Она потерла лоб ладонью.
- Не спеши, - Верховный поймал на себе мрачный взгляд Ксочитл. – Если эти воспоминания тебе неприятны…
- Неприятны. Но это важно. Я знаю. Тот жрец, он не один. Он тоже не хотел плохого. Скоро старый мир погибнет. Он думает, что знает, как остановить. Но на самом деле он ошибается.
Прикушенная губа.
И взгляд устремлен куда-то, отнюдь не в дальний угол, где неподвижными изваяниями застыли рабы.
- Им нужна помощь. Очень нужна.
- Тогда я отправлю им помощь, но… - Верховный замялся, не зная, как сказать. – Людям… многим… не стоит знать того, что ты сказала.
- Они сочтут, что болезнь сказалась на моем разуме?
- Боюсь, что именно так.
- А еще им не нравится, что я здесь, - пальцы скользили по шерсти. И леопарды толкались, спеша подставить свою спину, они даже скалились друг на друга, но рычать не смели. – И ты пришел поэтому.
- В том числе.
- Говори, - теперь исчезли и растерянность, и испуг, а из черных глаз глянуло нечто такое, что заставило Верховного согнуться. И лишь силой воли он удержался, чтобы не распластаться пред Дарительницей жизни.
- Я стар, - произнес он. – И болен. Я давно готовился уйти. И ушел бы уже, если бы не все вот это. Но моего ухода ждали. И ждут. Я собирался передать дела, однако не находил того, кто их примет. Надеялся на Нинуса…
Императрица чуть нахмурилась.
- Он давно был подле, - поспешил добавить Верховный. – И никогда не заставил усомниться в верности. Храм - это не только место, где служат богам. Кто-то ищет их милости, кто-то предпочитает жить сегодняшним днем.
Странно говорить о таком с ребенком.
- Значит, я его действительно не выдумала.
- Нет, - он покачал головой. – Нинус отправился искать твою сестру. И полагаю, нашел. А еще то, что ты видишь, происходит на самом деле.
И это весьма, весьма важно.
Императрица жива…
- Ты хочешь, чтобы она вернулась?
- Не знаю, - Верховный умудрился и здесь не солгать. И девочка улыбнулась так, мягко, осторожно.
- Хорошо. Она… у нее силы больше. Много может. Но ты говори.
Сложно поймать нить утраченной беседы.
- Нинус потихоньку брал на себя дела, которые мне представлялись не самыми интересными. И не самыми важными, хотя на деле они важны. А после он ушел.
- Но его место занял другой человек?
- Да.
- А теперь этот человек хочет занять твое место?
Дитя было проницательным.
- Да, - Верховный выдержал взгляд. – И многие будут рады, если это произойдет.
- Он убьет меня?
- Нет.
Сейчас не врать куда сложнее. Если сказать, что да, то… это ведь почти правда, пусть и не сразу, но девочка станет лишней. Да и можно не убивать, можно просто запереть в покоях, оградивши от всего мира. Но губы сами шевелятся, рождая слово за словом.
- Совет поддержит его. А он поддержит Совет. Скорее всего, от тебя потребуют взять мужа. Или нескольких. И они будут править твоим именем.
- А я?
- А ты… не знаю. Я действительно не знаю.
- Хорошо, - пальцы опять скользнули по губам. – Почему ты просто его не убьешь?
- Потому что упустил момент, - стыдно признаваться в собственной недальновидности. – Он достаточно силен, чтобы отступить и дождаться моей смерти. А то и ускорить её. Будь у меня время, я бы дотянулся… нашел бы способ.
- Но времени нет, - она тяжко вздохнула. – Что ты хочешь от меня?
- Чтобы ты взглянула на этого человека. И возможно, он покажется тебе достойным.
- Это вряд ли, - девочка дернула заигравшегося леопарда за хвост. – Но посмотреть я посмотрю. Почему нет… приведи его сегодня. Ксо говорит, что не стоит откладывать по-настоящему важные дела.
Верховный не сдержал улыбки.
- И она действительно права.
Охтли явился не один.
Золотые одежды его были щедро расшиты речным жемчугом. Шею украшала цепь в виде змеи. Чешуя её, сложенная из красных каменьев, переливалась, и на ней один за другим вспыхивали узоры.
Верховный оценил.
И змею. И широкий пояс, с которого свисали тонкие цепочки. Темные волосы, заплетенные в тугую косу. Венец.
Позу.
Взгляд, в котором мерещился то страх, то насмешка.
- Рад приветствовать тебя, - Верховный заговорил первым и Охтли, чуть поморщившись, поклонился.
Слегка.
Настолько уверен?
- Подойди.
Он пришел не один. Охрана? Сопровождение? И то, и другое разом? Главное, что не знакомы. И судя по тому, как держатся они, эти люди не из храма.
Охтли приблизился.
Не настолько, чтобы можно было дотянуться. И поглядел сверху вниз.
- На что ты надеешься, старик? – он говорил тихо. Но Верховный услышал.
- На богов? Мы все на них уповаем.
- Ты и вправду в это веришь? – кривоватая насмешка.
А лицо он покрыт толстым слоем лазури, нарисовав на щеках золотых змей.
- Разве не пристало Верховному жрецу верить в Богов, которым он служит? – за спиной Верховного возвышался Мекатл. И в простых одеждах младшего жреца он не выглядел сколь бы то ни было грозным.
