— Скомсомолила?! — Нет, никогда не привыкну к его издевательствам над языком русским.
— Сматриархатила! — взревел Князь.
Из печи донеслось обиженное:
— А вот не надо над революциями стебаться, между прочим, мы-то его просто украли, а некоторые спатриархатить намеревались.
Нет, Саша не психанул после этого. Внук великого Кощея тряхнул ладонью, развеивая скипетр, после чего сложил руки на груди и очень недобро глядя на меня с высоты своего роста, выдал:
— Значит, ты там, с этим наедине, а книженция вам советами помогает!
И взгляд такой… Ну типа возвращается муж из командировки…
— Между прочим, с нами еще Мислава, — возмутилась я.
— Ага, советчиц, значит, двое… а ты с этим наедине! Да еще и с советами! И в таком вот виде!
Молча и с некоторым недоумением смотрю на Стужева, он на меня, я на Стужева, он на меня, я на…
— Короче, отдай мне урага, и я пошел дальше решать свои проблемы, — выдохнул Саша.
— Да? — Принимаю гневную позу, тоже сложив руки на груди. — А кто меня отправил в неопределенный пеший поход?
— В смысле? — Стужев удивленно бровь вскинул.
— Кто меня послал лесом? — разозлилась я.
— Маргош, я тебя домой отправил от греха подальше. — Он даже не оправдывался, он себя считал совершенно правым. — А ты взяла и спионерила моего главного информатора!
Из печки донеслось возмущенное:
— Ураг наш! — Пауза и кокетливое: — Он весь такой несчастный и отрицательный, а наша женская душа страсть как любит кого-нить поперевоспитывать.
— В смысле?! — взревел Стужев.
— В смысле Рите его жалко, следовательно, ураг наш, — резюмировала Ядвига.
Ей хорошо, она в печке, она не стоит, съеживаясь под наливающимся кровью взглядом ревнивого злодеюки кощеистого, и на ней нет развратного платьица и…
— Пирожок хочешь? — пролепетала я.
— Нет! — Рык, от которого вообще страшно стало.
— Молочка? — У печки я научилась, что ли.
— Нет!!!
— Медовушки? — Дожила, родного мужика спаиваю.
— Урага отдай, — потребовал Саша.
— Не отдадим, самим надобен, — вякнула Ядвига.
Блин, а помолчать не судьба?! Я возмущенно глянула на печку и откровенно побоялась посмотреть на Стужева.
— Маргошша?! — прошипела моя няшка фольклорная.
Шмыгнув носом, вжав голову в плечи, зажмурив глаза и вообще приготовившись к самому худшему, я честно призналась:
— Не отдам.
И тишина. Тихо так, только огонь в печи потрескивает да звери за окном не дышать стараются, потому как если дышать — окошечко запотевает и им не видать ничего.
— Так, — прозвучал уставший голос Стужева, — давай-ка ты сейчас переоденешься, потому как при тебе вот такой у меня начинаются проблемы с мыслительным процессом, а потом ты мне внятно объяснишь, на кой тебе ураг, между прочим, приложивший лапу к убийству Яги Миславы.
Ну вот после этого я осторожно глаза открыла, глянула на Князя, метнулась к столу, взяла одежду и ушла за печку переодеваться. И вот я одеваюсь там, а Саша задумчиво так спрашивает:
— Ритусь, ты не в курсе, почему я границу темных прошел без проблем, а Милу не пропустило, а?
— В курсе, — ответила я, натягивая рубашку. — И что, ведьма уже не на задании?
— Ведьма в истерике, — последовал тихий ответ.
Мы, Яги, народ жутко жалостливый — ведьму тоже жалко стало. Застегивая сарафан, я вышла из-за печи, подошла к Стужеву и не сдержала улыбки, когда он взял и сам все застегнул. С такой заботой и нежностью.
— Саш, — обвила его шею руками, — зачем она тебе вообще понадобилась?
Его ладони скользнули на мою талию, прижимая сильнее к телу сказочного злодея, и, склонившись к самым губам, Князь прошептал:
— Темные практически неуязвимы, но у ведьм есть парочка заговоров, способных обездвижить их на время.
Смотрю в сине-серые глаза моего Кощея и чувствую, как плывет мир вокруг, теряя реальность, краски, важность. И хочется быть и быть в кольце его рук, и чувствовать тепло его дыхания, и видеть, как на его губах играет счастливая улыбка.
— Ритусь, — он с искренним наслаждением произнес мое имя, но дальше устало и достаточно жестко, — мне нужен Херард. Пойми, проблематично наслаждаться семейной жизнью, постоянно ожидая удара в спину.
В этом Саша был прав, а потому я шепотом спросила:
— А что конкретно нужно?
На Князевом лице отразилось поочередно — недоумение, удивление, осознание и откровенная гордость за меня, после чего он тоже шепотом ответил:
— Оригинал Летописи Истины.
Вспомнив картинку, выданную котелком волшебным, я приподнялась на носочках и прошептала в подставленное ухо:
— В хранилище, там столик с золотым ларцом, а Летопись в самом столике, не в ларце.
И опустилась, заглядывая в обалдевшее лицо Стужева. Выглядел он потрясенным. Я подумала и решила потрясти его еще раз, для чего, вновь приподнявшись, прошептала:
— Бери драконов, во-первых, они границу пересекают беспрепятственно, во-вторых, хранилище тебе взломают. — Подумала и добавила: — Котика и Волчика тоже возьми.
— Зачем? — переспросил окончательно потрясенный Сашенька.
