еспрепятственно передвигаться по дорогам без страха быть убитым, изувеченным или ограбленным. Не было бы Тескома – была бы какая-то другая организация подобного рода, как в других бандеках.
– Ты мне рассказываешь о значении Тескома, будто я сам этого не знаю. Но Теском – это люди. Только люди! – Сестерций дёрнул головой. – Люди любят говорить о равенстве разумных, но в городах разумные-нелюди горожанами становятся не всегда. В некоторых городах они живут в гетто. А разумные без людей редко причиняют кому-то вред. Гурт разумных может, конечно, что-то натворить. С другим гуртом схватиться на ножах или причинить вред какому-нибудь клану, попавшемуся на пути его движения. Что там ещё они могут?.. Но банды разумные не создают. Во главе их всегда стоят люди. Только люди могли придумать такую пакость, как эта липучка или воздушный шар.
– Да-а, Сестерций. Я давно заметил, не любишь ты людей, а?
К этому времени они работали вдвоём, отрывая по кусочку липучей сети от кожи и одежды Свима, а потом мучительно долго избавлялись от них, прилипших к пальцам. Приходилось прокатывать в шарики налипшее, лишь после того от них можно было отделаться, высовывая руки за борт гондолы и цепляя их к ней с внешней стороны. Нудная и кропотливая работа.
– Почему ты так думаешь? – спросил торн, выслушав реплику Свима.
– А как же я должен думать после того, что ты здесь наговорил о них? О людях. Да и раньше ты не очень-то нас, людей, жаловал.
– Нет, Свим. Мы, торны, любить или не любить, как это бывает у людей, не можем. И это правильно. Мы – торны. Правда, и среди нас бывают исключения. Я тебе уже рассказывал о нашем славном роде Огариев. И говорил, что в нём были предками и обычные разумные, возможно, что и люди. Об одном таком человеке, который…
«Понесло его про Огария и его род, – подумал Свим, – теперь ничего приличного не скажет».
– Всё, хватит! – решительно заявил он, поскольку руки и ноги были высвобождены. То, что осталось на спине, рукавах и сапогах, он оставлял до лучших времен, да и сама одежда со временем потихоньку справится с инородным телом. – Надо нам, Сестерций, возвращаться назад, ближе к дороге. Там где-то наши…
Он поднялся во весь рост в гондоле, осматривая панораму, развернувшейся под ним части Диких Земель.
Шар летел на высоте не меньше полу свиджа. Было много прохладнее, чем внизу, когда они отдыхали на опушке, хотя Свим всё это время больше потел, чем мёрз. Ветер, гонящий шар, по-видимому, был слабым. Внизу серое полотно мелколесья оставалось практически неизменным в деталях, скрашиваемых атмосферной дымкой. Полотно кое-где было заштопано озерцами, прошито кривыми узорами русел речек и местами подмочено более тёмными колками перелесков. На самом пределе видимости сквозь штору аэрозолей просматривалась дорога Перток – Фост, хотя Свим не был полностью уверен, что это она.
– Та-ак! Будем снижаться, – заявил он и пытливо посмотрел на торна. – Кстати, ты, Сестерций, надеюсь, знаешь, как это делается?
– Что это? – дёрнул головой торн.
– Ну-у… Как снижаться, например, как вообще управлять шаром?
Сестерция вопросы Свима явно ввергли в замешательство. Вокруг него стала разгораться огненная аура.
– Откуда мне знать? – наконец, сказал он. – Мы, торны, считаем шары ненужными, а потому…
– Но-о…
– Я потому тебя сразу не поднимал в гондолу, что надеялся снизиться вначале, а уж потом, на земле, заниматься тобой. Скажу честно, я так и не понял, как это люди додумались летать по воздуху и как тут всё делается. Здесь же ничего для этого нет.
– Да-а… Хотя ты, конечно, не прав. Кое-что здесь есть, но я ведь тоже не знаю, как снижаться.
– Как же так? – торн стал окутываться более яркой аурой. – Ты же рассказывал, что вы летели на шаре от тескомовского тростера, и ты был всё время с Клоудой. И мне казалось…
– Ты тогда меня не так понял, – поспешил оправдаться Свим. – Да, я был всё время полёта с Клоудой, но меня тогда не интересовало, как шар управляется. Меня занимала сама Клоуда… Впрочем, я знаю, что вот эти кнопки… вот эти… – он повёл пальцами, как будто что-то передвинул, – это управление, и они могут включать и выключать глаудеры. – Уверенности в сказанном у Свима не было. Но он более категорично заявил: – Они могут заставить шар лететь даже против ветра. Так вот…
Свим потянул движок на одном из вечных двигателей. Гондола дрогнула и стала разворачиваться вокруг своего центра. Всё быстрее и быстрее. Свим поторопился вернуть движок в прежнее состояние.
– Во! Видел? – бодро проговорил он, одобряя свои действия, и показывал торну, что у них что-то получается.
– Интересно, – не меняя интонации голоса, прокомментировал успех Свима торн. – Мы можем вернуться к дороге. А потом?
– Теперь надо узнать, как на этом проклятом шаре снижаются.
Свим поискал что-нибудь похожее на рычаги, кнопки или ползунки, позволявшие воздействовать на подъемную способность шара. Ничего не нашел.
– Я тоже искал, – утешил его Сестерций.
– Подожди!
Свим напряг свою память, пытаясь вспомнить, что же такое делала Клоуда, когда они совершали посадку? Однако все его потуги остались тщетными. Он тогда даже не видел, что она там делала и что приводила в действие из-за наступившей темноты и от необходимости поиска подходящей площадки для приземления. Он ей просто сказал о снижении, и шар стал снижаться.
