И столпы.
Точно струны, соединяющие несуществующий пол с таким же несуществующим потолком. И момент осознания того, что опоры нет, заставляет разум скорчиться от ужаса. Тело готово к падению, только… падения тоже нет.
— Что? — Миара поворачивается резко. И темные волосы, взлетая, повинуются её воле, собираются в косы. И те уже падают на спину.
Белая хламида становится платьем.
Да и сама Миара меняется.
— Ты не могла бы пол сделать? А то как-то… напрягает.
— Погоди… — она оказалась рядом, хотя движения Миха не уловил. А еще он вдруг понял, что здесь, на этой стороне, где бы она ни находилась, клятва не сработает.
И его смерть ничего не будет значить.
Более того, она вполне способна убить его здесь и сейчас.
И…
И она не может этого не знать.
— Так… вот так будет определенно лучше. Сейчас… — руки её ложатся на плечи. Странно, но прикосновение это воспринимается вполне обыкновенным, человеческим. Хотя руки цифровые.
Миха сам тоже… не лучше.
Кто там в мире прошлом мечтал оцифровать разум? Или аватары… или это тела его физические — аватары. Или вообще все вокруг — затянувшийся бред разума.
— Странно то, что тут не должны работать мои обычные методы, но они работают. Хотя, подозреваю, дело в восприятии, — произнесла Миара презадумчиво.
Пол все-таки появился.
А еще зуд исчез.
— Теперь ты мерцаешь меньше, — сказала Миара и пояснила. — Ты как будто… мерцал. То появлялся, то исчезал. И этому месту ты не слишком нравишься. Ты чужд. Неправилен.
— Какой уж есть. Каким сделали.
— Да, пожалуй… теперь я вижу.
Прищурилась так, словно собиралась вскрыть его здесь и сейчас.
— Вообще-то… — сказал Миха. — У нас тут дело. Нам надо дозваться до наемников. Или хотя бы найти их.
— Точно.
Она широко улыбнулась. А потом огляделась, протянула руку, выхватив из пустого пространства нить. Вторую руку подала Михе. А он коснулся.
И…
Больше не было цифры.
Пустоты. Зеленоватых тускло светящихся столпов.
Трава была. Зелененькая. Но нормально зелененькая, безо всякой там люминесценции. Цветочки. Бабочки. Дерева вот… дорожка, которая вела к дому. И сам дом, аккуратный и милый, какими бывают дома на праздничных открытках. Этот не сказать, чтобы новый, скорее уж напротив. Его построили не один десяток лет тому, а потому на крыше освоился мох. Плющ облюбовал стены, поднимаясь с одной стороны до второго этажа. Но это только придавало дому уюта.
Как и кадки с какими-то цветами, что стояли по обе стороны дорожки.
Сад.
Качели.
Девушка на них. Юноша, в котором Миха не сразу узнал Красавчика. Юноша красив, да и девушка не хуже…
— Запросы у него, однако… — протянула Миара. — Это же младшая дочь советника Юстициана…
— И что?
— У нее, как слышала, весьма… сильный дар. И род еще не определился, готов ли отдать её в жены… хоть кому-нибудь. Не говоря уже о мальчишке-наемнике.
Сказка.
Очередная воплощенная сказка. В ней нет уродства, шрамов и боли, но одна лишь любовь, с которой девушка смотрит на юношу. А он, в свою очередь, на нее.
И толкает цепь.
Качели взлетают, распугивая бабочек, а те кружатся, летят волшебным шлейфом… впору музыку пустить на заднем фоне, чтоб совсем уж, как в кино.
Миха потряс головой, пытаясь избавиться от избытка романтизму.
— Эй, — Миара махнула рукой. — Как там тебя…
— Миара! — девушка узнала её.
И всплеснула руками, спрыгнула, устремилась навстречу, чтобы обнять.
— Это и вправду ты! Такое место… волшебное! Представляешь! Я уснула, а проснулась уже здесь… и я не знаю, где это, но тут так хорошо…
Она выглядела совершенно настоящей, эта девушка с золотыми волосами, с блестящими заколочками в них.
— А это твой друг? Или… папа говорил, что хочет сделать мне телохранителя, но я пока отбиваюсь… — Миху ущипнули, и он ощутил этот треклятый щипок, заставивший усомниться, что вокруг них и вправду иллюзия.
Не настолько же она материальна.
Или настолько?
От девушки пахло цветами. И еще какой-то туалетной водой или чем-то вроде… но запахам этим, сладковатым, нежным, чего-то не хватало.
Пота.
Даже прекрасные девы потеют.
И магички.
Миха знает. Нюхал. Эта конкретная, что-то щебетавшая, была по́том не пахла. Травой вот, деревом, железом от качелей…
— Мы поженимся, — сказал парень, который вот совершенно не воспринимался тем знакомым мальчишкой. — И будем жить тут…
— Ты понимаешь, что этого места не существует? — поинтересовалась Миара.
В ответ получила раздражение.
И злость.
И сжатые кулаки… нет, с ним говорить бесполезно. Ему плевать, где он находится, ведь место-то хорошее. Замечательное место. В нем его тайная любовь перестала быть тайной. И более того, вот она, рядом, оборачивается, смотрит восхищенным взглядом, обещая счастье оптом и в розницу.
И до самой смерти.
Что еще подростку надо?
