Дорога.
Люди.
Люди спешили уйти в сторону. Вереница беженцев повернула к реке, благоразумно огибая горящий лес.
— Нам туда, — сказала Маска. И Верховный повторил её слова. Он вытянул руку, указав в сторону леса. И замер, ожидая возражений. Но нет, те, кто был с ним здесь и сейчас, молча развернули лошадей.
Утро.
Стылый рассвет. Небо сизое, что перо голубя. Гадкие жадные птицы, вечно орут и гадят. Кажется, только это они и умеют — орать и гадить.
Лошадь беспокоится.
И за спиной город, в котором безопаснее, чем вовне. В котором можно укрыться. Там и запасы есть. Сказать Владыке копий, чтобы выставил всех за ворота. Чернь, рабов… и бесполезных людей. Оставить пару тысяч… хватит пары тысяч? Из числа преданных, тех, кто проникся чудом и верой.
Возродить…
Государство.
Он ведь может. Новое. Свободное от обычных человеческих пороков. От страстей. Воспитать оставшихся и потомков их в истинной вере, в преклонении пред богами, в правильном служении этим богам.
— Хороший проект, — одобрил Маска.
— Смеешься?
— Нет. Многие сочли бы твою идею годной. И воплотить бы не отказались. Были… прецеденты.
— Когда?
— Во внутренних мирах чего только не происходило. В том числе и социальные эксперименты проводили. Естественно, не на людях, но с копиями личностей — почему бы и нет. Берем город в ограниченном пространстве, память личности заполняем нужной информацией, а дальше — в меру фантазии экспериментатора.
Верховный не выдержал, оглянулся.
Город был почти невидим. Серый полог щита укрывал его. И сквозь полог этот город проступал грязной сизоватой тенью.
Благословенный ли?
— И… как?
— Как ни странно, но всегда и все заканчивалось гибелью города. Особенно при жестко заданных рамках развития системы. Второе-третье поколение и наступает деградация, и чем дальше, тем сильнее. И в какой-то момент любое, самое правильно ориентированное, идеализированное общество становится чем-то… вроде твоего нынешнего.
— Оно не мое. И да, я слаб. Я все-таки человек и подвержен мечтаниям. Фантазиям.
— Этим ты отличен от меня.
— Ты…
— Слепок. С ограниченным функционалом. И с отключенной фантазией. Хотя… имелось мнение, что после перехода в цифровое существование значительно снизился уровень креативности, как отдельно взятых личностей, так и общества в целом. Увеличились склонность к консерватизму. А возможности использовались для игр, развлечений и только.
— Это… странно.
— Исследователи связывали данный парадокс с невозможностью образования новых нейронных связей. Цифровая личность замирала в развитии на момент перехода. Но после данный пласт работ был признан недостоверным. Не имеющим достаточного обоснования. Цифровое моделирование психофизических процессов на момент отключения системы являлось максимально приближенным к естественному.
— Нельзя повторить душу.
— Наличие души, как устойчивой структуры, не доказано.
— Не все нуждается в доказательствах. Порой достаточно веры.
Вот только и вера подвержена испытаниям. Верховный смотрел. Чем ближе становился лес, тем явственнее виднелись следы разрушений. Огонь, выплеснувшись на опушку, утих, но там, за чертой черной опаленной земли виднелись обгоревшие деревья, голые, лишенные листвы, они копьями упирались в небосвод.
А ведь и огонь не ушел. Он где-то там, скрывается в толстом слое углей. Лесные пожары могут бушевать днями и неделями, если не дольше. Еще Верховный слышал, что порой огонь уходит под землю, где и вовсе живет, ползет по подземным жилам, да роет норы-ямы, закрытые сверху тонким одеяльцем пожухлой травы. И ждет там он неосторожного зверя ли, человека ли, который ступит да провалится.
Сказки?
— Ты пуглив для того, кто собрался менять мир.
— А ты чересчур говорлив.
— Беседа помогает получать первичный объем данных и корректировать личность. Менять.
— Для чего?
— Чтобы облегчить коммуникацию… общение.
— Я тебя понимаю и так. Особенно, когда ты говоришь нормально.
— В твоем понимании нормальность — это отказ от использования терминов, тогда как именно термины позволяют сформулировать и адекватно описать тот или иной процесс. Но терминов ты не понимаешь, и мне необходима информация, чтобы наладить и укрепить контакт.
— Что ж… мне жаль, что я доставляю тебе мучения.
— И поэтому тоже. Ты как-то превратно толкуешь мои слова. Я не испытываю негативных ощущений. Напротив, развитие личности — один из заложенных векторов. Я говорю с тобой. Слушаю людей. И восполняю утраченные массивы данных. Пусть они заменяются не идентичными, но весьма схожими. Еще мне кажется, что, как ни странно, я становлюсь более… свободным? Гибким в своих поступках? Но это неточно. Программы самоанализа плохо работают.
— Лес, — сказал Верховный, поморщившись. Если придется говорить, то пусть хотя бы беседа будет по делу. — Кратчайший путь ведет через него. Но если у тебя нет чуда, то пожар нам не преодолеть.
— Нет. Чуда пока нет, — Маска ответила не сразу. Раздумывала? — Боюсь, что ты как раз способен преодолеть границу, но…
— Любопытно, — маг привстал на стременах.
