— Небо, которое сотрясалось от божественного гнева, и длилось это не минуты и даже не часы. Звезды, что устремились к земле, прихватив с собой пламя разбившегося солнца. Огонь, который вспыхивал повсюду. И следом — серый пепел сгоревших людей, поднявшийся к небесам.
— И что?
— И то, что наступили годы мрака и голода.
— А при чем тут соль?
— Скотину надо бить, а мясо солить, — Верховный вернул свиток. — Пока она не начала дохнуть сама. Сушеное мясо и жир могут храниться долго. Может, не на десятилетия, но годы — вполне…
…и не на всех, но хватит, чтобы пережить время мрака.
Там, внизу.
Верховный велел отыскать рабов, которых отправили в Храм, и ныне собирался спуститься в заброшенный уже город.
Изучить.
Понять, сколь велик этот город. И скольких он сможет вместить?
Ничтожно мало, но ведь… хоть кто-то уцелеет. Если не случится чуда. А оно… Верховный погладил грудь.
— Плохо? — встрепенулся Владыка Копий. — Вам сейчас нельзя умирать.
— Почему?
— Потому что тогда слухи пойдут, что она виновата в вашей смерти. Так что не вздумайте.
— Все хорошо, — Верховный поспешил успокоить. — Умирать я точно не собираюсь. Зерно скупайте. Но потихоньку, исподволь. Если кто-то узнает… рано или поздно узнают, конечно, но все одно лучше бы позднее. Цены взлетят. Начнется паника… так что потихоньку. Зерно и скот. Соль. Следует подумать, что еще…
— Город надо восстановить, там, внизу.
Следовательно, не только Верховный думал о нем.
— И тоже тайно, — уточнил он. — Город…
— Невелик.
— Именно.
— Если все пойдет так, как тут сказано, — Владыка копий указал на свиток. — Многие пожелают попасть в него.
— Потому нужно что-то… кто-то… как-то… — Верховный опустился в кресло. — Сперва понять, сколькие смогут там жить. Не пересидеть день-другой, а именно жить. После… старики останутся наверху. Вниз должны идти те, кто молод. Те, кто способен дать новую жизнь. И возродить все.
— И ты останешься?
— Да.
— Не боишься?
— Не знаю, — Верховный поглядел на руки, убедившись, что не примерещился ему золотой отлив кожи. — Боюсь боли. Мучений боюсь. Я все же живой человек. А смерти… смерти нет. Я уже давно должен был умереть, так чего уж.
Владыка копий молчал. Долго.
— Я… признаться презирал жрецов. Полагал бесполезными. Трусливыми. Бестолковыми… что ж, средь вас есть те, в ком живет дух воина.
Наверное, это было лестью.
И Верховный поклонился, благодаря за похвалу. А когда Владыка ушел, он снова вернулся к бумагам. Свитки… их оказалось довольно много, частью уцелевших с тех давних времен, но все же в большинстве своем восстановленных, переписанных умелыми руками рабов.
И не только слова.
Он сдвинул в сторону основную гору. И какие-то упали, покатились прочь, но Верховный только чуть поморщился.
Где же…
Вот. Пергамент свежий, тонко пахнет краской. И стало быть, старый раб исполнил его просьбу. Пальцы развернули свиток.
Взгляд скользнул по рисунку, который отличался от прочих. Прямые тонкие линии, которые перекрещивались, создавая нечто, с первого взгляда совершенно бестолковое. Перекрестья, какие-то завитушки, пятна. Но если приглядеться…
Маска?
Лик?
И тонкие иглы, в него то ли входящие, то ли исходящие. Их можно было бы принять за свет, порой рисуют его так, но капли краски на конце каждой иглы — это не невнимательность, скорее напротив. Тот, кто создал этот рисунок, был на диво скрупулезен.
А знаки?
Слева и справа. Увы, непонятные. И все это вместе походило все на ту машину Древних, которую Верховному так и не удалось оживить. Он прикрыл глаза, вызывая в памяти образ.
Старик.
Кресло.
И те же… иглы? Нечто иное?
Оно явно сочетается с маской, как-то связано с нею, но как?
— Господин? — Акти заглянул в кабинет. — Господин, вам бы отдохнуть.
— Да, несомненно, — Верховный свиток свернул. — Отдых не помешает… и позови… хотя нет, не стоит. Или все же? Не стоит. Потом.
Он вышел из кабинета сам, уже не нуждаясь в опоре. Новое сердце работало исправно. И сам Верховный чувствовал себя много лучше.
Поверят в это чудо?
Нет?
Не имеет значения. Главное, что ныне у него довольно сил, чтобы заняться делами. И в первую очередь городом. Городом, о котором знают пока немногие, но и этого довольно, чтобы поползли слухи. А когда все станет… плохо, то о городе заговорят.
Более того, многие захотят оказаться там, внизу.
Получить шанс.
И будут готовы взять его силой. Это тоже стоит учесть.
— Господин, я взял на себя смелость принести рыбного супа, — Акти помог улечься. — Он густой и сытный…
Пока.
Пока Верховный может позволить себе рыбный суп. И не только он. Но скоро все изменится… очень скоро… рыбу тоже надо скупать. И сушить. Сушеная рыба — пища рабов, но что-то подсказывало, что скоро она станет изысканным блюдом. Как и рыбный суп. Мысль эта не отпускала ни сейчас, ни во сне, в который он провалился. Там, в этом сне, ему удалось сохранить на губах сладковатый вкус похлебки, щедро сдобренной молодым луком и травами.
