Но сейчас передо мной стояла другая задача, «найти решение» которой я пытался так давно, что даже воспоминания о былых эмоциях остались в памяти сугубо в виде обезличенной стопки фактов. Воробьёва, мерзавка, предавшая Ксению, по моей просьбе уже была выдворена из лучшей академии, и отправлена в учебное заведение средней паршивости. И — да, это по ней ударило достаточно сильно, чтобы я счёл справедливость восстановленной.
Вот только не она использовала телепатию для того, чтобы повлиять на Ксению. И не она спланировала «операцию». Всё это сделал Георгий Трубецкий, наконец-то вернувшийся в стены столь им любимого учебного заведения и клуба в частности.
Я размышлял над тем, чтобы лишить его самого дорогого — «Мысли», а вместе с ней и влияния с репутацией, которую он скрупулёзно накапливал не как просто Трубецкий, а как глава одного из лучших и известнейших клубов академии. Всем был хорош этот вариант, кроме того, что тогда под удар попадали и совершенно ни в чём не виновные студенты, для которых клуб тоже был чем-то весьма важным. А ещё быстрая реализация этого плана подразумевала воздействие через цесаревича, а злоупотреблять столь сомнительной, чужой властью я не хотел.
Так я и оказался перед распахнутой дверью, за которой стоял, поправляя очки, Георгий, выставляющий напоказ равнодушие с лёгким налётом заинтересованности. Он был хорошим интриганом и лицедеем, но к нынешнему моменту его разум был для меня если не открыт, словно книга, то явно не столь защищён, как при нашей первой встрече. Я ясно видел его эмоции, с попеременным успехом улавливал отголоски мыслей — и всё это так, что меня в нарушении границ дозволенного не заподозрил бы лично Император с лупой и намерением взять преступника с поличным.
— Не ожидал встретить тебя так скоро, Геслер. — Преувеличенно вежливо произнёс парень, поборовший первоначальную вспышку эмоций. — Наконец-то надумал вступить в «Мысль», или по другому вопросу?..
— Я войду? — Не дожидаясь ответа, я вошёл в пустующее, распечатанное после более чем недельного простоя помещение. — Ты угадал насчёт другого вопроса, Георгий. И мне кажется, что ты хорошо понимаешь, что конкретно заставило меня наведаться сюда сразу после твоего возвращения в академию. Ничего не хочешь мне сказать?
— Понятия не имею, что ты имеешь в виду, но слова, сказанные таким тоном, можно легко принять за попытку оскорбить… или за угрозу. Такое в нашем обществе не приветствуется…
Мне даже не потребовалось изображать тяжёлый вздох.
— Я имел один весьма содержательный разговор с Воробьёвой, о судьбе которой ты, должно быть, слышал. Или нет? Настолько наплевать на последствия, которые могут затронуть использованные и выброшенные пешки? — Ожидаемо, но в глазах Георгия не было ни тени вины, раскаяния или хотя бы сомнения. Зато там виднелась работа мысли, ибо парень ни на секунду не переставал искать способы выкрутиться с минимальными потерями для себя. — Я хочу знать, какую цель ты преследовал, попытавшись повлиять на мышление Ксении столь… эксравагантным образом Причина, Георгий.
— За такое из академии можно вылететь пробкой невзирая на титулы, заслуги, влияние и деньги. Я бы не стал так рисковать! — Нет-нет, у парня не начали сдавать нервы, как могло бы показаться по повышенному тону и искреннему возмущению, маской осевшему на его лице. Просто он, похоже, окончательно определился со своим намерением до конца изображать дурачка, ибо сейчас, по прошествии времени, любые телепатические манипуляции будут просто недоказуемы. Да и даже если я в тот же вечер отвёл бы Ксению к квалифицированному телепату, то ничего кроме факта воздействия то не нашёл бы, а уж к аристократу, довольно именитому, между прочим, привязывать произошедшее в обычных условиях никто не стал бы.
Но на горе кретину, у которого начало понемногу рвать черепицу от вседозволенности, наш случай обычным назвать не получится просто из-за моего в нём участия. Изначально я мог просто попросить — и следующим днём у всего рода Трубецких начались бы большие проблемы. Я и сам из изученных от корки до корки досье на дворян был в курсе их тёмных делишек, так что прихватить их было, за что. Как и девять десятых всех дворянских семей, если уж о том пошло. И одна десятая, как бы грустно то ни было, относилась к самой низкой прослойке аристократии, не имеющей ни кола, ни двора. У таких была только честь и нежелание тем или иным образом её пятнать, но на этом далеко не уедешь.
