И лучше не думать, что именно сожгло то создание.
И не сожжет ли оно самого Ирграма.
Мигнув, засветились под потолком ленты, свет их, правда, был зыбким, рассеянным. Но все лучше глухой темноты. И Ирграм осторожно двинулся вперед.
Глава 24
Винченцо.
Берег моря.
Белая вилла. Желтый песок. Ветер с запахом соленой воды, напрочь лишенный того характерного смрада гниющих водорослей и ракушек, который свойственен почти любому морскому берегу.
Помост.
Доски нагреты солнцем.
— Я говорил, что он не настолько туп, чтобы не найти дороги, — Алеф поднимает бокал и смеется. — Привет, братец…
— Ты мертв.
— Конечно. Меня ведь убили. А теперь, получается, и тебя. Кто? Наша любимая маленькая стерва-Миара?
— Я жив.
— А чем докажешь?
Винченцо даже растерялся несколько. Как-то до этого момента ему не приходилось доказывать, что он жив.
— Это мир духов, братец! — Алеф отпил вино. — Здесь живых нет.
— Это точно, — Теон налил себе из пыльной бутылки. — Мертвым быть очень даже неплохо.
Так.
Надо вспомнить.
Бег.
Парящая доска, что унесла тело Дикаря куда-то в глубины башни. Карраго. Черная слеза неба. Светящаяся лента-указатель.
Она привела к лестнице.
К обыкновенной такой лестнице с металлическими ступенями и тонкими перилами, которые отделяли Винченцо от бездны. Второй уровень.
И снова нити пути.
Наверх.
Коридор из стекла. Он повис над бездной, и кажется, мальчишка сказал, что это нулевой уровень, но не просто нулевой, а с плюсом, и что лифт сюда не поднимает. Есть ограничения.
И им надо идти.
Наверх.
Ица еще была. Спешила очень. Её злили задержки. Кажется, она даже думала, что специально все выходит вот так, наперекор её желаниям. А она не привыкла к подобному.
Три этажа.
Карраго с одышкой. И удивление его.
— Вспоминаешь? — отец тоже был тут, сидел в низком кресле, в белоснежном одеянии, столь полюбившемся Древним. — Странно, что из всех моих сыновей именно ты продержался дольше остальных.
— Я не мертв!
Анфилада.
Странная такая. Стеклянные то ли столпы, то ли колонны, почти прозрачные, похожие на чуть оплавленные сосульки. И пол тоже прозрачный, чистый до того, что каждый шаг отдается в сердце страхом. А ну как его и вправду нет?
Бездна под ногами.
И светящаяся полоса, ведущая куда-то вглубь. Ощущение весеннего льда, готового расколоться, треснуть под весом Винченцо.
Белые стены.
И дверь.
Помещение, вдоль стен которого стоят округлые гладкие конструкции, похожие на огромные яйца. Скорлупа их из металла, но тележка приближается к ближайшему, и скорлупа исчезает, позволяя тележке опуститься внутрь.
Винченцо не успевает рассмотреть больше, потому что скорлупа возвращается. А следом беззвучно падает Миара. Её не успевают подхватить, и она лежит, выделяясь на белоснежном полу грязным пятном. Он хочет подойти.
Делает шаг.
И тоже проваливается.
Наверное, там, вовне, он лежит на этом треклятом полу рядом с Миарой. Хотя… может, Карраго и додумается поднять. Скорее всего додумается.
А здесь?
— Садись, — отец указывает на кресло. — Выпей…
— Откажусь.
— Не доверяешь? Родному отцу?
— Смеешься? — Винченцо все же присел. — Я тебе и при жизни не слишком верил. А теперь и подавно.
Да.
Провал.
И черное нигде с зелеными то ли колоннами, то ли струнами мироздания. Миара, которая стоит у ближайшей.
— Что произошло? — Винченцо рад её видеть.
— Полагаю, нас выбросило в мир духов, — она ведет рукой по воздуху, и нигде сменяется каменным залом.
Библиотекой.
— Мне надоело, что я не понимаю, что здесь происходит, — Миара проходит вдоль стен. — Мне нужна информация. Я буду учиться.
Винченцо попытался снять книгу с ближайшей полки, но пальцы лишь скользнули по обложке.
И со второй не вышло.
С третьей.
Эта библиотека явно намекала, что сотворена не для него.
— А вернуться можно?
Поинтересовался он тогда.
Миара задумалась.
— Нет, — сказала она. — Нельзя. Хочешь… я дам тебе доступ? Не полный, но частичный. Полный, к сожалению, не в моих силах. И могу еще мир сделать. Свой. Не такой, как первый. Теперь я знаю, как лучше… так, чтобы совсем настоящий. Надо разрешить подключение…
Она коснулась ладонью воздуха, провела, будто гладила кого-то или что-то.
— И теперь оно само под тебя подстроится. Только представь, где ты хочешь оказаться…
— А вернуться?
— Потянись ко мне, и я услышу.
— Море… — Винченцо вдруг понял, что ему совсем не хочется оставаться в библиотеке. Даже если получится снять какую-то книгу, то… он не хочет.
Читать.
Узнавать.
Совершенствоваться.
Он устал совершенствоваться, бежать куда-то, выживать, достигать…
— Ты можешь отправить меня на море?
Миара пожала плечами, несколько удивленная, но и только.
