Внезапно, что-то чёрное влетело в проход, а затем раздался оглушительный взрыв! Эхо прокатилось по пещере и растворилось в мертвой тишине.
Меня кинуло ударной волной о стены. С потолка посыпалась каменная крошка, а входное отверстие скрылось за грудой обломков. Толстые плиты рухнули одна за другой, намертво запечатав проход.
Я остался один.
В абсолютной темноте.
Глава 15
Темнота окутала все вокруг, поглощая даже намек на свет. Настоящая чернота, в которой мозг, отчаявшись, пытается выдумывать вспышки, чтобы хоть как-то заполнить пустоту.
Я сидел, прислонившись к груде камней, что еще недавно была входом. Острые края давили на спину, напоминая о безвыходности. Попробовал сдвинуть несколько булыжников, напрягая мышцы до боли, но они даже не дрогнули. Тяжелая порода надежно запечатала меня здесь.
Руки дрожали. Может, от ледяного холода, пропитывающего стены, а может, от того, что в ушах все еще звучали крики моих людей.
Рокот…
Они бросились на дюжину убийц без единого шанса. Ради меня. Чтобы дать время добраться до этой проклятой дыры. А я свалил и дал себя запереть как крысу.
— Отличная работа, князь, — сказал вслух. Собственный голос прозвучал глухо, с противным эхом. — Бросил людей подыхать, а сам закопался в норе.
Воздух был тяжелым, пропитанным затхлостью и чем-то древним. Дышать пока удавалось, а это значило, что где-то должны быть другие проходы. Оставалось только найти их в полной темноте.
Я заставил себя подняться. Мышцы протестовали, но сейчас не время жалеть себя. Начал ощупывать стены, двигаясь медленно и методично, считая шаги. Камень под пальцами оказался удивительно гладким, явно обработанным вручную. Это ощущалось сразу.
На семидесятом шаге пальцы наткнулись на проем. Узкий, едва можно пролезть. Оттуда тянуло прохладой и странным ощущением. Не запахом, а чем-то неуловимым, словно в глубине кто-то ждал меня.
Или что-то ждало.
Испытание должно быть где-то там. Значит, вперед.
Протиснулся в щель боком. Стены давили с обеих сторон, приходилось почти прижиматься к холодному камню. То плечо задевало выступ, то нога соскальзывала на неровностях. С каждым шагом проход становился немного шире, позволяя наконец повернуться лицом вперед.
Коридор закончился неожиданно.
Я вышел в огромное пространство и сразу почувствовал его масштаб. Воздух стал легче, свободнее, а шаги отдавались эхом, характерным для больших залов. Сделал несколько шагов вперед, раскинув руки, но вокруг была пустота.
И вдруг появился свет.
Это не были факелы или костры. Мягкое голубое сияние начало проступать прямо из стен, словно камень светился изнутри. Оно распространялось медленно, как рассвет, давая глазам время привыкнуть. Сначала стали видны общие очертания зала, а затем начали проявляться детали.
То, что увидел, заставило схватиться за меч.
В центре круглого зала стоял я.
Не похожий. Не напоминающий. Я собственной персоной, вплоть до каждой царапины. Тот же рост, те же плечи, те же шрамы. Даже одежда выглядела абсолютно так же: потертые штаны, которые Стефания недавно латала, и сапоги с характерной потертостью на левом носке.
На боку висел меч, который был точной копией моего. Я сразу узнал знакомые царапины на рукояти. Все совпадало до мельчайших деталей.
Только глаза были не мои.
В них плескалась та самая усмешка хищника, который знает, что добыча уже в ловушке. Насмешка, которую я обычно адресовал врагам.
Я стоял и пялился на себя со стороны. Хреновое ощущение, честно говоря. Будто смотришь в зеркало, которое отражает не то, как выглядишь, а кто ты есть на самом деле.
Копия медленно улыбнулась. Эту улыбку я хорошо знал — именно так я встречал противников перед тем, как пустить в ход меч. Но видеть ее направленную против себя…
— Наконец-то, — произнес двойник моим голосом, и с какой-то гадкой интонацией. — Великий освободитель соизволил явиться.
Он шагнул вперед. Движения мои, но в каждом жесте что-то чужое.
— Скажи, князь, — продолжил копия, — сколько еще людей ты принесешь в жертву своим амбициям?
Рука сама собой легла на рукоять меча, но я не мог заставить себя выхватить клинок. Что-то в этом взгляде останавливало.
— Кто ты? — спросил я, хотя ответ уже знал.
— Твоя лучшая версия, — двойник начал кружить вокруг. — Если бы ты не врал себе каждый день о своих мотивах.
Я поворачивался следом, не давая зайти за спину. Но контроль был у него.
— Решил, что твоя жизнь важнее их жизней? Что без великого князя Василия они пропадут. Что только ты спасешь мир от несправедливости.
— Врешь!
— Да? — двойник наклонил голову — мой жест при раздумьях. — Тогда почему послал Забаву против работорговцев? Она могла сдохнуть.
— Она лучший воин…
— Потому что знал: если отправишь другого, а он погибнет, тебе будет невыносимо с этим жить. А Забава — жена. Ее смерть станет личной трагедией, а не просто потерей бойца. И ты сможешь сказать себе: «Я рискнул самым дорогим». Звучит красиво, правда?