А сам бы Миха? Раньше? До того, как попал… разве отказался бы от такого?
— Когда ты её встретил-то? — Миару взгляды не впечатлили.
— Да… случайно. Отца нанимали… пригласили… и я с ним. Он о деле говорил, а я в саду гулял. Там она… она красивая.
Безумно.
Магички все красивы, а эта, пожалуй, даже Миары покраше будет. Главное, только вслух не ляпнуть. И то магичка что-то этакое ощутила, если обернулась, полоснув раздраженным взглядом. А вдруг да в этом месте она и мысли читает?
В общем, так себе девица.
И черты лица плосковаты, и задница не особо… в общем, свет мой зеркальце, заткнись и лучше думай о чем-нибудь ином. Скажем, о том, насколько реален этот реалистичный мир и как долго его реалистичность простирается.
— Отец твой где? — спросил Миха, глядя, как Миара склоняется к этой вот… как её зовут-то? Склоняется и что-то говорит. Со стороны ни дать, ни взять — две подружки встретились после долгой разлуки. И теперь не нащебечутся… и бабочки над головами радужным сонмом.
Кажется, Миха начинает понимать тех, кто опасается бабочек.
И вправду стремные насекомые.
— Там, — мальчишка указал на дом. — Проводить? Они с мамой… и не говори, что она умерла! — это парень выкрикнул, сжав кулаки. А вот магички, что характерно, на вопль этот внимания не обратили, как и бабочки.
Миара вот голову чуть повернула и кивнула, мол, иди.
— Не буду… это мир такой. Духов, — Миха уцепился за первое объяснение, которое в голову пришло. И заработал благодарный кивок.
— Вот… мир духов. Маги здесь бывали. И мы теперь.
— Как ты сюда попал?
Дорожка вилась к дому.
И ведь как сделана. Идеально почти. Камни… камни разные все, никаких штампов и повторов. Кусты тоже, слева, справа… можно потрогать и ощутить жесткость ветвей, неровность листьев. Некоторые с пятнами или ожогами. А в траве, если приглядеться, ползает что-то.
— Да… просто… устал зверски. Прилег и уснул. А потом раз и тут. Сперва не понять, что было… потом вдруг дом наш увидел. Я же помню его.
Значит, дом не из местной библиотеки, если таковая имеется. Система, чем бы она ни была, вытащила строение из памяти мальчишки, наверняка доработав, но воплотила, что сказать, с душой.
— Иду… сам не поверил. А тут мама… сперва. Мы сидели, говорили, говорили… она нас ждала. Давно. Я даже решил, что умер. Но мама сказала, что нет. Что это просто…
Рай.
Почему бы и нет?
В верования местных Миха не особо вдавался, но должно же в них быть какое-то понятия рая или посмертия, или просто места, куда уходят души. Почему бы и не этого вот?
— … мир духов. И в нем все возможно. Она отца хотела увидеть. А он все не шел. Зато я подумал, что если так, то могу встретиться с Юцианой… и вот она тут! Она красивая…
— Это да, — согласился Миха. — А ты с ней раньше… разговаривал?
— Я? Немного… там, в саду. Но больше слушал. Она гуляла. С рабынями… здесь ей немного непривычно, но я думаю, что рабов тоже можно создать. Позже.
И говорить, что рабы эти будут ничуть не более настоящими, чем его Юциана, бесполезно.
Мальчишка просто не услышит.
Ни про ненастоящесть, ни про опасность. Он, наконец, дома и счастлив, и счастье грозится стать вечным. Кто от такого в здравом уме откажется?
А вот Тень…
— Я… — парень оглянулся. — Ты, может, сам? Там по дорожке. Мама на стол накрывает… а то Юциана не любит оставаться одна. Она еще не привыкла, капризничает немного.
— Конечно. И Миаре скажи, чтобы шла…
Порог.
И дверь. Игрушка на полу. Кукла с тряпичным телом и фарфоровым лицом. Страшноватая с виду, или просто Миха там, дома, привык к другим игрушкам? У куклы темные волосы, заплетенные в две косы, и платье, обшитое кружевом.
С костяными пуговицами.
— Это моя… — из темноты коридора появляется девчушка лет пяти и тянет руки. — Отдай!
— Конечно, — Миха возвращает куклу хозяйке. — А где твоя мама?
— Папа пришел. Они там… папы давно не было.
И протягивает руку.
А Миха… Миха берет. От девочки снова пахнет цветами, чуть — соломой и деревом, и пылью, и вареньем. Но не пахнет человеком.
Только…
Кажется, все будет сложнее.
Тень и вправду на кухне. Кухня тут большая, светлая. И снова отличается от привычных Михе. Печь. И медная посуда. Шкафы. Выскобленный добела стол. Тяжелые стулья.
Тень…
В простой рубахе, в штанах и босой. И счастливый… до того счастливый, что становится не по себе. Стыдно, ведь Миха пришел это счастье разрушить.
Женщина…
Женщина сидит напротив Тени, подперев щеку рукой. Она не сказать, чтобы красива. И не молода. И морщины есть, как и седина в темных волосах. Но это все не имеет значения.
Не для него.
— Мамочка! Вот! — девочка забирает руку и бросается к женщине. — У нас гости, гости, гости…
И кружится.
Легкая рубашонка её тоже кружится.
И…
Тень сам встает.
— Поговорим? — произносит он устало. И в голосе звучит эхо боли.