Тысячелетие…
Не годы даже, не сотни лет, а вместилище многого такого, о чём уже позабыли и люди, и другие разумные. Как этот отпрыск Огариев, да и как он сам. Если чтят своих предков, то по именам, а их деяния остаются втуне, поскольку семейные анналы хотя и бытуют, но кто к ним обращается? По-видимому, никто, кроме, быть может, ради того, чтобы вытащить оттуда какой-нибудь факт, значащий только для какого-то случая, после которого его можно позабыть и больше никогда к нему не возвращаться.
Но, как часто бывает, его встревоженное воображение, избавившись от одних, уже рисовало новые картины и задавало новые вопросы. Один из таких вопросов стал тревожить его больше всех вот уже в течение двух последних дней, после получения приказа заявиться с Камратом в Сох.
И что будет после того, как они придут в Примето?
Центр просил его просто сопровождать Камрата. Но ради чего? Лишь чтобы досадить Тескому, посмевшему вмешаться в деятельность Фундаментальной Арены? Или малыш представляет какую-то ценность и для Центра? Или…
Свим подумал и почувствовал неприятный холодок, коснувшийся его спины. Зачем малыш Центру? Зачем надо заходить в Сох? Что там может произойти с мальчиком и с ним самим?..
От неприятных размышлений стало неуютно. Давненько ему не приходилось так усиленно думать, чтобы как-то найти своё место во всём происходящем. Последний раз, пожалуй, при выборе куда податься – в Теском или Фундаментальную Арену, и при необходимости смены, в связи с этим решением, возвышенного имени многоимённого и владельца одного из лучших хабулинов и дуваров в Примето на более простое и незаметное, обыденное для инегов – Свим Сувелин Симор.
Молодое деревце, под которым он расположился и привалился к тонкому гибкому стволу, надавило плечо. Стало холоднее, ущербная луна, затуманенная загрязнённой атмосферой, едва освещала окрестность, превращая предметы в расплывчатые неузнаваемые образования. Шумное пиршество диких на месте павших путров-опритов казалось зловещим предвестником грядущих неприятностей.
Свим лихорадочно стал перебирать в памяти все новости, полученные за последние дни. Но опять ничего такого особенного в них не находил, кроме как необходимости, даже настоятельной необходимости, зайти с малышом на конспиративную квартиру в Сохе, а, по сути, в дом его матери. И отсутствие каких-либо сведений о происходящем в бандеке или за её пределами на западе и северо-западе, откуда обычно приходят в Сампатанию известия из других бандек и хожалые. Последнее, он надеялся, скоро прояснится. Информация может появиться не обязательно в новостях, а со стороны. Хочется ему или нет, но в пути будут ещё встречи, как их не избегай. Куда от них деться, если здесь бродят, будто больше нигде нет места более обжитого и надёжного, и банды, и отдельные разумные, и гурты ошалевших от весны путров. Они могут кое-что знать…
Сестерция вот надо ещё поспрашивать…
Зато с заходом в Сох – сложнее. Всё прояснится, наверное, только там. Но не будет ли это уже слишком поздно что-либо предпринимать?
Краем глаза Свим заметил – проснулся К”ньец и поднял голову, прислушиваясь к звукам ночи. Потом он встал и направился к Свиму.
– Что-то услышал, К”ньюша? – спросил его негромко дурб.
– Да, – со сна голос у хопса был хрипловат. – Я пока что не уверен, но… – Он протяжно зевнул во весь рот, облизнулся. – Кто-то идёт по нашим следам. – Он застыл, поводил ушами. – И не один.
– Дикие?
– Пока не могу сказать. Они ещё далеко. Но то, что идут сюда, я уверен полностью.
– Та-ак! Надо разбудить всех и приготовиться, – поднялся Свим.
Камрат проснулся от лёгкого прикосновения руки Свима.
– Тихо, малыш!
– Я уже начал просыпаться, – сказал Камрат. – мне показалось, что за нами кто-то следит.
– Всё может быть, малыш, – Свим не стал ему говорить о подозрениях хопса. – Потому встань и подойди к К”ньюше. Он тебе кое-что скажет…
Торн не спал, если судить по человеческим меркам. Его фигура была укутана в нежный кокон зеленоватой ауры.
Творцы торнов – люди, они создавали их по своему образу и подобию, оттого сознательно или по инерции наградили их необходимостью время от времени впадать в состояние, подобное сну человека. Но те без особых усилий и вреда для себя могли обходиться и без такого сна. Однако, живя среди людей и слепо подражая им, они привыкли или эволюционировали к потребности отдыхать или пережидать время, нужное людям для восстановления сил сном.
Сестерций потому не спал и даже не отдыхал – в том у него не было нужды, он, по сути, пережидал отдых, находясь при этом в полном сознании, хотя и заторможенным, с расплывчатыми мыслями. В нём только замедлилось течение химических процессов и биологического времени.
Услышав предостережение хопса, он и сам подключил все свои рецепторы для контроля правильности ощущений К”ньеца.
Сейчас он мог пользоваться только акустическими и осязательными органами. Слух не улавливал ничего подозрительного, зато поверхность земли не могла не отозваться на лёгкие содрогания, создаваемые шагами неких существ, направляющихся к их ночёвке.
