— Этот гад мне сорочку испортил! — тут же принялся жаловаться Уилл. — Я делал сигналку, Леаму доверил клей сварить — детское задание, ей-богу! Свое я закончил, пошел за клеем. Подошел, смотрю — кипит. Прямо бурлит и брызгается! Даже сделать ничего не успел, как прилетело. И горячо, между прочим! Ты о технике безопасности вообще слышал? Оставил зелье и ушел!
На последних фразах он снова развернулся к эльфу и потряс в воздухе руками.
— Ну, извини, — наконец, признал свою вину Леам. — Я не подумал.
— Да ты вообще никогда не думаешь! — возмутился маг. — Наварил дряни. Я ее уже и всеми видами растворителей попробовал, и жаром, и холодом — ни фига не берет!
Марина глянула на испорченную сорочку. Действительно, вокруг пятна виднелись следы многочисленных воздействий: ткань там размахрилась и поменяла цвет, будто ею долго терли об асфальт. Зато пятно было идеально гладким и белым.
— Ну, возьми какую-нибудь мою рубашку, — предложил Леам.
— Ты что, издеваешься? — скривился Уилл. — Да я в жизни не надену вещь магика! Иди, блин, выливай эту парашу и вари клей заново, придурок. Только реактивы почем зря извел.
— А может, не надо выливать? — неожиданно предложила Марина.
Парни уставились на нее.
— Леам, помнишь, ты говорил о побочках? — сказала девушка. — Мне кажется, отличная побочка. Клей, может, и не получился, но краска вышла просто супер-устойчивая.
— Тогда пусть идет и красит, что надо, потому что к утру эта дрянь так и так схватится, и котел можно будет выбрасывать, — сказал Уилл.
— Я сама покрашу, — заверила их Марина. — Возьмите в подвале другой котел и варите новое зелье. С этим я разберусь. Крис!
— А? — вскинулся демон, наблюдавший за перепалкой, как за теннисным матчем: и тебе шоу, и разминка для шеи.
— Собери у всех плащи — ну, мантии, которые мы шили — и отнеси в класс, они мне понадобятся, — сказала Марина. — Ксавьер?
— М? — мужчина, привычный к вечным перепалкам своих соседей по комнате, только сейчас соизволил отреагировать и поднять глаза от книги.
— Мне, наверное, нужна будет Ваша помощь, — смущенно признала Марина. — Если не трудно, подойдите минут через пять в аудиторию.
Ксавьер лишь удивленно поднял бровь. Зато Крис, Леам и Уилл едва заметно обменялись взглядами.
— А Вы не перебарщиваете? — уточнил Ксавьер, наблюдая, как Марина старательно, высунув кончик языка, выводит сложную завитушку «имперских рун».
— Не знаю, — честно ответила она. — Но последний выход класса напоминал парад монахов.
— Боюсь, с такой отделкой мы еще больше будем напоминать монахов, — с сомнением протянул мужчина, разглядывая дело ее рук. — Похоже на молитвенную вязь.
Марина тоже отодвинулась от работы и окинула ее взглядом. Имперские руны, пущенные по краю плаща, действительно выглядели, как молитва-оберег, в то время как содержали в себе всего четыре слова: «Академия магии. Класс музыки». Марина пустила этот текст по краю, как орнамент, и затейливые имперские руны, нанесенные креативной краской Леама, пришлись как нельзя кстати: выглядели, будто цепочка завитушек.
Идея соединила в себе сразу несколько мыслей: что выбрасывать хорошую краску жалко, что каллиграфию надо отрабатывать и что черные плащи — слишком жуткие, и даже белые завязки их не спасают.
Впрочем, с пронзительно-белой краской на фиолетово-черном фоне проблема жутковатости сменилась на проблему вычурности: уж очень контрастное получилось сочетание. Оно могло бы выглядеть агрессивным, но изящная форма местных «вежливых» букв немного сглаживала эффект, делая текст неким подобием кружевной отделки.
— Э… ну да, странновато выглядит, — признала Марина. — Но ведь лучше, чем было, правда?
Ксавьер вежливо промолчал, чтобы не разочаровывать даму.
— По крайней мере, теперь на магиках будет маркировка, — смущенно продолжила защищать свою идею Марина, уже понимая, что чуток перегнула палку.
— Мы и без этого неплохо бросаемся в глаза, — напомнил ей мужчина.
— Да, но теперь видно, что мы не просто уличные попрошайки, а часть серьезной организации, — возразила Марина. — А когда люди видят за человеком Организацию, они непроизвольно проецируют на него репутацию организации и лучше к нему относятся.
— В обратную сторону это тоже работает, — заметил Ксавьер. — Если кто-то из магиков начнет чудить, не снимая плаща, влетит за это Актеллию Денебу.
— Ну, значит, будем следить, чтобы они вели себя хорошо, — пожала плечами Марина. — Введем «правило плаща»: надел — не позорься.
— Они тогда их носить откажутся, — не смог не отметить Ксавьер.
— А вот это уже вопрос единства, — уверенно возразила Марина. — Тот, кто гордится своей школой или классом, гордится и формой, какой бы она ни была.
На это заявление Ксавьер ничего не ответил, лишь едва заметно пожал плечами.
— Я показал Вам, как пишутся нужные слова, — сказал он после некоторой паузы. — От меня еще что-нибудь нужно, или я могу идти?
