Звон!
Звук падающего стекла, и, как стеклянный дворец, рассыпается блаженное ощущение абсолютного счастья… Остаюсь я, испуганная и застывшая, Стужев, тяжело дышащий, с бисеринками пота на идеальном теле, и его рука… в моих джинсах!
Секундное осмысление ситуации!
Мгновенное осознание!
И я испугалась. Я действительно испугалась. А кто бы не испугался! Я целовалась с Алексом Стужевым! Да что там целовалась – я лежала на постели, без майки и с расстегнутым бюстгальтером, а кое-кто замер на моменте вторжения в застежку ширинки! И я тяжело дышала тоже, и сердце билось где-то в районе шеи, едва из груди не выпрыгивая! И губы горели, и щеки, и совесть со стыдом так же!
А Князь, с трудом оторвав взгляд от меня, вдруг прорычал:
– Кто?!
Я вздрогнула всем телом.
Но тут, откуда-то из района окна, раздалось растерянное:
– Это мы…
– Белки…
А потом уверенное такое:
– Отдай нашу ведьму!
Стужев зарычал.
И я пришла в себя окончательно. Зло посмотрела в потемневшие глаза разъяренного Князя и прошипела:
– Руку убрал!
Проблема в том, что он ее как раз убирал, видимо, собираясь послать в белочек что-то убийственно-магическое, но после моих слов… засунул обратно! Глубже еще! На самое-самое место! И выражение у него на лице было такое – нагло-упрямо-решительное.
– Руку убрал, кобелина яойная! – заорала я.
А от окна раздалось:
– Отдай ведьму, Кощей!
И рука Стужева дернулась, а сам он сквозь зубы прошипел:
– Все, достали!
Он так это сказал! Убийственным тоном таким! И мне так белочек жалко стало, что едва ладонь начала покидать запретную территорию, я решительно сказала:
– Засунь обратно.
Александр застыл, потрясенно глядя на меня. И мир поплыл снова, едва его пальцы скользнули по совсем уж неприличным местам. По щекам огнем прошелся стыд, сердце зашлось в бешеном ритме, и я откровенно взмолилась:
– Все, высуни!
Замер. Сердце бьется так, что я его удары ощущаю, дыхание срывается, в глазах что-то пугающее. И он с этим пугающим медленно, как завороженный, склоняется к моим губам….
А от окна писклявый хор:
– Отдавай нашу ведьму!
Никакой личной жизни с этими белками! С другой стороны, какая личная жизнь, меня тут самым наглым образом бессовестно домогаются! И тут Князь хрипло произнес:
– Я в жизни так никого не хотел…
– Убить? – предположила я, старательно пытаясь прийти в себя.
Стужев не ответил, он пристально смотрел в мои глаза, пытаясь отыскать там что-то непонятное и не находя. Явно не нашел, потому что лицо становилось все злее, губы сжимались в две тонкие линии, а глаза сужались. Но проблема в том, что я тоже злилась, и злилась все сильнее! Рот он мне закрыл поцелуем, пикапер анимешный! Подловил в момент ярости и воспользовался ситуацией! Сволочь! Просто сволочь!
– Маргош, – голос с рычащими нотками, – кто я, по-твоему?
Глупый вопрос.
– Сволочь бессердечная и кобелина яойная, – предельно честно ответила я.
– Зар-р-раза! – прорычал Стужев.
Я улыбнулась и уже хотела ответить, как Князь стремительно освободил ладонь, взмах в сторону окна, и тысячи осколков закружились в сверкающем вихре. От удивления я приподнялась, потрясенно глядя на блестящие в свете солнца кружащиеся осколки. Последние, превратив светлицу на мгновение в филиал дневной дискотеки, вдруг метнулись к окну и застыли цельным, совершенно без трещин даже, стеклом. В следующее мгновение на все три окна легла полупрозрачная сеть, мерцающая зеленоватыми всполохами. А рука Стужева властно легла на мои джинсы.
– Так, – хриплый голос очень недобро прозвучал, – нам нужно поговорить, Маргош. А для того, чтобы это был действительно разговор, – я, испуганно глядя на Князя, нервно поправила бюстгальтер, – не дергаешься!
Замерла, не отрывая от него взгляда.
– Не смотришь на меня так! – прорычал Стужев.
Перепуганная, я мгновенно отвела глаза.
– Уже лучше. – А с голосом у кого-то были проблемы.
Хотя у меня тоже в горле пересохло. Нервно сглотнув, облизнула пересохшие губы…
Зря.
– Маргоша, – простонал Князь, – чудовище!
И цунами имени Александра Стужева обрушилось… Обрушилось и застыло. Потому что в комнате происходило что-то странное…
Резко поднявшись, Князь проследил за тем, как на одном из окон истаивает наброшенная им сеть, а после шишка пробивает стекло. Звон, шум падающих осколков и шишка… на которой исчезает золотистое сияние.
– Ян! – прошипел взбешенный герой-любовник.
– Отдай ведьму! – втрое громче раздался хор белок.
Движение, и лежащая на полу шишка, как послушный щенок, прыгнула в ладонь Князя. Черный туман окутал снаряд… замах – бросок! За окном что-то значительное свалилось с дерева. На лице Стужева расплылась счастливо-злорадная улыбка.
Он повернул голову, увидел меня, пытающуюся застегнуть все расстегнутое, улыбнулся уже иначе, подошел, сел на постель и приказал:
– Повернись.
