И факел поднял повыше.
Винченцо последовал примеру. И Джер тоже.
Пол был каменным.
И ровным.
Очень ровным. Неестественно даже для обыкновенной пещеры. А еще его покрывали узоры. И человек, и железные спицы были частью их.
- Что это? – маг повернулся вокруг своей оси.
- Вот я тебя хотел бы спросить. Это ваш артефакт?
- Не знаю… нет! Это… это не похоже ни на что, - он осторожно опустился на колени. – Эти символы… они…
Пальцы его скользнули в выбоины, согнулись, выскребая грязь.
- Они очень и очень старые. Это… это делал не отец, - он покачал головой. – Да, это не мог быть он.
- Ты себя убеждаешь или меня?
- Тихо, - Винченцо протянул факел. – Подержи.
Держать два факела не так удобно, как один. Пламя объединяется и норовит дотянуться до лица, до волос. От факелов воняет чем-то смутно знакомым. И от жара чешется кожа.
- Посвети… тут… вот… не и в стороне. Алеф был бы рад.
- Чему?
- Это оставили древние. Круг. Смотри. Это их солнечный круг. Вот там. А игла, она дает тень.
- Как? Здесь нет солнца.
- Погоди. Дай сюда, - маг почти вырвал факел, а вот веревку выронил. Он подошел к мертвецу и уже склонился над ним, изучая.
Поднялся.
Развернулся.
- Должен быть… конечно… это календарь. Там…
Поднял голову к потолку.
- Иногда они оставляли отверстие, сквозь которое проникал свет. Не всегда, но в определенные часы. Или даже дни. В день. И тогда этот свет мог указать на что-то… что-то спрятанное. Такие тайники известны с давних времен… но…
- Тут подземелья, - счел нужным напомнить Миха. – Даже если в потолке продолбить дыру, то ничего не изменится. Солнца там нет.
- Именно. Значит обязан быть другой источник света!
Логично, если подумать.
- А что может светить под землей? Только огонь! И…
Миха тоже огляделся.
Комната была не сказать, чтобы большой. Шагов десять в поперечнике. И никаких скрытых проходов или иных дверей. На первый взгляд.
Впрочем, на второй тоже.
- Факелы… или чаши. Или еще что-то…
Ничего подобного.
Ни крюков, ни чаш.
- Может, магический? – предположил Миха, проходя по периметру комнаты. Под ногами что-то хрустнуло, и он поспешно отступил. А потом… потом вдруг увидел то, чего здесь быть не могло.
Не должно было быть.
Черный провод, свисающий с потолка.
Мать твою ж за…
Глава 27
Глава 27
Верховный
Мекатл сидел на полу, перебирая свитки. Их накопилось множество, и сам вид свитков укорял. И вправду Верховный забросил храмовые дела в угоду светским.
Нехорошо.
Неправильно.
Мекатл разворачивал свиток и читал, разумно пропуская восхваления. Верховный, устроившись в кресле, слушал. Иногда он, кажется, проваливался в дрему, но и туда добирался глухой спокойный голос младшего жреца.
…ходатайство о принятии в храм…
…подношение…
…в Аукстле прорвало плотину и подземелья были затоплены, а потому причинен ущерб храмовой собственности, список прилагается…
…три унции золотой краски переданы… еще шесть серебра получены от…
Суета. Но важная. И многого не хватает.
- Погоди, - Верховный поднял руку. – Это все мелочи. Важное где?
- Простите, - Мекатл распростерся на полу, едва не нарушив им же созданную гору. – Что есть важное?
А и вправду, что действительно важно?
- Пожертвования. Что пожертвовано и сколько. Скот. Увеличилось ли поголовье. Рабы. Прибывают ли? Кто и в каком количестве? Сколько было потрачено на покупку. Кому выплачены деньги. Есть ли долги?
Мекатл кивнул.
- Послушники. Дети. Сколько их? В каком возрасте? Куда определены. И кем…
- Охтли, - тихо произнес Мекатл. – Отныне так.
Охтли… снова.
- Пригласи его, - Верховный с трудом поднялся. Подушки, коих принесли, дабы сидеть было не так тяжело, оказались коварны мягкостью своей. – Ныне вечером. Разделить трапезу. И побеседовать о делах наших, раз уж решил он взвалить эту тяжесть на себя.
Мекатл поднялся.
- Охтли придет не один, - заметил он осторожно. Замялся, явно не зная, следует ли говорить. Но Верховный кивнул. И велел:
- Продолжай.
- Говорят… прости, недостойного, но может это лишь слухи.
- Иные слухи весьма скоро воплощаются в жизни.
Пальцы Мекатла смяли очередной свиток. А глаза нехорошо блеснули.
- Третьего дня Охтли собирал многих из числа старших жрецов, из тех, что давно явили лик свой богам. И говорил с ними. Долго. После принимал Советников.
Плохо.
Очень плохо.
И как Верховный пропустил подобное? Хотя… до подковерной ли возни ему было? И Нинус зорче сокола следил за подобными Охтли. А ушел, и вышло… почти вышло.
- Он не придет, Верховный, - совсем уж тихо продолжил Мекатл. – Многие… недовольны. Император мертв, а на троне сидит дитя столь больное, что не ясно, встретит ли оно новый день. Подле него маг, которому место не у ног Благословенной, но на вершине пирамиды. Да, чернь славит ту, что явила чудо, но…
- Чудо было давно, а маг сейчас.
