Марина только охнула, глядя, как виновато расчехляются еще и валькирии. Куча на невидимых руках все росла и росла. Не поучаствовал в «расчехлении» только Леам. Судя по виду эльфа, он был ни сном ни духом о сговоре, и сейчас сам пребывал в ужасе от поступка друзей.
«Вы что, издеваетесь?», — хотела было простонать девушка, но сдержалась: а вдруг в следующий раз ребята решат ее «не расстраивать» и не признаваться в злодеянии?
— И как это возвращать? — кисло спросил Денеба, заваленный ворованными вещами.
— Как взял, так и возвращай — молча, — велела Марина, обращаясь к пирамиде висящих в воздухе мелочей — от шелковых лент до сушеной рыбы.
— Ну бли-и-ин, — простонал невидимка. — Ну че началось-то?
— Денеба! — в голосе Ксавьера настолько явственно послышался рык, что Марина даже обернулась глянуть — не превратился ли он, часом, в волка или еще кого похуже. Но нет, мужчина сохранял человеческий облик и невозмутимое выражение лица. Только желваки чуть поигрывали, да взгляд стал непривычно жестким. Похоже, и его в кои-то веки проняло.
— Да понял я, понял, — буркнул Денеба, и наворованные вещи поплыли в обратную сторону. Марина проводила их задумчивым взглядом.
— А сладости будут? — заискивающе поинтересовался Крис, когда с той стороны стали доноситься изумленные возгласы обворованных лавочников. — За честность.
— Честность должна быть неотъемлемым свойством человека, а не объектом торговых отношений, — уверенно постановила Марина. Подумала и добавила: — Но в качестве поощрения за выбор честного пути… да, будут.
Крис осклабился, а сестры дали друг другу «пять».
Марина подошла к прилавку и принялась указывать на самые, с ее точки зрения, любопытные сладости. Лавочник, ставший невольным свидетелем воспитательного процесса, серьезно растерялся и понимал ее не сразу. Видно было, что у него на языке вертится уйма вопросов, но задать их людям, перед которыми возвращают наворованное отпетые уголовники, ему было боязно.
— Сколько с меня? — спросила Марина, наконец, запуская руку в возвращенный кошелек.
— Одна Монета и пятнадцать «чешуек», — наконец, обрел дар речи лавочник.
— Э-э… — Марина чуток растерялась и повернулась к Ксавьеру, демонстрируя ему несколько монет так, чтобы они были не видны лавочнику.
— Это Монета? — шепотом спросила она у мужчины, указывая на один из кругляшиков.
— Нет, это Голова, — негромко и укоризненно ответил Ксавьер. — Леди Калинина, я же просил Вас не брать с собой крупные деньги.
— Я взяла только чуть-чуть, — сказала Марина, ежась от этого обращения, но все же принимая его как необходимое при незнакомых людях. — Разменять-то пока негде.
Она взяла одну монетку, показала ее лавочнику и спросила:
— С Головы сдача будет?
— С утра в будний день? — кисло ответил вопросом на вопрос лавочник.
Ксавьер вздохнул и полез во внутренний карман своего пиджака или, скорее, сюртука.
— Я вот одного не понимаю, — негромко и почти ворчливо пробормотал он. — Почему щедрость проявляете Вы, а платим за нее мы оба?
— Вы не обязаны, — попыталась было остановить его она, но мужчина уже протянул лавочнику деньги.
— Вы тоже, — сказал он Марине, рассчитавшись. — Зачем вы тратите на них деньги?
— Я так поняла, сумма невелика, — пожала плечами девушка, беря сверток с товаром и сразу принимаясь раздавать сладости. Ребята, как маленькие, едва не заплясали на месте.
— Дело не в сумме, — сказал Ксавьер.
— Как раз-таки сумма имеет значение, — уверенно возразила Марина. — Процентов пять каждый человек вполне может пустить на благотворительность — даже не заметит этого.
— Регулярно давать деньги бродягам — дурная стратегия для обеих сторон, — строго сказал мужчина. — Люди слишком легко привыкают к халяве, забывая даже поблагодарить благодетеля.
— Вы совершенно правы, — кивнула Марина. — Но я дарю не деньги, а внимание, заботу. И не чужим людям, а тем, чье будущее взялась обеспечивать.
— Они сядут вам на шею, — предрек Ксавьер.
— Они будут знать, что не весь мир и не все люди — уроды, — уверенно заявила Марина.
— Последний раз я слышал что-то подобное от отца, — Ксавьер глянул на нее исподлобья. — А на следующий день его повесили за заботу о магиках.
— Это война… Это другое, — забормотала Марина, не ожидавшая подобной откровенности.
— И все равно я Вас не понимаю, — продолжил Ксавьер. — Кто они Вам?
— Мой класс, — не без гордости ответила девушка.
— Класс, — он фыркнул. — Через пару лет они выпустятся и забудут о Вас.
— Значит, я плохо работаю и заслужила это, — пожала плечами Марина.
— Даже если кто-то и будет вспоминать с благодарностью, Вы от этого ничего не получите, — заметил Ксавьер.
— Я и не жду, — спокойно отразила Марина и эту подачу. — Ксавьер, похоже, Вы не понимаете роль учителя в жизни общества.
— Может быть, — поджав губы, сказал мужчина. — Но это выглядит как бессмысленное самопожертвование. Героизм, который даже в песнях не прославят.