А еще сердце билось.
Он чувствовал его стук совершенно явно.
Верховный стоял на вершине пирамиды. Над головой пылало небо. Это было настолько красиво, что Верховный залюбовался. Но вот к земле устремилась звезда, столь яркая, что Верховный почти ослеп. Но не отвел взгляда. След звезды таял в небесах, а земля, приняв тяжесть её, содрогнулась.
— Так оно начиналось.
Маска?
Нет, человек.
Обыкновенный… почти, разве что из золота. И Верховный точно знал, что это именно золото, а не краска, покрывающая кожу.
— В тот раз метеоритный поток был довольно плотным. Большая часть его сгорела в атмосфере, но камни покрупнее уцелели. Частью удар пришелся на море…
— Ты можешь это остановить? Хотя нет. Как? Если бы мог, остановил бы тогда.
— Тогда мне не хватило энергии. Большая часть источников была разрушена.
— А теперь?
— Теперь вы собрали её более чем достаточно. Я чую.
— И чего ты хочешь?
Нельзя верить. Богам ли. Людям. Тем, кто притворяется, что одними, что другими. Разве Верховный не сам приложил усилия, чтобы спрятать маску?
— Приходи, — сказал человек. — И мы поговорим.
Снова?
— Я не причиню тебе вреда, человек. Слово.
А потом исчез.
Просто взял и исчез, оставив Верховного наедине с расколотым небом и воспоминаниями о гибели мира. И это было страшно. Настолько, что останься у Верховного прежнее сердце, оно бы не выдержало.
Но новое было крепким.
Глава 21
Глава 21
Миха
Вой, который заставил Дикаря изрядно нервничать, стих. Зародившийся было пожар погас, а на поляне, естественным продолжением его появился костер, над которым и повисли тонкие прутики лещины с нанизанными на них кусками печени.
Дикарь и от сырой не отказался бы, но тут уж Миха воспротивился. Кабан — еще тот аккумулятор заразы, а курс паразитологии успел убедить его, что окружающий мир велик и многообразен.
И весьма живуч.
— Это да, — сказал Карраго, когда Миха озвучил свои опасения. — В диких животных порой встречается… всякое, но тут волноваться не стоит.
Кабана оставили там, где он лежал. А вот свинью разделали, и теперь на краю привычного круга возвышались горы мяса, привлекая не только гнус и мух, но и кого-то покрупнее.
И то, что зверье молчало, ничего еще не значило.
— Хорошо, — Миара впилась в кусок печени и глаза прикрыла от удовольствия. — Кажется, ничего вкуснее я в жизни не ела…
— Не советую перебарщивать. Желудок, отвыкший от нормальной еды…
— Знаю. Никогда бы не подумала, что ты столь зануден…
Привычное переругивание успокаивало, причем настолько, что Миха почувствовал себя почти счастливым. И ел он без особых опасений. Его желудку избытком мяса точно не навредить.
Печень сменилась кусками темной свинины.
Запах жаркого разлетался по лесу.
И было во всем этом что-то донельзя умиротворяющее. Вот только подбирающиеся сумерки портили идиллию. Да и вой… о тех, кто выл, забывать не стоило. Что-то подсказывало Михе, что уж эта стая всенепременно пожелает познакомиться с конкурентами.
— Границу надо поставить двойную, — Карраго вытер руки платком, который за время пути изрядно утратил былой белизны, как и сам Карраго — лоска. — От охотников доводилось слышать, что в местах отдаленных порой встречаются преудивительные твари.
Желающих спорить не нашлось.
И вторую границу маги возводили втроем, но оставили незамкнутой.
— Если кому-то надо в кусты, — Винченцо жевал кусок полусырого мяса, а потому речь его была несколько неразборчиво. — То идите сейчас.
— А потом?
— Круг, который ставится от существ… материальных должен быть непроницаем. А следовательно, будет непроницаем с обеих сторон, — любезно просветил Карраго. — И гадить придется внутри. Поэтому все же рекомендую…
Круг Миха ощутил шкурой.
А вот упырь предпочел остаться по другую его сторону. Отговаривать его не стали. Как Миха успел заметить, в лесу упырь чувствовал себя куда как спокойнее. Да и тварь при нем.
Справятся.
Вой раздался на закате. Тот же низкий, рокочущий, и на этот голос отозвались другие.
— На волков похоже, — заметил Тень, меланхолично пластая мясо. Его раскладывали тут же, на листьях огромного лопуха, и Винченцо что-то там делал, отчего мясо прямо на глазах скукоживалось, превращаясь в полупрозрачные сизоватые комки. Миха надеялся, что это будет хотя бы съедобно.
С другой стороны, выбирать не приходилось.
Соли не было.
Сушить на солнце — это задержаться на недельку-другую, что совсем уж неправильно. А сырым мясо протухнет уже к вечеру.
Так что…
— Волки — это не страшно, — Джер поднял серый кусок и понюхал. — А это вообще как?
— Есть заклятье, которое убирает лишнюю влагу, — Винченцо встряхнул руки. — Обычно используется для сохранения некоторых компонентов, к примеру, чернильного пузыря акхерской каракатицы. Или вот мозга глатеуса, да и в принципе с мозгом отличный вариант… ну и других. Сейчас тоже неплохо подойдет. Потом достаточно кинуть в воду, и влага вернется.