— Какого-какого — вот этого! — возмутилась женщина и ткнула пальцем в сына.
— Я имею в виду, фамилия у вас какая? — устало пояснила Марина, глядя на одного из пятнадцати Сереж, которых обучала в этом году.
Лицо было едва-едва знакомое, из чего она сделала вывод, что парень либо прогульщик, либо «болельщик». Ну, либо «олимпиадник», которого постоянно снимают с уроков на разные мероприятия. Но последнее было маловероятно — лицо у парня выглядело уж больно виноватым. У «олимпиадников» обычно более самодовольное и самоуверенное выражение.
— Вы что, за год даже не удосужились выучить, кого как зовут? — женщина выпучила на нее глаза.
— Кто ходил, того запомнила, — холодно ответила Марина, не торопясь вступать в визгливую перепалку. С учетом того количества новых учеников, которое появлялось у нее каждый год, даже активно отвечающих было сложно запомнить по именам, а уж прогульщиков — тем более.
— Сережа ходил! — сдвинула брови женщина и наклонилась над Мариной всем своим ростом и весом, будто пытаясь вдолбить эту мысль в голову наглой учителишки. Марина, которая терпеть не могла нарушения личных границ, не выдержала:
— Послушайте, женщина, Вам что нужно? — спросила она. — Я всех аттестовала, ни одного пустого окошечка не оставила.
— Вы поставили Сереже «тройку» за четвертую четверть! И у него теперь выходит «четыре» за год. По музыке! Где это видано? — наконец, добралась до сути скандалистка. И хоть до этого она заявила, что отметка за четверть «отсутствует», но, похоже, просто не желала ее видеть.
Марина скрипнула зубами и полезла в рюкзак за бумажной версией своего журнала: как знала, что понадобится, и взяла его с собой.
— Фамилия, — строго потребовала она, тоном напоминая, кто в данной ситуации выше по статусу.
— Кедров, — поджав губы, процедила женщина, видно, решив все-таки дать учителишке последний шанс, прежде чем жаловаться директору и писать кляузу в Управление образования. — Пятый «Б».
Марина пролистала журнал и сразу нашла проблемную зону, трижды обведенную красной пастой в разных местах.
— Ваш Сережа на музыке в этой четверти был всего один раз, в самом начале, — девушка повернула журнал к родительнице.
— Он болел, — почти гордо пояснила та.
— Да, я вижу, — профессионально сдерживая внутренние порывы, ответила Марина. — В первый урок у него значится «Нб», я так помечаю болевших. Затем стоит одна «тройка», а дальше — шесть «эНок» и ни одной отметки.
— Не может такого быть! — женщина вгляделась в журнал внимательнее. — Вот тут он был у зубного.
Она ткнула пальцем в апрель.
— Хорошо, исправим на «болел», — Марина послушно подписала «б», хотя никакой бумажки, подтверждающей визит к доктору, ей не предоставили.
— Вот здесь он помогал классному руководителю с подготовкой к капустнику. Его должны были отпросить, — с чувством собственной правоты заметила женщина, продолжая разглядывать ровные ряды чисел и значков.
— Да, здесь стоит пометка «Ув», то есть «уважительная причина», — ответила Марина, хотя в глубине души не считала такую практику прогулов уважительной причиной.
— Вот здесь он снова болел, — женщина указала на еще три «Нб». — А вот тут… тут не знаю. Но точно не прогуливал!
— Видите ли, с точки зрения правил выставления оценок, на самом деле не имеет значения, по какой причине Вашего сына не было на занятиях, — осторожно, чтобы не спровоцировать возмущенную истерику, начала Марина.
— Как это? — неискренне удивилась женщина.
— Чтобы поставить четвертную, требуется хотя бы три отметки, — послушно пояснила Марина, опустив уточнение, что для этого еще и — о, ужас! — учиться надо. — У Вашего сына она одна. Я дала ему дополнительное задание. Он его не сделал.
— Где дали? — нахмурилась женщина, глянув на сына. — Я не видела задания.
— В электронном журнале было уведомление, — пояснила Марина.
— А, так у него пароля нет от аккаунта. Вы бы мне написали, я бы ему передала, — заявила она.
— Вам я тоже писала, — поджав губы, заметила Марина: ну не мог ребенок целый учебный год прожить без доступа к электронному дневнику. — Вот у меня тут красный восклицательный знак. Родителям всех детей, которым я этот знак поставила, за две недели до выставления отметок были высланы электронные письма.
— Простите, но не могу же я каждый день проверять, кто там что пишет! — смущенно, и потому весьма нагло и с напором ответила женщина. — Там этих писем — миллион!
— Кхм, — только и ответила Марина, тщательно и сразу при обнаружении отвечавшая на каждое маломальское сообщение от тысячи четырехсот сорока родителей семисот двадцати детей. Конечно, не каждый из этих двух тысяч человек писал ей еженедельно. Зато некоторые эту норму перевыполняли десятикратно.
— Но если по одной отметке нельзя выставлять «четвертную», то как же Вы тогда это сделали? — тут же нашла спасительную ниточку женщина. — Он всего на одном уроке был, и в тот день Вы его не спрашивали! Получается, оценка несправедливая!
