Ответив им «вольно», Марина пошла в сторону административного корпуса.
Уже выходя на вымощенные камнем тропинки, она задумалась: не слишком ли серьезное задание дала ребятам? С одной стороны, Крис выглядел почти взрослым и не производил впечатления недоразвитого. А с другой стороны, когда она говорила об очаге, то не уточнила, что его нужно только подготовить. А ну как начнут разводить огонь? Может, вернуться и уточнить?
Марина оглянулась на густые кусты, подумала и махнула рукой. Избыточная опека — это тоже плохо. Здание одноэтажное и каменное, а ребята взрослые: если вдруг случится пожар — успеют выскочить из окон. Да и пара ожогов или порезов ножом вряд ли страшны этим уголовничкам. Это ж не наивные жертвы гиперопеки ее родного мира, кончающие жизнь самоубийством из-за тройки по ЕГЭ.
***
Чем дальше Марина отходила от корпуса, тем сильнее на нее наваливались сомнения и апатия. Ну вот куда она идет и зачем? Взваливать на себя новые обязанности? Со старыми еще не разобралась. Надо в родной мир возвращаться, четвертные «рисовать», прогульщиков обзванивать, отчеты по высосанным из пальца контрольным срезам рисовать. ЕГЭ еще это дурацкое… Опять сидеть на всех экзаменах, время терять.
Марина окончательно остановилась, почувствовав, что у нее нет желания ни возвращаться в родной мир, ни что-то делать в этом. Хотелось просто лечь на эту пушистую экологически чистую травку и медитировать на букашек. Наверное, это все-таки депрессия, и пора признать, что психиатр — не такой уж постыдный врач.
«Ага. Глядишь, признает тебя профнепригодной и отпустит на вольные хлеба, — снова шепнул внутренний голос. — Хха! Не надо обманываться: ты просто стареешь. И ничего не хочешь, потому что ничего и не можешь. Неудачница».
— Прочь из моей головы! — отчетливо сказала вслух Марина, изгоняя назойливую мысль — будто песню Васильева продекламировала.
— Наш учитель слышит голоса, — вдруг хмыкнул у нее за спиной уже слегка знакомый баритон. — А я-то еще думал, уж больно Вы нормальная, не могли нам такого учителя дать: чтобы и с совестью, и с опытом.
Марина торопливо обернулась. По соседней дорожке неспешно шел один из ее учеников — тот, что выглядел на тридцать. Густая ухоженная бородка возмутительно поблескивала под утренним солнцем, доказывая, что именно тридцать, если не больше, ее хозяину и есть.
— Самый умный? — огрызнулась Марина, чувствуя себя крайне неловко: и от того, что попалась на разговоре с самой собой, и от полного несоответствия этого типа классическому облику ученика или хотя бы студента.
— Я пошутил, не обижайтесь, — спокойно ответил тот, останавливаясь подле нее. Заложив руки в карманы, он принял удобную для разговора и в то же время довольно отстраненную позу.
— Почему не в нашем корпусе? — сдержанно спросила Марина, одновременно решая серьезнейшую этическую проблему: обращаться к нему на «Вы» или на «ты».
С одной стороны, это был явно взрослый мужик, и следовало держать дистанцию, а значит, использовать местоимение «Вы». С другой, он вроде как ее ученик. И если к нему обращаться на «Вы», то и к остальным тоже. А Марина искренне считала обращение на «ты» более душевным, превращающим класс в семью.
— За солью ходил, — мужчина, чье имя она никак не могла вспомнить, вытащил из кармана небольшой сверток и продемонстрировал ей. — Вчера продукты принесли. Все есть, кроме соли. Думал, к утру еще что-нибудь донесут, но нет. Пришлось сходить.
— А вам разве не запрещено покидать территорию корпуса? — удивилась Марина, пребывавшая в полной уверенности, что колонистов отделят от прочей части Академии: а иначе зачем было селить их так далеко от основных зданий?
— Мы тут не все уголовники, — холодно ответил ей мужчина. — Да и те, что со «статьей», давно уже свое «отсидели».
— Извини, — смутилась Марина, непроизвольно выбирая обращение «ты». — Спасибо, что побеспокоился насчет соли. Я как раз шла к кастелянше с этим вопросом.
— К кастелянше? — он поднял бровь. — А почему не к кухарке?
— А здесь есть кухарка? — оторопела Марина: после доставки продуктов в сыром виде ей такой вариант даже в голову не пришел.
— Разумеется, — кивнул удивленный ее незнанием мужчина. — Иметь личных кухарок — это очень дорого даже для учителей. Так что здесь есть общая кухня Академии.
— А, понятно, — кивнула Марина, быстренько перестраивая в голове первое впечатление от устройства этого учебного заведения.
Похоже, здесь все-таки была столовая, но только для учителей. А студентам предлагалось готовить самостоятельно. Ну, хотя бы продуктами их обеспечили, и то хлеб. А ей, оказывается, вовсе не нужно было беспокоиться об их пропитании и можно было просто спокойно пойти и позавтракать самой.
— Слушай, К… — Марина замялась, споткнувшись на имени, которое напрочь забыла.
— … Ксавьер, — подсказал ей мужчина.
