Но, раз уж пошел такой разговор, то… Воровской диалект был примитивен неимоверно, но у него имелся неоспоримый плюс – общаться на нем было просто.
– Голосовушки нереальные, – хрипло, с трудом, но все же выговорила я. – Покойник двигается призрак.
Набор бредовых слов… был бы, если бы не воровской диалект.
– Ясно, отдыхай, – сказал Удав.
Щелчок и связь отрубилась.
Затем хрип, и отрубился связующий, он же неизвестный. Судя по хрипу – отрубился навеки. Жаль Кей не услышала, что ее подозрения были верны на сто процентов – чувак врал не просто так, чувак врал по приказу своего прямого тайремского начальства.
Затем Тамран, хрен его ведает как оказавшийся здесь, сказал:
– Я… не совсем разобрался в ситуации.
– Все просто, – Эрих, а его руки я в любом состоянии узнаю, осторожно подхватил, забирая меня из медкапсулы, – девчонка Исинхая раскрыла медика, Мелани поняла это и была вынуждена пойти ва-банк. Моя умненькая девочка догадалась, что другой возможности связаться с ее «друзьями» больше не будет.
Надо же какой умный.
И что дальше?
А дальше была тишина.
Меня в тишине унесли из медотсека, потом в тишине пронесли по коридору, потом в тишине внесли в адмиральскую каюту.
Щелчок наручников. Тех самых, которые под шаратайские были сделаны.
Тишина.
В этой тишине мне оставалось только сидеть и топить за аналитическое мышление. В смысле лежать.
И мысли были не радостные.
Итак, первое – случилось то, что случается с на всю голову отбитыми десантниками, если паническую атаку не взять под контроль. Хреново. Я много раз видела, как подобное происходит с нашими, и менее всего хотелось думать о том, что я реально рехнулась и начала прорываться к выходу, не соображая, что выхода фактически нет, потому как выход в открытый космос в качестве реального выхода рассматривать странно.
Второе – Эрих просек факт моей связи с людьми Исинхая. Хуже того, он вышел на источник этой связи, и предателем оказался медик. Его предателем. Хотя так если подумать – мне следовало бы догадаться раньше, ведь, по сути, у кого еще на военном крейсере есть доступ к линзам для глаз, как не у медика?! Но в целом Эрих оказался умен, вычислил крысу на борту первым и заставил выйти на связь с Кей. Хорошо, что Кей девочка тоже не глупая, и сходу сообразила, что их крыса решила стать двойным агентом. Впрочем, тупые у Исинхая и не работают.
Третье – Эрих знает воровской диалект. Это вот уже печалька совсем, и вопросов к архонту у меня лично становится все больше.
Четвертое – у Эриха паранормальные способности. Хотя я бы их скорее назвала ненормальными. И если с неестественными перемещениями в пространстве наша цивилизация уже знакома, о Призраках и их подпольном деле воровства жен известно всем спецслужбам, то об использовании голосовых вибраций чисто без аппаратуры, самим человеком, не знает никто. Ну, ничего, теперь узнали и вопросом займутся.
А теперь самое херовое – психофизические феномены тайремцев известны Танаргу. Вероятно, наука Танарга не способна объяснить их в рамках современной научной картины мира, но если эти феномены принимаются в расчет танаргцами… дело плохо. Обычно Танарг не использует то, чему нет научного объяснения, но для Тайрема они сделали исключение. Нехилое такое исключение. Значит и способности у Эриха исключительные. И, возможно, не только у Эриха…
Ну и в завершении анализа всей ситуации печальный итог – я осталась без внешней поддержки, в ситуации за гранью науки, с мужиком, который меня напрягает и существенно.
И тут я услышала:
– Идем обедать.
Медленно открыла глаза.
Эрих сидел на краю своей постели, и неощутимо касался моих волос. Прикосновения я почувствовала, только когда посмотрела на него.
Темные глаза взглянули в мои, архонт улыбнулся и спросил:
– Кто такая Си-си?
Оу. Вообще правильно звучит как Эс-эс, расшифровывается как Судьба Сволочная, и является одним из кодовых имен Кей, но естественно я не буду говорить об этом.
– Ты права, это не важно, – Эрих смотрел на меня с нежностью.
И властью.
Нежность и власть – пугающее сочетание.
– Прости меня, – тихие слова, в которых звучит искреннее сожаление, но вообще не слышно раскаяния.
Архонт наклоняется, его губы касаются моих, мокрых, почему-то соленых, и Эрих едва слышно произносит:
– Будь все проклято, но я люблю тебя. Люблю до безумия. А после безумия, люблю еще сильнее. Больше всего во вселенной. Ты всё для меня, и ты вся для меня, только моя…
Он говорил что-то еще, но я уже не слушала. Меня до глубины души потрясли слова: «Люблю до безумия. А после безумия, люблю еще сильнее».
Он точно псих.
Млять, во что я вляпалась?
– Ты голодна? – вопрос, заданный с поцелуем.
– Скорее сыта по горло, – не сдержалась я.
– Смешно, – язвительность в ответ на язвительность. – Давай помогу встать.
