Жрец слушал.
Очень внимательно. А Ирграм говорил. Становилось легче.
- Когда-то давно, когда город лишь возник. А некоторые полагают, что возник он не сам собою, что еще когда был основан Древними. И как знать, сколько в том правды. Не важно. Главное, что именно тогда, во времена незапамятные он и был принят. Кодекс. Великий Кодекс. Кодекс, не дающий магам вцепиться друг другу в глотку.
Ирграм заставил себя замереть, но тогда к горлу вновь подкатила ярость, смешанная со страхом. Нет. Если раскачивания эти помогут, то пускай. Все одно здесь нет никого, кроме жреца. Клетки укрыты в шатре. Правда, стенки его тонки, и этот разговор могут подслушать. Скорее всего слушают, ибо Господин весьма предусмотрителен, но и пускай. Ничего нового этот ублюдок не узнает.
- Все маги равны. Так там написано. Все маги свободны.
- Разве подобное возможно? – жрец вновь поглядел на Ирграма, и столько терпения было во взгляде его, столько спокойствия, что стало невыносимо стыдно за собственную несдержанность. – Свобода для всех в равной степени недостижима. Свобода вовсе недостижима, ибо даже Император не свободен. Никто не свободен.
- И ты?
- Надо мной мой долг. И слово. И служение. Закон. Верховный. Император.
- Тяжко от всего этого.
Жрец лишь пожал плечами.
- Путь чести всегда непрост.
Честь… очередная игрушка… нет её. И свободы тоже нет. Истинная правда. Но надо говорить. Речь позволяет сдержать ярость, а она пугает Ирграма. Есть что-то донельзя животное в его желании броситься на прутья и грызть их.
- На самом деле городу нужны маги. Те, которые послабее, попроще. Те, кто возьмут на себя разного рода дела. Кто будет обеспечивать существование башен. Потому и существуют школы магов. И дар… когда во мне открылся дар, я обрадовался. Это ведь шанс! О нем все мечтают. А у меня вот… и меня приняли. В школу. Учили. Я учился. Я старался. Я верил, что когда-нибудь тоже стану Магистром. Или хотя бы Мастером. И башню возведу. И может, осную свой собственный род. Пусть не Великий, ибо это невозможно, но все одно он войдет в Совет. А это ведь много. Да, да, много…
Его речь стала неразборчива и Ирграм помотал головой. Во рту было сухо. И воды осталось на донышке фляги. Конечно, принесут еще. Господин ведь желает, чтобы его игрушки добрались до города живой. И позаботится о том.
- И прецеденты есть. Иногда кто-то оказывается достаточно уперт и полезен, чтобы ему позволили. Жить. Работать. И платить налоги. О да, да… налоги городу. И Великим родам. Ведь они заботятся о нас всех.
Теперь он рассмеялся. Горько было. Тошно.
- Я показывал неплохие результаты. Но оказалось, что я, пусть и одарен, но бесталанен. Совершенно бесталанен. Я способен повторить чужое заклятье. Выучить. Использовать. Одно, два… десять. Но свое? Создать что-то? Нет, это не то… к тому же трусоват, как видишь. И в целом никчемен.
- Ты слишком строг к себе, друг мой.
- Друг? Ты серьезно?
Жрец чуть склонил голову.
- Друг, - сколько можно смеяться, пока не заболит горло? Не так и много. Да и смех этот неправильный. Он обрывается сам собой. – Я оказался достаточно умен, чтобы понять, что не выживу один. И когда мне сделали предложение, я с радостью согласился. Как же… служить Великому роду. Это ли не честь? Тем более, они оказались весьма… добры. Так мне казалось. Мне предоставили свои покои… в школе я жил в комнате еще с шестью учениками, но и это было больше, чем имелось у меня дома. Но свои покои… одежды… деньги. Много денег. Тогда я понятия не имел, что такое по-настоящему много денег. Меня стали учить. Во благо рода. И я почти возомнил себя незаменимым.
- Но ты прозрел.
- О да и очень скоро. Оказалось, что башни прекрасны только снаружи. А внутри них сокрыто столько дерьма… вся гильдия золотарей не вывезет.
Ирграм пожевал губу.
Он успокаивался. Он не знал, как надолго это спокойствие, но оно было, что хорошо. И получилось даже сесть, копируя позу жреца. Правда, она оказалась на диво неудобной, но Ирграм терпел. Он положил руки на растопыренные колени.
- Клятвы. Вот что меня держало. И страх. Я видел, что бывает с отступниками. С предателями. И с теми, кто просто рискнул вызвать гнев Великого. Или его недовольство. Видел не только я. Ульграх всегда полагали, что людей нужно воспитывать. И напоминать им о бренном.
Он снова стал раскачиваться.
- Магия – это сила… сила, которая меняет… чем её больше, тем сильнее меняет. Я не видел ни одного по-настоящему сильного мага, оставшегося в своем уме. И Ульграх… то, что творили они, не пришло бы в голову нормальному человеку. Нет. Они никого и никогда не трогали без повода, но если уж тот случался, то фантазия их была безгранична.
К горлу подкатила тошнота.
- Я не буду врать, что я лучше. В том и дело, что не лучше. Я… я помогал. Сперва из страха. Потом стало интересно. Очень интересно… это увлекает, на самом деле. В какой-то момент и вправду начинаешь верить, что ты равен богам. Если не всемогущ, то почти, что… не важно.
Жрец глядел с жалостью.
