— Не знаю, — пожала плечами Флокси. — Раз в пару лет. Но Вы не беспокойтесь, он животными обходится. Овцы какой-нибудь или козы ему будет достаточно.
— А Персиваль? — уточнила Марина.
— А что Персиваль? — не поняла феечка. — Он вырос уже. Почти. Ему Вашу кровь пить без надобности. Да и смысла нет: тут неподалеку одна стая вампиров есть. Они взрослые, если что — подкормят его.
— Чем? — настороженно спросила Марина, уже представив себе мрачный замок с пирующими в нем клыкастыми личностями.
— Собой, разумеется, — удивилась Флокси.
— Не поняла, — оторопела Марина.
— Ну, у них сила в крови разлита, — пояснила Флокси. — Они ею при необходимости друг с другом делятся: с больными или детьми. На то и клыки с рождения: молоко пьют, а заодно и кровь. Из-за этого про них дурное и говорят. А так они на людей не нападают никогда. Если только с большой голодухи.
Марина представила себе такую зубастую кроху. Прелести кормления грудью показались ей вдвойне сомнительными при таком раскладе.
— И что, малыши прямо всякий раз мать кусают? — не поверила она. — До крови?
— Ну да, — ответила Флокси. — И мать, и отца, и вообще любого взрослого родственника, который их на руки берет. Да Вы не переживайте, у вампиров регенерация высокая: все заживает моментально. Для этого им сила и нужна. Без магических сил они обычные люди.
— Вот шакал! — неожиданно вырвалось у Марины. — А зачем он мне тогда про ритуальный нож вещал? Говорил, что все ему опасны, что защищаться надо. А сам почти неубиваемый!
— Вообще-то очень даже убиваемый: надо просто побольше отрезать, — совершенно обыденным тоном пояснила Флокси. — Если только руки-ноги повыдирать, они не сразу, но отрастут. А если вместе с ними еще внутренние органы вырвать, то все, хана. Больше часа без сердца даже вампиры не живут.
Марина уставилась на феечку в немом неприятии: сегодня образ золотистого ангела как никогда прежде не вязался с тем, о чем девочка так спокойно говорила.
— Кстати, если Персику руку переломать, а потом сложить зигзагом, она так и срастается, прикиньте? Чтоб нормально срастить, переламывать надо, — совершенно не заметив пораженного вида Марины, продолжила Флокси. — И если ему кожу с ладоней содрать и связать их вместе — тоже срастаются. И нога с рукой может срастись. Говорят, даже одного вампира с другим срастить можно. В колонии мужики как-то пытались Персика с одним стариком напополам срастить: чтоб одно тело и две головы. Но что-то не получилось, и старик умер.
Марина почувствовала, что ее мутит.
— А про нож он Вам не врал, — заверила ее Флокси. — Нож и правда ритуальный: свадебный. С его помощью пара вампиров на свадьбе кровью обменивается. Раньше в шею друг друга кусали, но одежда пачкалась. Теперь просто ладони режут и в чаше кровь смешивают. Хотя Персик, было дело, им вообще не по назначению пользовался: червей вырезал. Это уже после колонии было: ему надсмотрщик на прощание их насовал в брюшину. Хотел посмотреть, срастется обратно с червями внутри или нет. Персик тогда много крови потерял: до сих пор бледный. Марина Игоревна, куда Вы?
Ее тошнило долго и мучительно. Любопытные магики, выскочившие было за ней следом посмотреть, куда это понесло их учительницу, деликатно оставили ее одну, поняв, что ни их помощь тут не требуется, ни любопытство.
Марина долго не могла прийти в себя. Рассказ Флокси был чудовищным и сам по себе. Но куда ужасней была обыденность, с которой девочка обо всем этом рассказывала. Интонации были примерно те же, как у парней, хваставшихся шрамами.
«Психика детей пластична, — напомнил ей внутренний голос. — Ты зря переживаешь. Это единичный эпизод насилия всегда травмирующий. А если его повторять снова и снова, то психика адаптируется, принимает насилие как нормальную часть жизни…»
«Ты что, издеваешься⁈» — возмутилась Марина.
«Нет, я просто объясняю тебе, почему они кажутся нормальными, — спокойно ответил внутренний голос. — Вот в прошлых веках баб замуж против воли выдавали. Это насилие? Насилие. Но ничего, привыкали со временем. Это называлось „стерпится-слюбится“. Человек вообще ко всему привыкает, если повторять».
«Заткнись», — отрезала Марина. Она не хотела сейчас философских бесед о нормальности ненормального. Ей хотелось взять в руки тот самый ритуальный нож и пойти порезать всех, кто смеет насаждать это самое «нормальное».
«А вот это уже неправильно, — осудил ее внутренний голос. — Насилие порождает насилие. Месть приведет лишь к новым невинным жертвам. Бог учит принимать страдание и прощать насильников: ведь их тоже когда-то кто-то обидел. Это единственный способ разорвать замкнутый круг».
Но Марина вдруг неожиданно поняла, что она — не верующая. Не может через себя переступить и просто простить людей, так измывавшихся над несчастным подростком. И пусть ее душа горит в аду, но если она вдруг еще хоть раз в жизни встретит садиста, издевающегося над детьми, то все сделает, чтобы вернуть ему жестокость сторицей.