— Очень просто, — развела руками Марина. — Я поставила ему «двойки» за несделанные работы. Вообще-то, полагаются «колы», но эта отметка уже лет пятьдесят, как не используется. И так как завуч настоятельно меня просила «двойки» в журнал не выставлять, потому что «двоек» по музыке не бывает, пришлось исправить их на «тройки». Так у Вашего сына и вышла «тройка» в четверти. И «четыре» за год. Как мне кажется, с «колов» до четверки — это и без того потрясающее преувеличение. Чего Вы еще от меня хотите?
— Ну, дайте ему еще какое-нибудь задание, — подумав немного, потребовала женщина. — Это же просто урок музыки, не физика какая-нибудь.
— Извините, — покачала головой Марина, проглотив очередное оскорбление любимого предмета. — Учебный год завершен, отметки выставлены. Если Ваш сын очень много болел в этом году, подойдите со справками к завучу и поговорите. Я, честно говоря, даже не знаю, можно ли еще что-то исправить. Возможно, уже нет.
— Но журнал же электронный, — не поняла женщина. — Исправил — и все.
— А сводка по нему — бумажная. Распечатывается, подшивается и заверяется печатью в определенный день года, — сказала Марина, которая на самом деле не знала всех тонкостей финального оформления бумаг, но предполагала максимально серьезную форму.
— Марина Игоревна, ну пойдите навстречу! — взмолилась женщина, поняв, что проиграла раунд, но еще надеясь на победу в итоге.
— Послушайте, сдалась Вам эта «тройка», — устало вздохнула Марина и потерла дергающуюся венку на виске. — Ну, испортила она мальчику годовую. Но он всего в пятом классе, и годовая — «четыре». При желании еще сто раз все исправит и с золотой медалью школу закончит!
— Вы не понимаете! Это ярлык! — всплеснула руками женщина. — «Тройка» — это навсегда. Один учитель «тройку» поставил — все поставят! И все, аттестат испорчен!
Марина тупо уставилась на эту озабоченную мамашу. Потом на хмурого ребенка.
— Это твоя первая «тройка» за четверть? — спросила его Марина.
Пацан честно покачал головой.
— Математику мы уже исправили, — заверила Марину женщина, поняв, что сын ее «сдал». — И русский тоже. А по литературе нам задание дали, на неделе доделаем.
Марина снова глянула на парня. Тот уныло смотрел на детскую площадку, видневшуюся неподалеку. У бедного Сережи явно поперек горла уже стояли все эти исправления и доделывания.
— Отстаньте от ребенка, а? — неожиданно для самой себя сказала девушка, хотя никогда прежде не позволяла себе подобного вмешательства в семейное воспитание. — Пусть мальчик учится так, как может.
— Вы точно учитель? — женщина еще сильнее выпучила глаза, став похожей на кошку, пыжащуюся на лотке. — Вы вообще слышите, что говорите? У него «тройки». «ТРОЙКИ»! Как он будет в институт поступать?
— Да не нужен в институте школьный аттестат, — почти со стоном сказала Марина. — Там знания нужны, а не отметки. Будут знания — пробьется Ваш парень и с «тройками». А нет знаний — и «золотая медаль» не поможет.
— Сережа, не слушай ее! — обернулась к сыну женщина, схватила его за плечи и встряхнула, обращая внимание на себя. — Ты поступишь в ВУЗ! Точно поступишь! Я тебе не дам пойти по стопам отца! Посмотри на своих родителей: у нас не было высшего образования. Мы пашем на заводе, как лошади. Ты тоже так хочешь? Уверена, что не хочешь!..
Марина уныло уставилась на этих двоих. Вот она, преемственность поколений в действии. Прямо сейчас на ее глазах из здоровой маленькой личности формировали морального калеку с пониженной самооценкой и акцентуацией на получении «вышки».
Сейчас его научат, как «выбивать» себе пятерки, как клянчить и выискивать лазейки. Научат ругать учителей, начальников, правительство, вешая на них вину за собственные неудачи. Научат жить ради великой цели, которую он даже не сам выбрал, отдавая все свое свободное время и здоровье на ее достижение.
«Да пошло оно все», — вздохнула Марина, махнула рукой на этих двоих и поплелась прочь с территории школы, с трудом передвигая ноги под свинцовым грузом апатии. Где-то в глубине черепной коробки внутренний голос радостно скандировал «Бежим! Бежим!». Но дурацкая апатия уже взялась за свое, и Марина с трудом дышала и едва передвигала отяжелевшие ноги.
Желание куда-то идти и что-то делать пропало. Пропал страх, пропал стыд. В голове стало пусто, и захотелось сесть на скамеечку и уронить лицо в ладони.
«Бляха муха, Марина, не сдавайся! — прорвался к ней внутренний голос. — Мы почти вырвались отсюда. Только не проваливайся в апатию, только не поддавайся! Поори на всю улицу, проревись, если надо, но взбодрись! Давай свалим из этого болота! И вообще: ща охранник в полицию звякнет, и тебя заметут по горячим следам как минёра».
Это был серьезный аргумент, сразу нервно кольнувший сердце. Марина через силу заставила себя идти чуть быстрее и выпрямить спину.
«Давай-давай! — подбодрил ее внутренний голос. — Ползи, улитка, не сдавайся! До ближайших кустов, а там — фьюить! — и мы далеко от всего этого».