— Вот это уже не ко мне претензия, — Марина развела руками, а потом вдруг спохватилась и вытянула из кошелька монетку. — Возьмите. Разменяйте, пожалуйста, и держите при себе на экстренный случай.
Она подала ему одну Голову.
— У меня свои есть, — попытался отказаться Ксавьер. — К тому же, брать деньги у женщины, даже не выполняя для нее никакой работы — это неприемлемо.
— Я не Вам их даю, — пояснила Марина. — Точнее, часть просто возвращаю, а часть передаю старосте класса на экстренные нужды этого самого класса. Вдруг в мое отсутствие лекарства понадобятся или еще что-то важное?
— Вы опять это делаете, — Ксавьер вздохнул, но все же взял монету. — Опять вкладываете в свой класс свои личные средства.
— Я не чувствую, что имею право на эти деньги, — призналась Марина скорее себе, чем Ксавьеру. — Я еще ни одного урока толком не провела.
— А по-моему, уроков было уже больше десятка. Просто не тех, — заметил Ксавьер. — Впрочем, дело Ваше. Кто я, чтобы критиковать?
— Авторитет? — хмыкнула Марина и тут же заткнула себе рот местной сладостью: и без того слишком много они уже наговорили подле развешенных ушей юных магиков.
Со сладостями прогулка стала еще приятнее, и Марина вдруг впервые начала получать удовольствие от похода за покупками. Навязчивые лавочники лезли со своими предложениями не к ней, а к Ксавьеру, а глазеющие на них прочие покупатели разглядывали по большей части магиков и их броские плащи. Доставалось внимания и Марине, но, видно, ее форма здесь была вещью привычной. Более того — символом достойного человека. Так что на нее поглядывали хоть и с любопытством, но все же с уважением.
Бродя среди рядов, Марина остановилась у лавки предсказательницы. Нет, она не верила во всякую изотерическую чушь. Просто эта лавка так разительно отличалась от прочих в лучшую сторону, что Марина как ценитель прекрасного просто не смогла пройти мимо.
— Бирские шелка, — понимающе прокомментировала ее восхищенный вздох хозяйка лавки. — Подарок одного южного князя. А это ловец ветров — редкая вещица. Приятный звук, правда? А у этих бус удивительная судьба. Точнее, у их бывшей хозяйки.
— Так вы коллекционер? — удивилась Марина, подумав, что, наверное, обозналась, сделав вывод о предназначении лавки по одному лишь магическому шару в центре стола.
— Нет, я гадалка, — улыбнулась ей пожилая женщина в красивом наряде. — Присядешь?
— Ой, извините, я не верю во все это, — торопливо отказалась Марина.
— Знаю, — улыбнулась женщина. — Присесть предлагаю, потому что у тебя ветошь к каблуку прицепилась.
— Ой, и правда! — всплеснула руками Марина, обнаружив, что за нею тащится неприглядного вида мочалка, некогда бывшая куском ткани.
Гадалка хмыкнула и пододвинула ей табуреточку. Марина поблагодарила и присела. Табуреточка пришлась очень кстати: ветошь не просто прицепилась, а накрепко завязла в щели между каблуком и набойкой, и стоя Марине вытащить ее не удалось бы, а Ксавьер, за которого она могла бы подержаться, задержался у лавки с книгами.
— Ловко ты его к делу приставила, — неожиданно одобрила гадалка, глядя на мужчину. — Мне этот вариант будущего нравится больше всего. Лучше был только тот, где Империя расширилась и эльфийка на трон села. Но герцога жалко. Он гад, конечно, но человек все ж таки. Твой рукав будущего мне больше нравится: может, не так эпично, зато все живы и здоровы. Я в том числе.
— Что, простите? — растерялась Марина, отчаявшаяся выдрать волокна без потери набойки и потому потерявшая нить разговора.
— Да так, — отмахнулась гадалка, подавая ей ножницы, которые все это время лежали у нее на столе. — На, не порть обувь. Сапожник сегодня в стельку, так что лучше побереги набойку.
Марина благодарно приняла у женщины ножницы и одним щелчком отточенных лезвий избавилась от проблемы.
— Чаю хочешь? — неожиданно предложила гадалка, наливая травяной отвар в чашку, что стояла здесь же.
— Вы меня простите, — смутилась Марина, поняв, что ее очень талантливо заманивают на сеанс предсказания. — Но я же сказала, что не верю в эзотерику.
— Это просто чай, — улыбнулась женщина, как будто ожидавшая этого ответа. — Я не собираюсь раскладывать карты, страшно смотреть в глаза и на линии руки, а также бухтеть над магическим шаром. Не с тобой, по крайней мере.
— Но Вы все же явно пытаетесь меня задержать в этой лавке, — заметила Марина.
— Ну да, — не стала скрывать женщина. — Потому что твой эльфенок там сейчас учится строить отношения с женщиной, и лучше тебе этих двоих пока не беспокоить.
Марина обернулась. Действительно: возле лавки с приборами для волос стоял ее Леам — дико смущенный и с розовыми ушами. Он что-то говорил, не поднимая глаз, а фигура в голубом плаще напротив кивала, слушая его лепет. Лица было не видно, но по отделке плаща, а больше того — по недовольно поджавшей губы компаньонке — было понятно, что эльф беседует с молодой и обеспеченной девушкой.