«Я всегда знал, что ты — кровожадная тварь, — хмыкнул внутренний голос. — Хочешь масла в огонь подолью?»
«Нет», — отрезала Марина.
«А я подолью, — хищно ухмыльнулся ее незримый собеседник. — Персик наверняка не один такой. Просто теперь ты знаешь часть его истории, вот тебе и плохо. Но в твоем классе еще много ребят, кто прошел через колонию, не обладая физической силой, чтобы защититься. Да и те, кто защититься мог, почти наверняка огребали за это уже от охранников. И сдается мне, Ксавьера в колонию позвали не просто так, а потому что там творилось настоящее безумие».
«Тебе какими словами сказать, чтоб заткнулся?» — с намеком спросила Марина.
«… И это я еще не напоминал тебе, что до колонии у каждого из них было: ненависть, агрессия, выживание из дому, издевательства, избиения, смерть друзей и близких, изнасилование солдатами…».
— Прочь из моей головы! — Марина сжала виски.
— Кхм, — раздался рядом с ней сдержанный голос Ксавьера. — Я только что корпус проверил. Дымом не пахнет, можно возвращаться.
Марина вздрогнула и неловко покосилась на мужчину: он опять стал свидетелем ее разговоров с самой собой.
«Успокойся, — сказал ей внутренний голос. — Судя по виду Ксавьера, он в своей жизни навидался такого, что твоя придурь его вряд ли волнует».
— Ксавьер, будьте так любезны, отведите ребят домой, — попросила она. — Я… подышу еще немного и присоединюсь к вам.
— Да, конечно, — он сдержанно кивнул, будто дворецкий из фильмов о британских лордах, и оставил ее.
«Друг мой, можно тебя на минутку?» — сдержанно попросила она внутреннего собеседника, когда Ксавьер скрылся за дверью.
«Я весь внимание», — с охотой отозвался тот.
«Кончай портить мне жизнь, а?» — без особой надежды попросила Марина.
«Кто кому портит, — фыркнул внутренний голос. — Я твои нереализованные желания. Твоя интуиция, твои страсти и тайные мысли. Со мной ты жопой чуешь неприятности. Со мной ты хоть как-то способна разобраться в себе и не чувствуешь себя одинокой, даже когда на фиг никому не нужна. А кто ты без меня? Синий чулок и неудачница».
«Ты все прекрасно понял», — не дала она себя заболтать.
«Да понял я, зануда, — угрюмо ответил голос. — Все, ухожу и не вякаю».
Марина тяжко вздохнула. Пора было возвращаться в корпус.
— Я убью тебя, Леам! — донесся до Марины разъяренный юношеский крик одновременно с грохотом ударившейся о стену двери класса.
Девушка вздрогнула и не сразу сообразила, где находится и что происходит. Буквально час назад она вернулась в свою комнату, обнаружив в ней абсолютно нежилую промозглую атмосферу: дым-то выветрился, а вместе с ним и тепло. Стены дышали холодом, и казалось, будто снаружи теплее, чем внутри.
Марина сначала пыталась согреться чаем, потом — одеялом. А потом незаметно пригрелась и задремала. Сквозь сон она слышала голоса в аудитории. Но интонации были деловыми и ее сну не мешали. Они сопровождались позвякиванием стеклянной посуды, побулькиванием, приятным потрескиванием и прочими убаюкивающими звуками алхимической деятельности. Потом и вовсе все стихло. И вот теперь ни с того ни с сего раздался этот дикий крик.
Марина села на диване, потирая глаза.
— Где ты, сволочь? — снова донеслось из коридора, и бахнула еще одна дверь.
— Ты че орешь, придурок? — раздался возмущенный голос Криса.
— Леам, тварь ушастая, ты что натворил⁈
Марина вздохнула. «Тихий час» кончился, пора было возвращаться к работе. С некоторых пор разбор мелких конфликтов и создание приятной атмосферы в коллективе стали казаться ей куда важнее, собственно, уроков. Тем более, что ей отчего-то пока так и не удалось провести ни одного полноценного урока: то комиссии, то Игрища, то болезнь, то бык с привязи сорвался, то Поморник чихнул на сушившееся во дворе белье…
Зябко поежившись, Марина выругалась на нелетнюю погоду и поплелась смотреть, за что они там убивают друг друга в этот раз.
— Это была моя любимая сорочка! — убивался Уильям, демонстрируя белое пятно на синей ткани.
— А я-то тут причем? — возражал Леам. — Кто виноват, что ты фартуками не пользуешься?
— Тебя просили сделать обычный клеевой состав, — закатив глаза, говорил Уилл. — Простейшее. Банальнейшее. Детское зелье. Что это за ослиная моча⁈
Он снова возмущенно подергал себя за пятно на рубашке.
— Что не так-то? — смутился Леам. — Я по рецепту делал. Все ингредиенты отмерил.
— А базу? — цыкнув, спросил Уилл. — Ее отмерял или на глазок лил?
— А ее-то зачем? — не понял эльф. — Там в качестве базы вода — выкипит, и все загустеет.
— Это клеевой состав, дубина! — Уилл едва сдержался, чтобы не огреть одноклассника по башке. — Если ты будешь его варить, он у тебя уже в котле схватится. Или на моей сорочке!
— Что происходит? — со вздохом спросила Марина, появляясь в дверях комнаты «Мозговитых», где распинался юный маг.