– Да по…
– Повернись, застегну.
Повернулась. Застегнул. Затем обнял, прижимая к своей груди, и прошептал:
– У меня здесь только рубашки.
– Давай, – устало согласилась я, глядя на обрывки синей майки.
– Только черные и белые, – продолжил Стужев, скользя губами по плечу.
– Губы убрал!
– Маргош, ты…
Но убрал.
Осторожно отодвинулась, встала, подошла к окну. Там на древних и толстых дубах сидели белки. Белки выглядели странно – на мордочках черные полосы, на головках зеленые банданы. Ушки торчат смешно, в лапках у кого шишки, у кого копья. И все танцуют ритуальные танцы дикарей перед охотой!
Тихие шаги, теплые руки, скользнувшие на талию, прикосновение его тела… Ой, Стужев, у меня от тебя земля кружиться раза в четыре быстрее начинает… Что со мной?!
– Уйди, а! – потребовала грубо. – А то меня опять тошнит!
Хмыкнул, обнял властно, склонился к плечу, скользнул губами к уху и прошептал:
– Маргош, как более опытный в нашей паре, должен честно поведать – это возбуждение, Маргоша, и к отравлению медовухой отношения не имеет никакого.
Я не спорю, у меня шок, от себя в первую очередь, во вторую от всего происходящего, и все же…
Круто развернувшись, я прямо посмотрела в серые глаза Князя и тихо произнесла:
– Александр, мне действительно тошно от того, что меня нагло домогаются, а я ничего не могу сделать, чтобы это прекратить.
Улыбнулся. Странной, грустной улыбкой, протянул руку, коснулся моей щеки, провел очень нежно, посмотрел в мои глаза и неожиданно жестко произнес:
– Мне нужна ведьма, чтобы продолжить игру, Маргош. А тебе нужно стать ведьмой, чтобы выжить. Иначе алтарь темных и гарем Игната твоя судьба на ближайшие лет пятьсот – темные любят продлевать жизнь своим игрушкам. Следовательно, нам требуются любые твои сильные эмоции – любовь или ненависть. Значительно проще действовать последовательно да более болезненно, но результат гарантирован. Но если тебя от меня тошнит, – жестокая усмешка, – мы можем пойти от противного и опираться конкретно на ненависть. Вопросы, Маргош?
Я вдохнула, выдохнула и прошептала:
– Ты всегда таким козлом был или сделался после того, как на Землю попал?
Стужев улыбнулся, несмотря на то что в глазах была только ярость, и начал расстегивать ширинку моих брюк одной рукой, вторая перехватила мои ладони. Вдох, выдох и предложение:
– Давай через любовь.
Фэнтезятина бессовестная остановилась, но судя по взгляду, ничего хорошего не ожидала, а меня понесло:
– Ты мне не нравишься, Стужев! Ты мне угрожал, и ты сволочь. А я сволочей не люблю, таких, как ты, тем более! – Взгляд темнеет, но это не все. И тряхнув головой, я внесла предложение: – Давай я в кого-то другого влюблюсь, и мы меня таким образом инициируем.
Выпалила на одном дыхании. Князь замер, пристально глядя в мои глаза, я честным взглядом на него смотрю. Отпустив мои джинсы и ладони, Стужев скрестил руки на груди и произнес:
– Варианты?
– Ну, – я старалась играть по правилам, – мне богатырь очень понравился, – Князь скривился, – и это… Ян вроде так ничего…
Усмехнулся, устало произнес:
– Ян – Черный Навий бог, мне до его сволочизма не доехать, поверь. Я и сейчас, как он… не смог.
«Козлина анимешная!»
Но вслух:
– Ну, Ян мне с первого взгляда понравился.
А вот взгляд Стужева мне нравился все меньше, такое ощущение, что огонь медленно, но верно гаснет.
– Что ты предлагаешь? – вопрос был задан осипшим голосом.
И я поняла, что пронесло с моей инициацией, даже дышать легче стало. А еще чувство такое включилось – досади ближнему своему называется.
– Давай ты мне поможешь, и я Яна соблазню, – слышали бы меня белки, о маме вообще молчу.
Очередная невеселая усмешка и вопрос:
– А если не получится в него влюбиться?
– Богатырь остается, – оптимистично напомнила я. – Когда начинаем?
У него глаза сузились настолько, что их теперь вообще видно не было, и желваки ходуном ходили. Но сдержался, усмехнулся и произнес:
– Сейчас.
Начинаю привыкать к одежде Стужева – удобно, не жмет, висит до середины бедра, в общем, мой фасон. Но это единственное, что мне нравилось во всей этой ситуации. Остальное не впечатляло.
– И этот лже-Демон инициировал малышку? – лениво поинтересовался Касьян.
– Нет, – Александр криво усмехнулся, – он ее просто перекрасил.
– Чем? – удивился Ян.
– Хной обыкновенной, – вставила я, делая маленький глоток сотворенного для меня Стужевым коктейля.
Мы сидели под деревом за небольшим круглым столиком, я на качелях, забравшись с ногами, мужики за столом, белки с орешками и тремя связанными куницами облюбовали собственно дерево. И да, у меня был потрясающий коктейль – водка с малиновым вареньем и льдом. Вкусно-о! А еще в голову не сильно бьет и нервы успокаивает. И качели качаются, и ветер в лицо…
– Еще раз. – Яну мы все уже с час рассказывали, но он все уточнений требовал, – Маргарита у нас инициированная Яга, так?