Краксолист.
Сам не понял, откуда появилась в моей голове эта информация. Самый жестокий яд Полесья, от которого нет противоядия.
— Ею ранили лешака, — продолжила Стефа. — Всего лишь царапина на руке, но он уже четвертый час корчится от боли, кричит.
Я резко встал.
— Веди.
Пошел к постели раненого быстрым шагом.
Лешак лежал, свернувшись в клубок, его козлиные ноги дергались в агонии. Лицо искажено болью, изо рта идет пена.
Плохо дело. Отравление краксолистом — одна из самых мучительных смертей в Полесье.
Положил руку на его горящий лоб и мысленно обратился к Крушителю с просьбой о помощи. Меч ответил мягким голубоватым свечением, и боль на лице Добряка начала медленно утихать.
Через несколько минут он открыл глаза:
— Князь? Ты вернулся? Боль… боль прошла… как ты это сделал?
— Позже, — сказал я, поправляя одеяло. — Сейчас отдыхай. Восстанавливайся.
Когда закончил с последним воином, выпрямился и устало смахнул пот со лба.
Через несколько минут устроил собрание в Комнатер Карт. Жены уже ждали меня там, и их вид едва не сломил мое самообладание.
Забава сидела на стуле, держа неподвижно левую руку. Рукав рубашки был срезан, плечо туго перебинтовано, но темные пятна крови все равно проступали сквозь белую ткань. На правой щеке виднелся свежий шрам от близко пролетевшей стрелы — розовая полоса пересекала скулу от виска к подбородку.
Обычно живые, полные боевого огня глаза потускнели от усталости хищницы, которая три дня подряд защищала логово без отдыха.
Лара стояла у карты, не выпуская лук из рук даже в относительной безопасности. Пальцы правой были стерты до крови от постоянного натяжения тетивы. Колчан за плечом почти опустел.
Иляна забилась в дальний угол, обхватив колени руками. Она была на пределе сил, почти оторвана от своей водной стихии. Обычно голубоватая кожа приобрела болезненный оттенок.
Таисия металась по комнате, как зверь в клетке. Кончики когтей то выдвигались, то втягивались — верный признак предельного нервного напряжения. На ее одежде темнели пятна грязи и крови.
Я медленно обвел их взглядом и сухо произнес.
— Докладывайте.
Забава первая нарушила тяжелую тишину:
— Они начали атаку на рассвете второго дня после твоего ухода. Атакуют волнами по четыре-пять часов, потом дают передохнуть, а затем снова навязывают бой. Методично изматывают.
— Лучники у них отличные, — добавила Лара, не отрывая взгляда от карты. Потеряли пятерых от стрел в первый же день.
В комнату вошел Варг, придерживая раненую правую руку. Левая была перевязана грязными бинтами, всё лицо исцарапано.
— Князь. О потерях доложить надо, — сказал он, и голос его дрогнул на последнем слове.
Я закрыл глаза и приготовился к худшему:
— Слушаю.
— Убито восемнадцать, — он сглотнул, борясь с эмоциями. — Трое пали с тобой в подземельях — Рокот, Верес, Зоркий. Пятнадцать погибли при обороне поселения.
Пятнадцать. Пятнадцать человек мертвы потому, что я оставил их ради собственных амбиций…
— Храбр пал в самой первой атаке, — продолжил Варг. — Прикрывал отход раненых от ворот к казармам. Стрела в спину.
— Завр — стрела в горло во второй день. Пытался добраться до раненого лешака под южной стеной.
Из солнцепоклонников…
К нам присоединилась Равенна, хромая на левую ногу.
— Двое молодых дварфов — Крепыш и Старый Ржав — сражались до конца, — сказала она, и голос окреп: — Но мы не сдались. И не сдадимся. Князь мы с тобой.
Я опустился в кресло, внезапно почувствовав, как тяжела голова. Восемнадцать.
— Соберите всех у дерева, мне есть что им сказать…
Через полчаса перед главным деревом стояло все мое поселение. Воины, ремесленники, женщины с детьми, дварфы, лешаки, тигролюды — все, кого я поклялся защитить. И кого подвел.
Я медленно обвел взглядом собравшихся, и каждое лицо рассказывало свою историю страдания. В руках у некоторых были личные вещи погибших.
Кто-то плакал тихо, кто-то стоял с каменными лицами. Дети испуганно жались к матерям.
Я поднял меч, и синее сияние озарило округу:
— Я добыл то, за чем ходил. Вот он, — Крушитель Оков. Система даровала титул Великого Князя. Моя сила возросла многократно. Как видели, я способен противостоять целым армиям и лечить смертельные раны.
Несколько человек одобрительно загудели. Но большинство молчали, ждали продолжения.
— И эта сила стоила нам восемнадцати жизней, — продолжил я говорить, слова тяжело. — Она стоила ваших ран, ваших слез, бессонных ночей. Стоила боли, которую вы пережили в мое отсутствие.
Я опустил меч и посмотрел в глаза каждому, кого мог разглядеть в толпе:
— Я прошу у вас прощения. Я ваш князь, и ваша защита — моя главная обязанность. Я подвел вас. Оставил одних перед лицом врага, который пришел из-за меня.
У дерева повисла гнетущая тишина. Долгая, тяжелая, в ней было слышно только дыхание людей.