Внутри будто что-то скрутило. Ну конечно, в этом была доля правды. Та самая, которую я старался не замечать.
— Заткнись, — выхватил меч.
Бросился на двойника с рубящим ударом. Такой силы хватило бы разрубить человека пополам. Но копия отбила атаку небрежным движением запястья.
— Предсказуемо, — сказал без напряжения. — Ты всегда ставишь себя в центр событий.
Атаковал снова. Серия ударов, финты, попытки зайти сбоку. Бесполезно. Копия парировала не напрягаясь, будто знала каждый мой ход заранее.
— Забава против работорговцев, — продолжал между ударами спокойным тоном. — Таисия за артефактами. Твои жены постоянно рискуют.
Удар в голову — блок. Выпад — уход. Подсечка — прыжок.
— И каждый раз говоришь: «Это необходимо». А думаешь: «Без меня все пропадут». Сколько раз извинился перед ними? Сколько раз сказал: «Прости, что втягиваю»?
Я отступил, тяжело дыша. Сердце колотилось как бешеное. А копия стояла расслабленно, даже не вспотев.
— Устал? — поинтересовался он с издевкой. — А мы только начали.
Раз прямой бой не катит… Что ж. Я достал магический камень, сжал в ладони.
— Инфернум!
Огненный шар полетел в копию, но тот поднял руку.
Пламя разбилось о невидимую стену.
— Преграда, — произнес он таким тоном, будто погоду комментировал. Затем уже из его ладони вырвались огненные шары — втрое мощнее моего.
Едва успел откатиться. Где стоял секунду назад, пол взорвался воронкой. Осколки полоснули по лицу.
Теперь в ход пошли и меч, и кинжал. Два клинка работали в связке, не давая противнику передышки. Но копия отбивала каждый удар — иногда одним движением, иногда работая сразу двумя клинками, словно он читал мои мысли.
— Но самое интересное, — говорил двойник, даже не сбиваясь с дыхания от интенсивного боя, — что все они искренне думают, что ты их любишь. И самое страшное — ты сам в это веришь.
В какой-то момент он перешел в атаку. Удар следовал за ударом с нечеловеческой скоростью и точностью. Я только отбивался, отступая к стене зала. Каждое движение копии было идеальным — ни одного лишнего жеста, ни грамма потраченной зря энергии.
— Ты наслаждаешься властью, князь, — говорил двойник, и в его голосе появились новые нотки. Не злость, не презрение — что-то похожее на жалость. — Когда они склоняют перед тобой головы. Когда висят на каждом твоем слове, словно это истина в последней инстанции. Когда готовы умереть по твоему приказу — в эти моменты ты чувствуешь себя богом.
Спина уперлась в холодную стену. Отступать некуда. Копия занесла меч для финального удара, и в его глазах я увидел то же выражение, что бывало в моих перед казнью врага.
— Ты недостоин нести титул защитника тот, кто защищает только собственное эго, — произнес двойник, готовясь нанести смертельный удар.
И в этот момент я понял.
Понял, почему он знал все мои ходы еще до того, как я их делал. Почему каждое его слово попадало точно в цель. Почему его техника была идентична моей, но превосходила ее.
Двойник не был сверхъестественно быстрым или сильным противником. Он был мной — той частью меня, которую я всегда старался не замечать, запереть в дальнем углу сознания, забыть. Копия состояла из всех моих худших качеств, всех подавленных сомнений, всей правды, от которой я бежал каждый день.
Но у него был один критический недостаток. Двойник не мог быть честным сам с собой — ведь он целиком состоял из самообмана и отрицания.
Я медленно опустил оружие.
— Ты прав, — сказал ему, и эти слова давались труднее, чем любой бой в моей жизни.
Копия замерла с занесенным над головой мечом, явно не ожидая такого поворота. В его глазах мелькнуло что-то похожее на растерянность.
— Ты прав, — повторил, и каждое следующее слово было как удар кинжалом по собственной гордости. — Частично.
Воздух в зале как будто сгустился. Двойник медленно опустил меч, изучая меня с недоумением, словно я внезапно заговорил на незнакомом для него языке.
— Да, я властолюбив, — продолжал, заставляя себя говорить не отводя от него взгляда. — Да, мне нравится, когда мне подчиняются. Когда люди смотрят на меня как на спасителя, как на героя — это кормит мое эго.
Голос дрожал, но я продолжал:
— Да, иногда я ставлю свои цели выше чужой безопасности. Да, я использую людей — даже тех, кого искренне люблю. И да, временами прикрываю это заботой о «высших целях» и «спасении мира».
Двойник стоял неподвижно, и в его лице читалась полная растерянность. Он был создан из моей лжи самому себе, из отрицания собственных недостатков. И теперь, когда я их признавал, он не знал, как реагировать на это.
— Да, я получаю удовольствие от власти, — мой голос становился увереннее и тверже. — От того, что люди доверяют мне свои жизни.
Сделал шаг вперед. Копия инстинктивно отступила.
— Знаешь, что я понял? — внутри что-то разгорается, будто костер, но это не злость и не гнев. Просто жар, какой-то новый. — Если я могу это признать, значит, могу и работать над собой. Каждый день. Становиться лучше.