— Позволь прояснить, Георгий. Я уже знаю, что ты сделал. Я уже мог сделать с тобой что-то вроде того, что случилось с Воробьёвой. Ликвидировать твой клуб, например, или просто вышвырнуть из академии. Ты и сам понимаешь всю ширину моих возможностей, парень-то не глупый, голова на плечах есть…
— Тогда к чему этот разговор? — Всё напускное волнение точно морской волной смыло, и передо мной предстал столь же бледный, сколь и спокойный интриган, кукловод и лидер «Мысли». — Я наслышан о том, как ты предпочитаешь решать дела. И потому искренне не понимаю, к чему эта встреча. Хочешь убить меня? Или изнасиловать мозг? Последнее у тебя вряд ли получится: я скорее умру, чем пропущу тебя к своим воспоминаниям…
Я рассмеялся:
— О да, поначалу я рассматривал такой вариант. Ведь ты протоптался по тому немногому, что я по-настоящему ценю и люблю. Но беседы с кое-какими людьми, а так же время сделали своё дело. Я решил, что ты будешь куда ценнее в живом виде, даже если о какой-то там лояльности не будет идти и речи. — Я дождался, пока до собеседника дойдёт всё сказанное. — Но перед тем, как я озвучу своё предложение, честно ответь: зачем ты попытался подтолкнуть её ко мне в постель?
Георгий втянул носом воздух, на секунду опустил веки, и, шумно выдохнув, отрезал:
— Хотел на корню зарубить твою только начавшую складываться репутацию. Ты бы не смог долго скрывать свои «углубившиеся» отношения, а Алексеева — это своего рода чёрная метка для подавляющего большинства дворянских родов. Слепое желание защитить, как и покровительство, они ещё могли принять: ты только-только оказался в нашем «мире». Но не более. — Парень поправил очки. — Достаточно честно?
Он и правда выложил всё как на духу, не став ничего утаивать. Я отчётливо ощущал это, и даже, в каком-то смысле, понимал его мотивацию. Избавиться от потенциального конкурента в самом начале, или, как минимум, усложнить тому всю «игру». Если бы я был не таким «тяжеловесом» с точки зрения влияния на окружающий мир, то всё могло бы пройти ровно так, как и планировал Трубецкий.
К его несчастью, я оказался слишком крупным для подготовленного капкана.
— Вполне. Это как раз тот ответ, который я ожидал услышать. — Да, для себя я уже всё решил, но одно дело — спланировать, и другое — воплотить в реальности. Ощущение бессмысленности сих игрищ в песочнице не отпускало ни на миг, так что я решил даже слегка форсировать этот диалог. — Ты будешь присматривать за тем, чтобы в черте академии против Ксении Алексеевой никто ничего не замышлял. Если о чём-то узнаешь — сообщаешь мне, если нужно — помогаешь ей. Всё предельно просто и, если мои представления о здравомыслии аристократии верны, тебе до самого конца обучения не придётся ничего делать…
Но в мыслях ты будешь знать, что презираемую тобой лично девушку, случись что, придётся защищать. Более чем подходящее наказание для горделивого нарцисса, привыкшего развешивать на людей ярлыки и мимолётным движением выбрасывать надоевшие игрушки.
Молчал Геогрий недолго, а в его эмоциональном фоне я мог лицезреть самое настоящее извержение вулкана. Гнев переплетался с подавляемой ненавистью в отношении меня, и противовесом этому всему выступало искусственно пестуемое смирение. Он кипел и бурлил, напоминая этим стоящий на огне котёл с намертво зафиксированной крышкой, но что удивительно — внешне это никак не проявлялось. Он стоял, «спокойно» выдерживая мой взгляд…
Пока, наконец, не кивнул.
— Хорошо. Я согласен таким образом ответить за свою ошибку.
— Прекрасно. — Я хмыкнул, смерив парня взглядом. По эмоциям нельзя было сказать, что он не намеревался исполнять свою часть «сделки», но и энтузиазмом тут, конечно, не пахло. Смирение, принятие, осознание неизбежности — вот, что сейчас преобладало в его разуме. И меня это вполне устраивало. — Мои основной и запасной номера. Больше я тебя не отвлекаю. До встречи.
С этими словами я, передав ему в реальном времени созданную из прихваченного с улицы камешка «визитку», покинул клубную комнату. На всё про всё — двадцать минут, включая путь сюда от кабинета, в котором размещалось созданное для меня оборудование, позволяющее просматривать материалы в разы быстрее чем даже на специальном планшете. Что это, если не идеальное использование времени?
Наловчился же, за столько-то субъективных лет…
Глава 13В одном шаге
На первый взгляд в Москве в целом и в академии в частности ничего не изменилось. Но только на первый, ведь этим вечером часть студентов и даже некоторые преподаватели из только принятых на работу получили приказы.
Приказы, ослушаться которых они не могли по тем или иным причинам…
Что происходит с грузовыми машинами, сталкивающимися лоб в лоб на полной скорости? Ничего хорошего, в общем-то. Они деформируются, сминаются, гасят друг об друга кинетическую энергию и осыпают окружающее пространство обломками. Но большая часть их энергии, конечно, уходит на «экстренную остановку» и взаимно причиняемые повреждения.
А что происходит со сгустками высокотемпературной плазмы, сталкивающимися друг с другом? Они почти гарантированно выходят из-под контроля псионов и, условно говоря, детонируют, распределяясь по всему доступному объёму. И в зависимости от того, сколь высокой температурой и внутренним, искусственно поддерживаемым давлением, — и плотностью соответственно, — обладал конкретный сгусток плазмы, получался различных масштабов и разрушительного потенциала взрыв.