— Думаешь, я одна домик няшек грабила? — ответила вопросом на вопрос.
Стужев ничего не думал, Стужев вдруг сжал в объятиях и стремительно поцеловал. А потом, не давая опомниться, еще раз поцеловал, и уже не прерывался на всякие мелочи, типа там Летописи, темные, избушки, зверюшки… Только он, его дыхание, сильные жаркие объятия и поцелуй — требовательный, властный, плавно переходящий в нежный, опьяняющий, настойчивый… в котором я растворилась, целиком и полностью отдаваясь любимому.
Я очнулась под грохот своего сердца и взбешенный рык Стужева:
— Через шредер пропущу, лично!
Выплывая из тумана нахлынувших эмоций, осознаю, что мы все так же стоим посреди избушки и целуемся, причем его руки все так же на моей талии, мои обвивают его шею, и непонятно с чего возмущается Ядвига.
— А дальше чего? Целуются и целуются, полчаса уже только целуются и ничего. А зрители, между прочим, продолжения требуют. И что, вы там уже нацеловались?!
Мы переглянулись. Потемневшие от страсти, чуть рассредоточенные синие глаза Саши окончательно лишили любых посторонних мыслей меня. Князя мои зеленые, кажется, тоже, потому как он тихо прошептал:
— Еще нет.
И снова склонился к моим губам. Нежно прикоснулся, властно захватил в плен, искушая, завоевывая, провоцируя на столь же страстный ответ. Мой змей искуситель, мой сказочный злодей, мой самый невероятный Стужев.
— Эй, да хватит вам! — не унималась Ядвига. — Кому-то там куда-то спешить как бы надобно.
Прорычав ей в ответ что-то ругательное, Саша, не отрываясь от поцелуя ни на миг, подхватил меня на руки и вынес из избушки. Там, стоя на пороге под навесом и удерживая меня, продолжил дело с поцелуями, правда, теперь целовал нос, щеки, скулы, подбородок, волосы, глаза…
— Счас съест, — меланхолично заметил Серый Волк.
Я рассмеялась, Стужев остановил свою поцеловательную деятельность и сообщил:
— Уничтожаю Летопись, запечатываю переходы и валим в медовый месяц… на год.
— Э-э… — протянула я, — а как же учеба, дом, ужин у моих родителей, моя ягушенская карьера?
— Я сказал — медовый месяц… тьфу ты — год!
— Сашенька, год — это как-то много, — не могла не заметить я.
— Ритусик, — он снова прикоснулся к моим губам и выдохнул, — я не то чтобы не нацеловался, я еще и не насмотрелся на тебя. Год. А будешь вредничать — два.
И только хотела ответить, как Князь решительно подытожил:
— А лучше даже три на необитаемом острове, и чтобы ни одна, — злой взгляд на избушку, — книга рядом не отсвечивала.
Улыбнувшись, я укоризненно головой покачала, но все-таки не смолчала:
— Стужев, насмотреться и в универе мог, времени хватало.
А он вдруг стал совершенно серьезным и тихо ответил:
— Не мог.
— Что? — не поняла я.
Саша мягко отпустил меня, помог встать на ноги, придержал, когда в длинном подоле сарафана запуталась и распутаться потребовалось, а потом вдруг крепко-крепко обнял, сжал так, что дышать стало сложно, и прошептал едва слышно:
— Ничего ты не понимаешь, Маргош. Не мог я на тебя смотреть. Никогда не мог. Всегда сердце замирало, дыхание перехватывало, а в голове всего одна страшная мысль: «Эта девушка не для меня».
И отпустив оторопевшую от подобного признания начинающую Ягу, обошел, сбежал по ступеням вниз и скомандовал:
— Ты, медный, и ты, с зелеными крыльями, ко мне, мы на задание. Кот, Волк, вы со мной, остальным охранять избушку.
Причем никто даже не возражал! На медного дракона Саша взобрался сам, на зеленом Кот Ученый и Серый Волк уместились, и они все взлетели и умчались в ночное небо, оставив потрясенную меня босиком стоять на пороге.
Издали вдруг донеслось:
— Рита, в дом, живо, простынешь!
Медленно повернувшись, я вошла в избушку, задумчиво прошла к печке — огненный вихрь засосал внутрь. Там сидел ураг Херард с четвертой, если учесть наличествующие пустые, кружкой медовухи. И рядом с ним Мислава, а чуть поодаль Ядвига, а я… Я стояла растерянная и все поверить не могла в его слова.
— Опять гадость сказал? — Книга всплеснула призрачными руками. — Вот гад гадский, любит же, больше жизни любит, а за языком последить не додумался! Няшка вреднючая!
Мотнув головой, пробормотала:
— Не гадость…
И с тоской вспомнила, как часто, глядя на него, я думала, примерно то же, что и он: «Этот парень не для меня». И при таком подходе ведь даже не влюбишься… а хотелось.
— Рита, — позвала меня Ядвига, — что-то случилось?
— Да, — отозвалась рассеянно, — я влюбилась… окончательно.
Тишина в помещении и осторожный вопрос Миславы:
— Только сейчас?
— Да погодь ты, она всего второй день замужем. — Книга мечтательно вздохнула. — А свадьба-то такая оригинальная была…
Я с подозрением на Фолиантовну взглянула, потому как о том, какая была свадьба, могут знать только двое — я и Стужев, в остальном… Взгляд мой упал на котелок, на книгу, на котелок, на… И ведь кое-кто все словечки слэнговые знает, и историю моего мира…