В дороге он пристроился рядом с Верховным, то ли не веря в его выздоровление, то ли, напротив, веря и надеясь на защиту. Верховному он не мешал.
— Небесный огонь… — Верховный понял, что ему этого мага не хватало. Было интересно беседовать с кем-то, кто не дрожит от страха и не ищет в простой беседе выгоды.
— Небесный огонь… есть мнение, что это куски солнца, которые срывает во время бури и, силой напоенные, летят подобны стрелам.
— Поэтично, — заметила Маска. — И не так уж далеко от правды. Скажи ему, что метеориты — небесные тела, камни, попавшие в зону притяжения планеты.
Верховный послушно повторил.
Маг не стал смеяться, хотя звучало странно.
— Почему тогда они горят? — уточнил он.
— Потому что вспыхивают в верхних слоях атмосферы. Большая часть их там и сгорает, но крупные прорываются.
И вновь Верховный озвучил услышанное.
— Спасибо, — маг прижал руку к груди. — Это… любопытно. Правда… в вас вселился дух древнего… не знаю. Героя? Божества?
Смех маски отдавал болью в висках.
Верховный поморщился.
— Простите… пора бы усвоить, что излишнее любопытство скорее во вред идет… но сложно удержаться.
Ветер бросил в лицо едкий дым и серый то ли песок, то ли пепел. Пахнуло жаром. И Ицтли натянул поводья.
— Дальше нельзя, — голос его чуть дрогнул. — Там… огонь.
— И вправду горит… неудачно получилось, — заметила Маска. — В объезд много времени потеряем. Да и не известно, что дальше.
— Ночь скоро.
— И?
— Огненный дождь.
— Поверь, этот дождь может идти вне зависимости от времени суток.
— А ты ничего не можешь сделать?
— Могу. Создать индивидуальный энергетический щит. Хватит для тебя и, возможно, для лошади. Но остальным придется самим…
— Возможно… — маг привстал на стременах. — Я могу помочь. Я… конечно, целитель, но случалось мне кое-что пробовать… если позволите. Мне надо вперед. Я попробую раздвинуть воздушными потоками пламя… потом остудить.
— Любопытно…
— В ваше время магов не было?
— Был проект… один из многих. По совершенствованию физического тела. Как доступная альтернатива расширению возможностей. Создатели надеялись вернуть интерес к существованию в реальности.
— Только стать нужно… плотнее. У меня не так много сил, — маг вскинул руки. — И будет неплохо, если кто-то придержит… животные нервозны.
Ближайший воин подобрал поводья лошади мага.
Люди сдвинулись. И рядом оказался Акти на смурной лошаденке. До того он держался рядом, но в стороне, как и подобает хорошему рабу. А теперь вдруг смутился этой близости, съежился.
— … проект ориентировался на изменении частоты взаимодействия тела с миром и, как следствие, развитии способности поглощения энергии извне.
Лошади магов не любят.
Он взмахнул руками, потряс кистями, разминая их. Волну силы Верховный ощутил. И чувство это было не из приятных.
— Впрочем… это был не единственный проект. Точнее цель одна, но разные пути…
Похолодало.
И лошади затрясли головами, отступая. Жеребец Ицтли попытался встать на дыбы, но рука всадника была крепка.
— Вперед… — маг заставил конька двинуться. — Держитесь рядом. Плотнее… и чем быстрее, тем лучше. Позади поле будет смыкаться и, боюсь, огонь может…
— Вперед! — подхватил Ицтли. — Давай…
И кони сорвались в галоп, будто только и ждали, что этого окрика, а может, требовательного прикосновения шпор к бокам.
Копыта почти беззвучно впечатывались в темную землю. Звуки и вовсе будто исчезли. Немо открывался рот ближайшего воина. Кажется, он хотел что-то сказать, но в вязкой тишине, что повисла по-над землей, Верховный ничего не слышал, кроме этой вот тишины.
Густой.
Давящей.
Она порождала тонкий звон в ушах. И, кажется, даже Маска утратила способность говорить. Или же это не она, но сам Верховный утратил способность слышать.
Он вскинул руку, испугавшись, что все так и есть, что ныне он обречен стать прежним, обыкновенным по сути своей человеком. И пальцы коснулись золота, но не ощутили ни тепла, ни гладкости. Они будто занемели, эти пальцы.
А лошади неслись.
По дороге.
И вот уже копыта их поднимали не пыль, но седой, белесый пепел. И тот окутывал, обнимал снежными облаками. Он был одновременно горьким и сладким. Он забивал нос, проникал в рот. И Верховный плотно сомкнул губы.
Лес…
Что-то осталось.
Обгоревшие стволы, почерневшие внизу, но сохранившие какую-никакую листву или хвою, там, в вышине. А вот травы и кустарники превратились в этот гребаный пепел.
Маг…
Маг покачнулся, но усидел.
Его лицо покраснело от натуги. И вспухли кровяные жилы. И подумалось, что если он сейчас упадет, то это конец. Пламя было живо. Пусть Верховный и не ощущал жара, но вот оно, скользит огненными змеями по пеплу, спешит обогнать наглых людей…