейна носом в плечо, и страж рассеянно погладил белую морду пса. Он ощутил нетерпение своего питомца. Ночным бдениям возле домика Анны пришел конец. Теперь байланга больше интересовала Стужа. К счастью, собака все время на связи со своей хозяйкой. Поэтому без присмотра Анна не осталась. Теперь оба байланга ревностно охраняли девушку.
Вестейн подавил искушение сходить и самому проверить, чем занята его ученица. Но позволил себе лишь короткий взгляд в сторону в горы и повел своего байланга в загон. Свейт немного задержался перед воротами в жилище Стужи и послушно занял свое место. Вестейн убедился, что у байланга есть вода в подогреваемой миске, и ушел.
Пока куратор шагал по направлению в общежитие для преподавателей, снег усилился. В памяти всплывала метка, которую он увидел на руке Анны. То, что рисунок в точности повторял его собственный, оказалось неприятным сюрпризом. Как и то, что каждый поцелуй заставлял родовое древо проявляться все четче. В книгах ничего подобного описано не было. Сближаться смертельно опасно для них обоих, но удержаться становилось все труднее.
С этими мыслями он дошел до своей комнаты. Узкая полоска света из-под двери и след на магическом замке оповестили, что его ждет поздний гость. Ждать сюрпризов не приходилось — попасть сюда мог только один человек.
Йоран сидел в кресле у камина с бокалом в руках. Пламя отбрасывало рыжие отсветы на его волосы. Вестейн запер дверь и невозмутимо сказал:
— Не ждал тебя сегодня.
— А стоило бы, — фыркнул друг и опустошил бокал.
Вестейн бросил короткий взгляд на бутылку и напомнил:
— Завтра рабочий день. Ты выбрал не лучшее время для посиделок. И не самое лучшее место.
— Лучшее, лучшее, — проворчал Йоран. — В конце концов, кто-то должен удержать тебя от глупостей. По-крайней мере, напомнить тебе о последствиях.
Куратор ничем не выдал свое раздражение и опустился в кресло напротив друга. Затем Вестейн невозмутимо произнес:
— Никаких глупостей не будет.
Йоран фыркнул и саркастически улыбнулся:
— Еще скажи, что в твоей светлой голове не возникло никаких идей о том, как вернуть роду былую славу и отвоевать место, за которое боролся твой отец.
— Возможно, это единственный способ защитить ее, — холодно ответил Вестейн. — Найгаард не оставит Анну в покое. Мой отец не смог переиграть его. Теперь это должен сделать я.
— Тебя он в покое не оставит, как только поймет, что вас связало с девчонкой.
Йоран кивнул на повязку.
— Не поймет, — отрезал куратор.
Друг посмотрел на него с жалостью, но возражать не стал. Молча поставил бокал и сообщил:
— Говорят, Найгаард беспробудно пьет весь день, а после бала всех слуг выставили из королевского крыла. Но это не помешало их чутким ушам уловить отголоски скандала. Ты сказал, что герцогиня пыталась поговорить с Анной…
— Анитра Найгерд — кукла на троне, — резко сказал Вестейн. — Не думаю, что супруг теперь подпустит ее Анне. Скорее уж сделает все, чтобы они не встречались. Герцогиня — безвольная марионетка.
Йоран подпер подбородок кулаком и кивнул:
— Кажется, стальная хватка Халлы Лейф обошла стороной ее дочь только для того, чтобы перейти к внучке.
— Нет там еще стальной хватки, — отмахнулся куратор и откинулся на спинку кресла. — Пока лишь умение находить неприятности на свою голову.
Йоран посерьезнел и подался вперед:
— Я тут слетал домой и побеседовал со своей любимой бабулей. И она поведала мне кое-что интересное.
Вестейн скептически хмыкнул и спросил:
— Та самая бабуля, которая не помнит, что ела на обед?
— Госпожа Дюрфинна не помнит только последние лет пять, — оскорбился друг. — До этого ее память ясна, как горный ручей.
— И о чем же поведал тебе этот горный ручей? — обреченно спросил Вестейн.
Йорна заговорщицким тоном сообщил:
— Что ровно за три месяца до того дня, когда в документах записано рождение Анны Скау, герцогиня Анитра родила мертвого ребенка.
Какое-то время в комнате царила тишина. Наконец, Вестейн задумчиво протянул:
— Три месяца. Альбин Скау — герцог, и спокойно мог прибавить три месяца к рождению дочери. Так что нам это ничего не дает. Никаких доказательств. Но, вероятно, Найгаарду этого будет достаточно.