Охтли слегка поморщился.
И яркая лазурь на лице пошла трещинами.
- Что ж… - он бросил быстрый взгляд на запертые двери, перед которыми золотыми статуями застыла стража. – Если уж выпало так… мне показалось, что вы желаете мира.
- Кто не желает мира? – Верховный развел руки.
- Вот именно… вы ведь уже немолоды. И больны. Настолько больны, что при всей прежней принципиальности не гнушаетесь помощью проклятых. Маг вас лечит, а потому жив?
Верховный ничего не ответил.
- Пускай так. Он никому не мешает.
- А я?
- Вы тоже можете… не мешать.
- Неужели?
Разговор этот пустой. И человек тоже.
- Вам и делать-то ничего не нужно. Вернетесь… к прежним обязанностям, - он облизал губы, почти стерев с них золотую краску. – Ранее ведь вы редко бывали во дворце. Боги? Служите им. А людское оставьте людям.
- Вам?
- Не только. Многие достойные люди обеспокоены происходящим.
- Сочувствую им.
- Вам кажется это забавным? На Севере, на юге вот-вот начнется голод. Чернь плодит слухи, самые чудовищные, но и ладно, хуже, что того и гляди начнутся бунты. Кто их усмирит? Кто остановит пролитие крови? Кто даст надежду? Дитя, которое того и гляди само предстанет пред богами?
- У вас есть иные варианты?
Воины неподвижны.
И все-таки сменились. Верховный чувствует на себе настороженный взгляд того, кто беззаветно предан Дарительнице жизни.
А вот Охтли, кажется, убежден, что ему все подвластно.
- Есть. Совет. Совет назначит супруга.
- Девочка юна.
- Это не имеет значения. Главное, что брак этот свершится и будет признан Богами. Её супруг займет место, подобающее Императору. Его рука будет крепка. И чернь успокоится.
- А Императрица?
- О, не стоит опасений, дитя не пострадает. Его окружат любовью и заботой. Его будут беречь, ведь там многие поверили в эту байку о Дарительнице жизни.
- Многие, но не вы?
- Я давно уже не верю в чудеса.
- А во что тогда?
Трещин на лазури становится больше. Они расползаются от уголков губ к щекам, и к вискам. Они ломают изысканный рисунок и даже золотые змеи того гляди осыплются.
- В силу. Во власть. В то, что каждый должен заниматься своим делом, а не…
- Я слышала, - этот голос раздался откуда-то сбоку.
И Верховный обернулся.
Как он мог… не увидеть? Не заметить? Лицо Охтли вытянулось. А потом он стиснул губы, явно осознав, что отступать некуда.
- Так даже лучше. Возьмите…
Договорить он не успел. Дитя вытянуло руку и Охтли вдруг захлебнулся слюной.
Качнулись копья стражи.
И юный Ицтли встал между Императрицей и людьми в белом, которые, кажется, еще не совсем поняли, что происходит.
Кто-то из них качнулся было к Охтли, что лежал на полу, скорчившись, но и сам, захрипев, сполз на пол. Тело его судорожно дернулось.
- Тоже плохой человек, - сказала Императрица.
И золотые бубенцы в её косицах зазвенели.
Она же, подняв юбки, шагнула вперед и взяла Верховного за руку. Это прикосновение отозвалось ноющей болью во всем теле, но потом боль сменилась жаром, а жар оставил ощущение тепла. Того давным-давно забытого тепла, которое бывает лишь в детстве.
Вспомнился старый храм.
И задний двор.
Хлев со свиньями. Утро раннее. Рассвет, который вот-вот, а потому надо спешить, оттащить корыто свиньям и вернуться до того, как старший жрец поднимется на вершину. Там пирамида была маленькой, да и жертвы приносили не каждый день.
Но…
Он вспомнил, как хрустел лед под босыми ногами. И холод пробирался, кажется, до самых костей. Тяжесть ведра. И теплое дыхание, наполнявшее хлев. Возню свиней.
Их прикосновения.
То, как торопливо стирал грязь с кожи, зачерпывая слежавшийся снег. А потом бежал, бежал, боясьь опоздать. И взлетал на пирамиду.
И смотрел, как клинок пробивает грудь раба. А потом подставлял руки, принимая дар сердца. И тогда в окоченевшие пальцы возвращалась жизнь. И ему, ничтожному, казалось, что в этом все дело.
Что именно он, а не Солнце, такое далекое, принимает этот дар.
Верховный прикрыл глаза, вдруг осознав, что еще немного и расплачется.
- Я, - выдавил он. – Тоже не слишком хороший человек.
- Случается, - Императрица потянула его за руку. – Ксо говорит, что слишком хороших не бывает. Что если ты слишком хороший, то тебя убьют.
Стражи стало…
Было.
Следовательно, Владыка Копий серьезно отнесся к предупреждению.
- Совет, - девочка встала над человеком, который лежал. И краска сползала с лица лоскутьями. – Собери их. Скажи, что я хочу говорить.
- Хорошо.
- Ты не станешь спрашивать, о чем?
- А надо?
- Не знаю. Нет. Наверное. Ты тоже услышишь. Но тебе нечего бояться, - она ткнула босой ножкой в бок. И звякнули золотые браслеты на щиколотке. – Ты…
Девочка вдруг повернулась к Мекатлу, который стоял, неподвижен, словно статуя.