***
Знаменитый эксперимент, в котором шестеро детей глядя на черный треугольник, уверенно говорили, что он белый – в десанте не прокатывал. Это было одним из этапов отбора в семь лет. Нас по одному заводили в комнату, где уже сидели эти гребанные подставные малолетние гады и не менее гадский руководитель эксперимента, затем на экране крутили небольшой научный экскурс в психологию по типу «Ты не всегда должен доверять глазам своим, потому как небо нифига не голубое, а трава ни разу не зеленая». После все присутствующие заявляли, что треугольник белый, хотя он был чернее ночи, и препод обращался к тебе с вопросом: «Какого цвета этот треугольник?».
Если сломался под общественным давлением и сказал «Белый» – добро пожаловать в мирную жизнь, блага цивилизации и прочее. В смысле – ты не прошел отбор и социопатом не являешься.
А вот если ответ был «Вы все тупые, а треугольник черный» – десант радостно раскрывал свои объятия тебе.
Короче, я сейчас чувствовала себя прямо как на том тесте. В смысле все делают вид, что все супер, но ты точно знаешь, что это не так.
Эрих был… идеальным.
Серебристое блестящее платье, которое он самолично на меня надел, тоже было идеальным.
Ужин с кучей фруктов, зелени и без мяса – был идеальным.
Вино, настолько вкусное, что я третий бокал допивала – было идеальным.
Вид на горы, водопад и цветущие сады, открывающийся по стенам адмиральской обеденной – тоже, мать его был, идеальным.
И я все ждала, когда кто-нибудь спросит, какого цвета треугольник…
Поставила пустой бокал на стол. Мне его наполнили. В четвертый раз. До краев.
– Хочешь, чтобы я напилась? – поинтересовалась, берясь за тонкую ножку бокала.
Бутылку от меня держали подальше – Эрих учел прошлые ошибки.
– Возможно, – не стал отрицать архонт.
И посмотрел на меня, жуя что-то мясное. К счастью, мне такую гадость не предложили. Я и раньше мясо особо не любила, но после Дерана у меня к нему…вообще резко отрицательное отношение.
У меня ко многому появилось крайне отрицательное отношение…
Мне не понравилось, что меня моют.
Мне не понравилось, что меня одевают. Как куклу.
Мне не понравилось, что мне расчесывают волосы… как кукле.
И это платье не нравилось тоже. А особенно бесил браслет на моей руке, и ощущение западни в душе. Я ни на мгновение не сомневалась, что свалю отсюда и свалю быстро, но мне уже пришлось смириться с тем, что браслет свалит вместе со мной. А дальше… в лучшем случае мне придется часто видеть Удава, что само по себе не самая приятная штука в мире, в худшем… не хочу даже думать об этом.
И тут картинка окружающего пространства сменилась, возник вид отвесной скалы с тысячей уютных деревянных домиков на ней, крепившихся на этой скале по всему пространству. Как? И в то же время так красиво.
– Нравится? – поинтересовался Эрих.
Мне казалось, протяни руку – и коснешься зеленой листвы на этой горе, а если спрыгнуть со стула, можно будет допрыгнуть до одного из этих восхитительных домиков.
– Очень, – не стала отрицать я.
– Это Манидар. Я покажу тебе.
Думала после этих слов, что-то возникнет на этих стенах, что оказались сплошным экраном, но нет – картинка сменилась, и вот мы на горе, а мимо, словно водопад, проносится и ниспадает в пропасть туман… или облака.
– Это все еще… Мани… чего-то там? – уточнила, на всякий случай.
– Манидар, – поправил Эрих. – Нет, это Аккарон, а мое поместье я покажу тебе лично.
– Аккарон? – я увлеклась новой картиной, демонстрирующей цветущие сады, цветы оттенка сакуры, поля орхидей, кристально чистое озеро, в котором отражались облака и небо.
– Мое второе поместье. А то, что ты видишь сейчас, это Бахтеаран, отец купил его для матери. Для моей биологической матери. Когда-то он, как впоследствии и я, наивно надеялся, что подарками можно купить любовь… Глупо, да?
– Наивно до безумия! – язвительно подтвердила.
Я ему не психотерапевт на полставки.
– Ме-ге-ра, – протянул по слогам Эрих, пристально глядя на меня. – Твои родители тоже погибли?
«Тоже»… то есть я ему не психотерапевт, а вот он явно пытается стать моим мозгоправом. Вот и подбирает точки соприкосновения.
– Их не убивали, если ты об этом, – жестко ответила я.
– Но они погибли, так что ты тоже сирота, – повторно с ударением на слове «тоже» произнес Эрих.
– Никогда не ощущала себя сиротой, – поразмыслив немного, сообщила ему.
И это факт. Да, меня бросили, но там, куда меня бросили, таких как я оказалось немало. Потом мы учились. Потом обрадовались, узнав в восемь лет, что мы все почти вместе будем учиться дальше. Нас как собрался костяк в военной школе, так и пошли по жизни – кучка социопатов агрессивных наклонностей. Вот в десанте было хуже… намного хуже. В каком-то случае, конечно, и лучше, но терять товарищей я начала именно тогда.
А родители… У них была какая-то своя, иная жизнь, которую мне не понять до сих пор.
– Есть теория, что сильные поколения рождают слабых детей, – не знаю, зачем я заговорила об этом, – вероятно, в этом что-то есть – Гаэра пережила трудные времена, но в этих условиях выросло очень сильное поколение. И мы вернули все, что потеряли. Однако, получить все невозможно, и у поколения, остановившего гибель цивилизации, родились слабые дети. Мои родители, вероятно, были такими.