– Я тоже слышу их шаги, – сказал он подошедшему к нему Свиму. – И они стали нас постепенно окружать. Придётся стать спина к спине.
– Та-ак, – сказал в ответ Свим. – Если надо будет, встанем. Как твои силы?
Торн подался грудью вперёд.
– Их достаточно для боя.
– Ну-ну!
Они подошли к мальчику и хопсу. Торн повторил свои предположения. К”ньец с ними согласился.
– Мы собираемся будить собаку? – поинтересовался он чуть позже.
– А почему бы и нет, – ответил Свим. – Но, мажет быть, будет лучше, если Ф”ент отсидится в мешке. Толку от него никакого, а сидя там, не будет хотя бы путаться под ногами.
– Как всегда за меня решаете, – подал голос выродок, пытаясь выбраться из мешка. – Да снимите вы пакеты с едой и дайте мне понюхать воздух… Отойди, кошка! Ав-во! Весь лес тобой провонялся. Чвух!..
Ф”ент поднял голову и повёл носом. Слабый ветерок дул навстречу тем, кто исподволь приближался к ним. Возможно, они и рассчитывали на то, что их запах не будет услышан.
Команда затаилась, напрягая слух. Ожидание обострило чувства до предела, каждому стали чудиться какие-то шевеления в ближайших кустах и между стволами деревьев, слышался шелест множества ног нападавших.
Всё это время Ф”ент принюхивался.
– Крысы, – наконец сказал он. – И не простые, а гараны. Кошка, где мой нож?
– Мерзость какая эти гараны, – сказал торн. – Я с ними уже встречался. И не раз. Берегите ноги. Они умеют высоко прыгать, Знаете, их лучше всего бить по носу. Прямо по кончику. Они этого не любят и теряют сознание, если хорошо приложиться. И ещё…
– Они кого-то гонят перед собой, – шепнул К”ньец,
– Да, – тут же подтвердил Ф”ент. – Калубу они перед собой гонят. Вот кого. Она почему-то не может лететь. Тише! Пусть они её убьют. Пока они её терзают, мы с вами…
– Ещё чего! – возмущённо гаркнул Свим. – Эй, калуба! – крикнул он в ночь.
В ответ раздался сдавленный стон и разъярённый визг гаранов.
– Не так я её позвал. Калубы требуют другого обращения. Кто знает, как к калубам надо обращаться? – спросил Свим.
– Зачем она нам? Подумайте! Нам же лучше будет, – занеиствовал выродок. – Я тогда лучше встречу с ней в мешке пересижу. Как вы не понимаете? За ней сюда налетят другие. Вам жить надоело?
– Прячься, но не причитай! Она разумная, – огрызнулся Свим. – Так кто знает это обращение?
– А, что с вас взять! – отозвался опять Ф”ент. В мешок он не полез, но оказался в центре каре, построенного командой по числу бойцов. – Надо сказать так. Криба калуба счастливого племени.
– Знаток… – успел съязвить К”ньец. – Может быть, не они, а вы их едите?
– Кошка…
– Криба калуба счастливого племени! – выкрикнул Свим. – Мы защитим тебя!
– О, друзья! – раздался совсем рядом неприятный голос, будто ножом провели по меленраю.
Калубы – выродки из крупных орлов, получив разум, прибавили в весе и размахе крыльев, и всё-таки в высоту едва ли достигали трети бермета.
Калуба, вышедшая из леса, была и того меньше. Она волокла по земле перебитое или просто зашибленное крыло и не могла взлететь, потому и оторваться от своих преследователей. Последние появились почти сразу за ней. Свим успел только предложить ей занять место с Ф”ентом, чтобы гараны не смогли её достать, на что она с гневом ответила:
– А кто им глаза выклюет?
Голос у неё был так неприятен, что даже торн почувствовал какое-то неудобство на акустическом канале.
Гараны когда-то были разумными. Люди в древние времена считали себя богами и не ведали, что творили, давая им разум, Эти твари составляли самые воинственные гурты. Существовало выражение о каком-либо слишком воинственно настроенном клане или гурте – Неистовые, как гараны.
Пересекая бандеки в поисках врагов и лучших мест для выведения потомства, предки современных гаранов не брезговали дикими своими родичами и вступали в кровосмесительную связь, что поставило их на грань вымирания, а связи с дикими – потери разума. Они измельчали, уменьшение объёма мозга не требовало большой головы, и она терялась на мускулистом теле гаранов. Измельчение и практически полная потеря разума не повлияли на врожденную их ярость ко всему, что движется, а остаточная способность владеть элементарным оружием делало их опасным противником для тех, кто с ними ненароком встречался. Особенно от них страдали одинокие путники или их малочисленные группы. Людей и путров они не различали.
Естественно, что разумные во все времена боролись с гаранами любыми способами: производили облавы, придумывали изощренные ловушки, яды и другие методы и приспособления, лишь бы проредить их численность. Случались успехи, и гаранов становилось значительно меньше, о них порой забивали, но проходили короткие годы, и гараньи стаи вновь возникали, словно из ничего и шли сплошным накатом, истребляя всех на своём слепом пути. И так до тех пор, пока их количество не иссякало в отчаянных схватках до определенного числа особей, после чего гурт исчезал на несколько лет, уступая место новой орде себе подобных…