– Да что же это такое? – возмутился он самому себе на себя самого.
Свим ругался, поминал Край, мутные звёзды и збун, елозил в гондоле туда и сюда, оттого она опасно раскачивалась, норовя сбросить новый, такой неусидчивый, экипаж.
Торн долго со спокойствием, присущим биороботам, наблюдал за ним, его аура обесцветилась, туманя небольшим облачком только верхнюю часть головы.
– Люди, – сопровождал он метания Свима.
– Именно, люди, а не такие чурбаны, как вы, – огрызался Свим. – Чего стоишь истуканом? Мог бы своим компом пошевелить, чем упрекать людей!
– Вот что, Свим, – решил прервать Сестерций суматошные поиски человеком того, чего, по его мнению, в гондоле не существовало. – Сначала давай включим глаудеры так, чтобы они нас приблизили к дороге. Там наши друзья. Ты знаешь, я не уверен, что у них там всё закончилось миром, но возвращаться надо и надо их отыскать. В полёте будем выискивать способ, как опуститься вниз. А не найдём, так продырявим этот пузырь мечами.
– Тоже метод, – согласился Свим. – Тебе чаще надо напоминать, чтобы ты шевелил своими искусственными мозгами… Всё, всё! Никаких Акараков!.. Возвращаемся.
Однако не так-то просто было отрегулировать тягу глаудеров, чтобы она была у них одинаковой. На взгляд дилетанта – проще простого, казалось бы, установить ползунки, определяющие силу тяги вечных двигателей, так, чтобы лететь себе в нужном направлении. Именно так делала Клоуда, это Свим помнил точно. Она почти небрежно касалась их пальцами, и шар летел по прямой, а при поворотах – опять легкое касание к нужному глаудеру, и шар послушно менял направление движения.
Оказалось всё не так примитивно, как думалось. Сколько ни пытался Свим уравнять тягу, всё равно один из двигателей тянул чуть сильнее, и шар то заносило и отворачивало от того направления, которое было выбрано, то вообще начинало раскручивать на одном месте. О поисках каких-то приспособлений, снижающих шар, Свим даже не мог думать, было не до того, чтобы думать – руки от напряжения вспотели.
Ну вот, как будто уравнял, так нет, оказывается! Шар поплыл куда-то в сторону по плавной дуге.
– Влево уходим! – кричит торн, и Свим чуть-чуть, самую малость, убавляет тягу правого двигателя, а торн теперь предупреждает: – Уходим направо!
Так и летели.
Утешало одно – летели к дороге довольно быстро, её участки вскоре стали различимы явственно – они выделялись красновато-матовыми узкими полосами на фоне серо-зеленоватой лесостепи. К сожалению, невольные воздухоплаватели никакого понятия не имели, хотя бы приблизительного, какой из этих видимых участков ближе всего находится к рощице, где в критическом положении остались их друзья один на один с тескомовцами. Свима терзали мысли о них, спасительно сбиваемые необходимостью управлять полетом шара. Но снова и снова перед ним воскресала картина падении Клоуды, когда он ничем не мог ей помочь…
– Пора бы начать снижение, – Свим с надеждой посмотрел на Сестерция, вдруг тот что-нибудь придумал своими полу искусственными мозгами, пока сам Свим сражался с капризными глаудерами?
Торн весь их путь сидел, словно в полузабытьи, лишь подавая сигналы об отклонениях от маршрута, как если бы насущные вопросы, необходимость решения которых подстёгивала их постоянно, его не касались.
– Да, конечно, – спокойно отозвался он на призыв Свима и вынул из ножен меч.
Дурб разочарованно проследил за действиями Сестерция. Он понял: ничего нового торн не придумал, кроме как рубить оболочку шара, благо она уступала отточенному мелерону, так что мечом её можно било резать и рубить. Другое дело – где рубить? Можно было ткнуть мечом снизу, стоя в гондоле – до оболочки не трудно дотянуться даже рукой, а мечом и подавно. Другой вариант осуществлялся сложнее, зато результат мог быть более верным. Для этого следовало взобраться по стропам повыше и сделать отверстие в оболочке где-нибудь сбоку, чтобы газ из неё выходил быстрее. Впрочем, как себя поведёт шар, после того как будет нарушена его герметичность снизу, сбоку или ещё в каком месте, пассажиры гондолы не имели никакого представления, кроме того, что камнем вниз падать не хотелось, но и процесс спуска на землю затягивать не имело смысла.
Свим остановил глаудеры далеко от дороги. Там должны были летать на более низкой по сравнению с ними высоте другие тескомовские шары. Как знать, возможно, они уже ищут пропажу. Правда, усиленный осмотр местности таких шаров не показал, что было хорошим признаком, если, конечно, они сейчас находились где-то вблизи места их невольного старта.
– Начнём? – обратился Свим к торну, замершему с мечом в руках. Тот ответил невозмутимым взглядом мерцающих синеватыми огоньками глаз, словно там, за радужкой, загоралось и затухало открытое пламя. – Истукан, и только, – буркнул себе под нос Свим, посмотрев на застывшего в готовности выполнить его команду Сестерция. – Тогда начнём. Будем рубить снизу, – проинструктировал он торна. – Там какой-то газ. Он легче воздуха и поднимает шар с нами. Дыра внизу не даст ему сразу вытечь, и мы постепенно опустимся, а не рухнем камнем вниз. Понял?