Варг резко подался вперед:
— Не виним тебя, Князь! Ты сделал то, что должен был сделать. Добыл оружие для нашей окончательной победы. А мы твои воины. Мы устояли и продолжим сражаться под твоим начало.
— Варг прав! — подала голос Лиза, — Мы показали этим выродкам, что из себя представляют свободные люди!
Равенна оттолкнулась от стены:
— Федун лежит и не может встать, но передал через меня: «Дварфы не сдались перед этой нечистью. И никогда не сдадимся!»
Постепенно крики поддержки прокатились по всей поляне:
— За Князя!
— За павших братьев!
— Смерть работорговцам!
Я поднял руку, прося у них тишины:
— Ваша преданность, ваша вера в меня… это больше, чем я заслуживаю. И я клянусь, сделаю всё что бы защитить Вас. Что бы ни случилось.
Радость и облегчение на лицах людей были искренними, но длились недолго. С дозорной вышки раздался свист Алоклюва — сигнал тревоги.
Кузьма прибежал к дереву:
— Князь! К главным воротам приближается одинокий всадник! Сумеречник, без оружия, с белым флагом!
Парламентер. Гаврила решил поговорить. Что ж, интересно, что скажет этот работорговец после разгрома его людей. Я взял Крушитель и направился к воротам. Жены молча пошли следом — в такие моменты каждый лишний клинок был кстати.
У главных ворот стоял сумеречник в дорогом церемониальном плаще темно-синего цвета с золотой вышивкой. Длинное древко с белым шелковым флагом он держал в поднятой правой руке. Остановился ровно в ста метрах от частокола, на традиционном расстоянии для переговоров.
— Князь поселения Волот! — прокричал он звонким, хорошо поставленным голосом. — Я герольд великого Гаврилы Собирателя, властителя Северных земель и повелителя многих племен! Мой господин направил меня к тебе с ультиматумом!
Глава 18
Герольд поклонился с театральным изяществом и протянул мне небольшой черный кристалл размером с куриное яйцо. Поверхность артефакта переливалась темными оттенками застывшей нефти.
— Мой господин желает лично переговорить с вами, Князь, — произнес он с подчеркнутым уважением. — Камень активируется прикосновением.
Я взял кристалл и почувствовал легкую вибрацию. Артефакт засветился изнутри, и из него донесся знакомый голос, бархатистый, насмешливый, с едва уловимым аристократическим акцентом.
— Поздравляю с обретением божественной игрушки, Князь!
— Голос Гаврилы звучал почти дружелюбно, будто поздравлял старого приятеля с удачной покупкой. — Крушитель, — впечатляющая игрушка. Мои люди до сих пор не могут поверить увиденному.
Гаврила был слишком спокоен. Вот только не в его характере было вести пустые светские беседы.
— Что тебе нужно, Гаврила? — сжал я кристалл покрепче, борясь с желанием швырнуть его о землю.
— Прямолинейность — замечательное качество для война, — рассмеялся работорговец. — Хорошо, я буду краток. Мне нужны от тебя всего три вещи. Думаю, мы сможем заключить с тобой взаимовыгодную сделку.
Я ждал продолжения, но Гаврила явно наслаждался паузой. В глубине души я уже догадывался, что от него услышу.
— Во-первых, твой новый меч, — произнес он с алчными нотками в голосе. — Согласись, такая реликвия достойна коллекции истинного ценителя древностей. Во-вторых, принцесса кошколюдов. Я слишком долго за ней охочусь, чтобы упустить её сейчас. А в-третьих…
Его голос стал мягче:
— Нимфа. Она станет достойным дополнением моей коллекции.
Я медленно повернул голову к Таисии и Ильяне.
Таисия сжала руки в кулаки, и острые когти блеснули на кончиках пальцев. Ее зеленые глаза сузились, взгляд стал твердым, словно перед прыжком хищника.
Иляна побледнела еще сильнее, чем обычно, но держалась прямо. Ее губы чуть дрожали, но взгляд она не отводила.
— И что я получу взамен? — спокойно спросил я у ублюдка, хотя внутри все кипело от ярости.
— Жизнь, — просто ответил Гаврила, словно предлагал самую щедрую награду в мире. — Твою, твоих людей, всех, кто дорог твоему сердцу. Разве это не щедрое предложение?
Жизнь? Он предлагал мне жизнь в обмен на души тех, кто был дороже жизни. Хах. Какая извращенная арифметика смерти.
— А если я откажусь?
— Тогда ты обречешь на смерть намного больше народа, — работорговец холодно рассмеялся. — Во сколько жизней ты готов оценить двух существ и кусок металла. А у меня достаточно сил, что бы утопить твоё поселение в крови.
Гаврила был прав. Даже не будучи опытным стратегом, любой бы понял, что один против тысячи обречен на поражение, каким бы могучим ни был его меч.
Пауза затянулась, и Гаврила сказал еще более холодно:
— Но прежде чем демонстрировать математику войны, позволь показать серьезность моих намерений.
Он что-то приказал на своем языке. Герольд достал из-за спины кожаный мешок и развязал его…
Внутри лежали отрубленные головы Рокота, Вереса, Зоркого и торговцев, что вели со мной дела в Бухте буеграда. Они упали на снег и уставились на меня мёртвыми, помутневшими глазами.