- И он. И другие… Совет хотел бы видеть сильного владыку.
- Кого?
- Они еще рядятся. Думаю, поэтому и тихо.
Верное замечание. Надобно будет сказать Владыке копий. И не только ему.
- И от того, на чью сторону встанет Храм, будет многое зависеть.
И это верно.
Верховный ненадолго смежил веки.
- Совет знает, что вы на стороне Императрицы. Тем и неудобны. А вот Охтли… его род из числа первых.
А потом, пусть не сам, но брат Охтли или даже отец, ведь не стар еще, вполне может подняться.
- И многие согласны с ним. Они в лучшем случае не будут вмешиваться. Дела храма – лишь дела храма.
- Многие… - Верховный все-таки встал. – Что ж…
Мысль, пришедшая в голову, была безумной.
- Тогда… скажи, что я желаю представить его Императрице.
Посмотрим, что скажет это дитя.
Дитя игралось со зверенышами. Котята подросли и шкуры их обрели какой-то странный оттенок, этакого старого, чуть подернутого пылью, золота.
- Они смешные, - сказала девочка и тряхнула головой. Зазвенели бубенчики, вплетенные в косички. – Не кусайся.
Она погрозила пальцем. И почудилось, что вовсе не леопарду. Тот лег, прижав голову к полу, и громко заурчал.
- Хороший…
Выглядело дитя не в пример лучше. На щеках его появился румянец, а глаза и вовсе блестели.
Рядом, устроившись на подушке, сидела Ксочитл. В руках она держала ткань, и серебристая искра иглы мелькала в пальцах, выводя сложный узор.
- Хорошо, что ты пришел, - Императрица похлопала по подушке рядом. – Садись. Говорить надо.
- Благодарю, - Верховный не без труда опустился на мягкие шкуры. И звереныши поспешили к нему. Влажные носы ткнулись в руки, а тот, что крупнее, попытался ухватить зубами. Но девочка дернула его за хвост.
- Не шали, - сказала она строго.
- Растут, - Верховный коснулся мягкой шерсти леопарда. – Будут защитниками.
Девочка кивнула.
И протянув руку, осторожно коснулась щеки Верховного. Пальцы скользнули вверх, задев ресницы. Потом оставили след на лбу и спустились по переносице, оставляя ощущение тепла и… захотелось вдруг закрыть глаза и, уподобившись леопадрам, потянуться за этой вот рукой, выпрашивая ласку.
- Тебе еще нельзя умирать, - сказала она строго. – Ты тоже устаешь. Плохо. Мне приносят теплое молоко с медом и жиром. Пусть и тебе. Оно невкусное, но говорят, что очень полезно. Я пью. И ты пей.
- Обязательно, - Верховный склонил голову. – Если такова ваша воля…
- Такова, - важно кивнула девочка.
И сейчас она была именно ребенком, пусть облеченным властью, но… не делает ли Верховный ошибки? С другой стороны, что еще остается?
- Ты только это хотела сказать?
- Нет, - она покачала головой. – Я вижу сны. Разные. И себя в них. А еще людей. Других. У них разные лица. Два мага. Мужчина и женщина. Еще один мужчина. Он странный. Его тело сделано магами, но тут…
Рука легла на грудь, а вторая – на живот.
- Тут издалека. Суть зверя. И суть человека. Я иногда их понимаю, а иногда – нет. Но знаю, что им нужна будет помощь.
Верховный слушал внимательно.
- Я нашла ключ. Но нужно отыскать еще и место, где лежит сердце. А потом вернуться. Вчера я видела жреца. Его звали Нинус. И он убил мою мать.
- Что?!
Верховный с трудом сохранил лицо, только пальцы смяли мягкую шкуру.
Нинус?
Она… она не была знакома.
- Он убил мою мать, - девочка моргнула и пальчики коснулись висков. – Это странно. Я знаю, что я здесь. Но я и там. Я знаю, что эта женщина не была моей матерью.
- А свою ты помнишь?
Она покачала головой и почему-то поглядела на Ксочитл. А улыбка и вовсе погасла.
- Они… убили её маму. Нашу… я не хочу, чтобы… мне было так плохо. А потом все… все мешается, понимаете? Смутное такое.
- Когда появились эти сны? – ласково спросил Верховный.
- Я заболела. Я помню… помню, как играла. И монеты. Мне понадобились вдруг монеты. Я должна была построить пирамиду. Большую. Очень. А потом вообще все такое… не такое. И я потерялась. А потом проснулась, и Ксо сказала, что я заболела. Она поила меня молоком. И еще пела песенке… если кто-нибудь убьет её, я убью всех.
Это было сказано спокойно, отрешенно даже, только детеныши леопарда оскалились. А вот Верховный поверил. По спине потянуло холодком.
- Никто не посмеет…
- Посмеют, - взгляд теперь был взрослым. – Не лги мне. Пожалуйста.
- Не буду. Прости.
Кивок.
- Что еще ты видела?
- Смутное… та я, которая там, я говорила со жрецом. Нинус. Я знала его имя. Здесь я никогда не видела. Ты… у тебя был такой жрец?
- Да, - Верховный решил не лгать.
- Он… он знаю мать. Её. Мою. Он был ей… тут я плохо понимаю, кем. Но он точно знал. И убил её.
- Это невозможно.
- Возможно, - возразила девочка. – Она не сделала так, как надо. Она должна была родить дитя. Отдать. А она нет. Не стала. И мой отец, он тоже не отдал бы.