— Море, так море… иди.
И перед ним открылась дверь. Винченцо шагнул… только потом что-то произошло… что-то такое… неправильное.
— Голова болит, — произнес отец понимающе. — Это пока… тебе приспособиться надо. На вот, выпей.
И Теон вложил в руки кубок.
Пахло…
Вином.
— Это с непривычки. Мертвым и вправду быть неплохо. Ничего не надо… стремиться, враждовать… живешь себе, как хочешь. Ты, наконец, всецело свободен в своих поступках.
Он не мертв.
Винченцо знал это точно.
Море он хотел. И море наличествовало. И выглядело оно почти настоящим, точнее, если бы Винченцо не знал, что этого моря не существует, то не понял бы, что оно не настоящее.
Но отец откуда?
Алеф?
Теон?
Винченцо точно не горел желанием их видеть.
— Пей, — Теон смотрел пристально.
— Спасибо, не хочется.
Винченцо поставил бокал на пол.
Море.
Мир.
Теон. Отец… смотрит с насмешкой. Рука Теона ложится на плечо.
— Надеешься остаться живым? — интересуется братец. — Вернуться? А я тоже хочу вернуться…
— Или я, — Алеф щурится. — Отдашь свое тело?
— Тише, не пугайте… мы можем помочь друг другу, Винченцо.
— Каким же образом?
Винченцо аккуратно убрал руку брата с плеча. И поднялся. Отошел к самому берегу, где за досками начинался желтоватый песок. И по нему, одна за другой, бежали волны.
Пена.
Меж песчинок поблескивает влажным перламутром ракушка.
— Здесь хорошо. Спокойно, — отец оказывается рядом.
И значит, в этом мире он двигается быстро. Слишком быстро для человека. Винченцо чуть скосил взгляд. С иллюзиями работало, они начинали расплываться, выдавая, что являются по сути лишь маской.
Но нет.
Ни размытия.
Ни иных изменений. Что не так? Что мешает поверить, что это — не отец. Мир духов своеобразен… и разве невозможна встреча с другой душой? С ушедшей? Связанной с Винченцо.
В теории эта возможность ничему не противоречит.
— Я не сержусь на вас, — произнес отец. — Точно не на тебя. На них немного… бестолковые…
Алеф и Теон держатся позади.
И это тоже ненормально. Они могли играть в хороших братьев, но исключительно на публике. Здесь же все свои, и этот мирный разговор или вид его — нехарактерны. Как и легкая печаль в голосе отца.
— Я понял, что сделала Миара. И почему она это сделала. Клятвы… видишь, клятвы не всегда спасают. Но сам виноват. Передавил. Недопонял. И перед тобой виноват.
— В чем же?
— А ты не знаешь? В том, что не ценил. Ты был хорошим сыном. Всегда.
Вот оно.
Отец в жизни не признал бы… и не потому, что Винченцо рожден от рабыни. Это в конечном итоге особого значения не имело. Нет, просто правда в том, что Винченцо никогда не был в достаточной мере хорош.
Ему не хватало.
Выдержки.
Силы.
Способностей. Не магических даже, а тех, что позволят роду выжить. Ума. Ловкости. Беспринципности. Умения видеть возможности и использовать их. Идти вперед, любой ценой и не считаясь с жертвами. А значит…
— Я… — Винченцо сумел выдавить виноватую улыбку. — Всегда хотел… это услышать.
— Знаю. А мне всегда хотелось это сказать.
Чем бы оно ни было, оно сумело проникнуть в разум Винченцо. Нежить? Если она существует в реальном мире, то, возможно, есть и в нынешнем.
Вспомнились вдруг те черви, которых вытаскивала Миара.
Там, в черной пустоте, они выглядели червями. Но это ведь не значит, что внутри миров вид будет тот же. Здесь все переменчиво, то же море может обернуться пустыней или еще чем-то. А значит, и черви способны притвориться людьми.
И в это вериться куда больше, чем во внезапное воскрешение.
— Голова все еще болит, — пожаловался Винченцо. — Извини… тяжело так… понять. Мне жаль, что получилось с братьями. Точнее, что не получилось.
— И нам, — Теон хлопнул Винченцо по спине.
Только удар был слабым. Почти даже дружеским. Прежний Теон не отказал бы себе в удовольствии припечатать со всего размаху, да и силы бы вложил, заставляя Винченцо согнуться. И потом бы от души посмеялся над слабосилком.
— Тебя было занятно дразнить… — братец хохотнул.
А вот Алеф пристально вглядывается в его глаза.
И да.
Вот оно.
Когда говорит один, другие двое молчат. И застывают, делаясь похожими на скульптуры. Стало быть, существо одно? Но способно менять обличье? Вернее существовать сразу в нескольких, но при том управляет оно одним.
— К слову, ты был прав, братец, — Винченцо растянул губы в улыбке. — Мир действительно гибнет. Начался огненный дождь…
Алеф протянул бокал.
Тот самый, который остался в беседке. И ведь подходил с пустыми руками. Пить нельзя. Слишком уж это существо настойчиво. Что в бокале? Яд? Возможен ли яд в мире, которого реально не существует?
Или…
Если там не яд, но, скажем, яйца паразита?
Винченцо замутило.
— Жаль, если погибнет, — произнес Алеф почти равнодушно. — Но мертвым нет дела до живых.