- А теперь я оглядываюсь и понимаю, что был чудовищем. И стал чудовищем. Закономерно, так? А главное, это все не важно, кем я был, как служил… главное, что он… он не вспомнит. Не пожалеет. Они вообще жалеть не умеют. А тебе не страшно. Почему?
Жрец улыбнулся.
И накрыл грудь ладонью.
- Я сам хозяин своему сердцу.
- То есть, можешь умереть по желанию? – Ирграм понял и сразу. И позавидовал. Такой зависти он не испытывал даже в детстве, когда смотрел, как толстый мясник, сидя на огромной колоде, ест. Ест лепешку с жареным мясом. Неспешно. Смакуя. И облизывает жирные пальцы, и сквозь щели полусомкнутых век смотрит на него, Ирграма, оборванца. С насмешкою. С полным осознанием собственного превосходства.
- Сядь, - попросил жрец.
И это была именно просьба.
- Закрой глаза. Слушай себя.
- Зачем?
- Ты говорил, что мы обещали избавить от клятв. И мы избавили. Их больше нет.
- Но я ведь… я… почему я подчиняюсь?!
- Тебя держит привычка. Тела и разума, - спокойно пояснил Ирграм. – Отпусти их. Позволь себе услышать свое тело. И свое сердце.
Легко сказать.
Ирграм закрыл глаза и попытался услышать. Он умел медитировать. Кто из тех, кому выпало родиться с куцым даром, не постиг сего непростого умения? Вот и он…
Но чем поможет медитация сейчас.
- Смири свой гнев. И жди, - очень мягко произнес жрец.
А Ирграм не стал спрашивать, чего именно ждать. И сидел. Долго. Наверное, вечность. Он слушал, как медленно, слишком уж медленно, бьется собственное его сердце.
Когда же солнце покатилось к закату – Ирграм ощутил это даже сквозь плотный полог шатра – ему принесли мясо. Сырое. Сочащееся кровью.
Упоительно вкусное.
Но сердце биться быстрее не стало.
Глава 21
Глава 21
Подвал.
То же место. Те же люди. Правда, на сей раз Миха клинок захватил, но вот как-то, глядя на мага, подумалось, что с клинком оно куда опаснее.
Еще пришибет ненароком.
Мага.
Или наоборот.
- Ты это… - он почесал острием кончик носа. – Ты бы… может… доспех какой? А то мало ли.
Винченцо усмехнулся. И склонил голову. А потом поднял руку, и будто воздух сгустился.
- Что за хрень?
- Доспех. Маги не носят железо.
- Ну смотри. Я предупредил. И постарайся не выводить меня.
- Как раз постараюсь вывести. Или ты думаешь, что Хальгрим будет изысканно вежлив и предупредителен?
- То есть, достанет?
- Попытается, - Винченцо потряс рукой, и мутное марево, руку окутывавшее, развеялось. – Не стоит ждать честного боя. Не с тобой.
- Почему?
- Честно сражаются с равными. А он тебя равным не считает, - сказал и ударил.
Огнем.
Правда, на сей раз стена заставила Миху лишь отступить. От ледяных стрел он отмахнулся. И оказалось, что клинок крошит этот лед весьма даже неплохо.
А еще, что сегодня что-то изменилось. В нем, в Михе. И дело даже не в том, что он больше не чувствовал слабости. И усталость отступила. Нет. Скорее уж сами движения его стали мягки.
Плавны.
И осторожны. Дикарь тихо заворчал, оттесняя Миху. А тот не стал сопротивляться. Но не исчез. Он словно бы наблюдал. Со стороны. За магом, который казался невозмутимо спокойным. Но Дикарь видел.
Слегка сощуренные глаза.
Легкое движение плеч. Тонкие кисти, которые застыли неподвижно, но пальцы шевелятся, выплетая невидимую сеть. И та вдруг вспыхивает над головою Михи, чтобы, застыв на долю мгновенья, обрушиться живым огнем. И пламя скользит по клинку, падает на руку, обжигая, принося мучительную боль.
Но Дикарь боли не боится.
И рычит.
Меч разбивает пламя, как и огонь, чтобы схлеснуться с тонкой змеей плети. И та пытается вырвать, выкрутить клинок.
Не выходит.
Это похоже на танец. Но Миха никогда не умел танцевать. Он вообще отличался поразительной неуклюжестью. И спорт – не его тема. Любой. А тут… главное, не мешать.
Делать то, что он умеет.
Смотреть.
Запоминать. Улавливать легчайшие движения силы. Те, которые не ощущает Дикарь. В какой-то момент танец ускорился, а огня стало так много, что он заполнил весь подвал. И в нем, мерцающая, переливающаяся всеми оттенками серебра, фигура мага показалась нереальною.
Миха сделал шаг.
И еще.
А когда в руке Винченцо появился клинок, радостно заворчал. Дикарь… он не слишком жаловал всю эту магию. Но вот честный бой – совсем иное.
И клинки действительно запели, взрезая плотный раскаленный воздух. Сталкиваясь друг с другом. Сперва осторожно, пробуя чужую силу. Но с каждым мгновеньем ускоряясь. И голоса их завораживали. Один был тонким и нервным. Он словно спешил доказать.
Другой гудел.
И возражал.
И кровь, которая пролилась на древний камень была правильной платой.
- Двигайся! – рявкнул маг почти в лицо. – Быстрее! Так, как учили!
Там, на круге. В месте, которое Миха, казалось бы, забыл. А Дикарь вот вспомнил. И взревел, усиливая нажим. Он больше не пытался щадить мага.