— Вообще-то, я надеялась, что Вы поможете мне с оформлением плащей, — призналась Марина. — Отработка каллиграфии — это, конечно, хорошо… Но, боюсь, я с этим всем до утра провожусь. Как бы краска не схватилась раньше времени.
Ксавьер вздохнул и потянулся за второй кисточкой.
…
Некоторое время они работали в полной тишине, думая каждый о своем. Марине такое молчание казалось дискомфортным. У нее было субъективное ощущение, что у Ксавьера неестественно широкая личная зона — около трех метров во все стороны. Попасть в этот радиус было примерно тем же, что в плотно набитом автобусе прижиматься всем телом к случайному попутчику: не запрещено, адекватно ситуации, но все же неприятно.
Сейчас, увы, была похожая ситуация. Причем инициировала ее сама девушка, и теперь ей было за это вдвойне неловко. Хотелось разрушить дискомфорт каким-нибудь рабочим разговором, но в голову почему-то лез только один вопрос: есть ли уже в этом мире понятие фондовой биржи?
Зачем ей была нужна эта информация — непонятно. Но внутренний голос приспичило выяснить именно этот никчемный вопрос и вот прямо сейчас, так что вместо помощи в выборе нейтральной темы для разговора он ушел в себя и размышлял о бессмысленном.
Так что когда спустя пару минут Марина услышала какие-то шорохи за дверью аудитории, она почувствовала облегчение: вот сейчас они с Ксавьером послушают, о чем ребята говорят, и тоже это пообсуждают к взаимному психологическому комфорту.
Она навострила ушки.
— Ну, что там? — раздался из-за двери нетерпеливый шепот. — Слышно что-нибудь?
— Неа, тихо все, — ответили ему. — По-моему, в классе никого нет.
— Да я сам видел, как туда сначала Малинка зашла, а потом он! — уверенно сказал первый голос. — И пока ни один из них не вышел.
— Если б они там были, они бы разговаривали, — возразил второй голос.
— Знаешь, для некоторых вещей разговоры — это даже лишнее, — ответил первый.
— Если б они занимались этими самыми «некоторыми вещами», слышно было бы еще лучше, чем разговоры, — парировал второй.
— Ну, может, они тихо умеют, — возразил первый. — Почему-то же никто их не ловил вместе до того поцелуя. Леам, у тебя острый слух. Слышишь что-нибудь?
— Ребят, пойдемте отсюда, а? — ответил шепотом эльф. — Чем бы они там ни занимались — это не наше дело.
— Да в смысле не наше? — возмутился первый голос. — Малинку сегодня тошнило — все видели. А что, если она через девять месяцев нас оставит? А то и раньше. Блин, вместо нее ведь никого не найдут! Кто еще такой чокнутый, чтобы в классе магиков преподавать? Или думаешь, она с ребенком на руках уроки вести будет?
— Слушай, они знакомы всего несколько дней, — заметил Леам. — Не успели бы просто, так что не сочиняй и пойдем отсюда.
— Я хочу знать точно, — возразил первый голос. — Мне надоело гадать и слушать девчачьи сплетни.
Марина непроизвольно покраснела. Она будто кожей почувствовала на себе взгляд Ксавьера, но побоялась посмотреть в ответ. Это была ее вина, что Ксавьеру пришлось попасть в неловкое положение и стать объектом сплетен. Но просто выйти и сказать ребятам «Между нами ничего нет», увы, было недостаточно. Оставалось только ждать, когда же им надоест эта игра.
Ксавьер неожиданно встал, сделал несколько стремительных шагов и резко открыл дверь.
Бух!
— Уй! — зашипел Крис, потирая лоб.
Марина увидела, как из темного проема на нее пялятся перепуганные, но все же горящие любопытством глаза пяти магиков. А то и шести, если где-то среди них был Денеба.
Ксавьер не произнес ни слова. Он просто посмотрел на «слухачей», и сплетников как ветром сдуло — только тапки по голым пяткам зашлепали.
— Я, пожалуй, оставлю дверь открытой, — невозмутимо сказал мужчина. — А то что-то душновато стало.
Марина неловко покивала: пожалуй, продемонстрировать всем, что они тут именно делом занимаются и ничего не скрывают, было лучшей идеей.
Ксавьер сел на место, взял кисточку, и снова установилась гнетущая тишина, когда два совершенно чужих друг другу человека находятся неестественно близко и старательно делают вид, что это не так.
— Ксавьер, а может, расскажете мне что-нибудь о своей родной стране? — наконец, насмелилась Марина первой перебросить трос через эту пропасть.
— Я не люблю вспоминать прошлое, — ответил мужчина, и трос, печально звякнув крюком, ухнул вниз. — Это вызывает во мне агрессию, а та, в свою очередь — бессонницу.
— Ну, можно ведь вспоминать что-нибудь хорошее, — попыталась сгладить неловкость Марина. — Что-то из детства: во что Вы любили играть, в каких местах бывали, какое у вас было любимое блюдо…
Мужчина задумался, явно вглядываясь в глубины памяти. Но затем покачал головой.
— Не хочу об этом думать, — сказал он, слишком резко откладывая готовый плащ и берясь за новый.
— Почему? — удивилась Марина, искренне не понимая, как предложение рассказать что-нибудь светлое о детстве может вызвать такую негативную реакцию. Бывает, конечно, что детство у человека такое, что только вздрогнуть и остается. Но даже в таком случае люди все равно запоминают хорошее, и плохое всплывает, только если специально расспрашивать. Но разве она задала конкретный вопрос?