— Слушай, Ксавьер, — благодарно продолжила она. — Я там Крису и Флокси дала задание подготовить все к завтраку. Если тебе не трудно, понаблюдай за ними краем глаза: а ну как пожар устроят.
Мужчина безразлично пожал плечами — быть ее заместителем он явно не горел желанием но и формулировка «присмотри краем глаза» тоже ни к чему не обязывала.
— И… ты не подскажешь, а где, собственно, кухня? — старательно пряча смущение, уточнила Марина: раз уж вышла из корпуса и есть, кому присмотреть за дежурными, так отчего бы не сходить на завтрак? А потом уже, сытой и довольной заниматься детьми. Хоть это и не совсем справедливо, зато рационально.
— Кухня или столовая? — проницательно уточнил Ксавьер.
— Столовая, — слегка покраснев, уточнила Марина.
Он показал на левое крыло центрального здания, снова повернулся к ней и уточнил:
— Но к кастелянше все-таки зайдите.
— Да, точно: надо постельное получить, — спохватилась Марина.
— Нет. Вам бы форму какую-нибудь… поприличнее, — сухо пояснил он, окинув ее многозначительным взглядом.
Марина уже откровенно покраснела. Почему-то именно сейчас она окончательно осознала, что строгая одежда ее родного мира в этом мире может строгой и не являться. А если смотреть объективно, то ее платье мало того, что без рукавов и только до колена, так еще и довольно облегающее.
— Там, откуда я прибыла, это форма учителей, — неловко пояснила она.
— Я так и понял, — кивнул Ксавьер. — Знаком с одной женщиной-иномирянкой, что порой носит нечто подобное. Но ребят Вы повеселили.
Марина кашлянула и одернула свое серое платье. Ей и в голову не пришло, что унылый «офисный» стиль может стать предметом веселья.
— Кастелянша по ту сторону центрального здания, — добавил Ксавьер, заполняя неловкую паузу. — Занятия сегодня будут в первую смену или во вторую?
— Во вторую, — подумав, сказала Марина. — Если вообще будут. Надо бы для начала корпус в порядок привести.
— Понял, — кивнул Ксавьер и, не прощаясь, исчез в густом кустарнике.
А Марина вдруг поняла, почему ректор настаивал, что предмет не имеет значения. Потому что с такой бестолковой организацией и полным отсутствием контроля за детьми уже действительно неважно, про что рассказывать на уроке, необходимость в котором вообще вызывает серьезные сомнения.
***
Рабочее место кастелянши выглядело как вход в преисподнюю. По какой-то причудливой задумке архитектора лестница, ведшая вглубь полуподвального помещения, сверху была намного шире, чем внизу, создавая иллюзию перспективы и чувство, будто посетителя засасывает внутрь.
Под сводчатым потолком клубились потоки пара, по стенам плясали алые отблески пламени. Сильно пахло дымом, подвальной сыростью и хозяйственным мылом, а из глубины доносился клокочущий звук: пожалуй, такое бульканье должны были издавать котлы для грешников.
Марина спустилась вниз, ежась от неприятных ощущений. Ясно было, что это всего лишь игра ее воображения, но все же адреналинчик в крови подскочил. И не зря. Стоило ей завернуть за угол, как она предстала перед самим Сатаной.
Сатана был женского пола, имел торчащие клыки и массивную челюсть. Хлопковое платье в мелкую «матрасную» полоску сидело на нем нелепо, и куда гармоничнее смотрелись грубо закатанные рукава, открывающие мускулистые руки. На Сатане был кожаный фартук мясницкого вида, а за спиной у Сатаны чадила и трещала сырыми поленьями печь сложной конструкции, подогревающая огромные котлы.
Наученная опытом общения со своим новым классом, Марина сразу поняла: перед ней представитель магиков. Причем в ее классе таких было аж двое: брат и сестра — Еж и Кассандра. Уточнять расовую принадлежность учащихся она не стала — это было примерно так же неловко, как если б она в родном мире начала допытываться, кто тут армянин или таджик: вызывает подозрения в отсутствии у учителя толерантности. И теперь оставалось только гадать, как называется эта раса. Может, орки?
— Чего надо? — грубо спросила женщина-монстр и прилепила чугунный утюг к чьим-то мокрым панталонам. Раздалось шипение, и к потолку устремилась новая удушливая порция пара. А женщина тем временем смерила Марину презрительным взглядом, особенно задержавшись на одежде, чем еще раз подтвердила несоответствие внешнего вида нового учителя местным требованиям.
— Простите, это Вы — кастелянша? — уточнила девушка. Других претендентов на эту должность не наблюдалось, а обстановка вокруг больше ассоциировалась со словом «прачка».
— Ну, я, — прищурилась на нее женщина, с таким садистски-медленным движением перемещая утюг по ткани, что мокрая вещь не только запарИла, но и как будто принялась дымиться. — Что опять испачкали?
— Нет-нет! — торопливо открестилась Марина. — Ничего. Я очень аккуратный человек.
Взгляд женщины-орка немного смягчился. По крайней мере, разошлись суровые складки между бровей. Но о приятном выражении лица и речи не могло идти.
— Так чего надо? — снова спросила она, бухая утюг на чугунную платформу печи, от которой нестерпимо веяло жаром.
«И как она работает в таких адских условиях?» — полюбопытствовал внутренний голос.