Демон потянулся вверх вслед за ухом, которое оттягивала вконец разозленная Марина.
— Знаешь, друг мой, — холодно сказала она, так же за ухо укладывая его на бок и доставая ушные капли. — Не наглей. Есть такое понятие — чаша терпения. Так вот, она у меня, конечно, огромная. Но если наглеть, то и моя чаша быстренько заполнится до краев.
— Больно же, с-с…! — не сдержался демон, хватаясь за пострадавшее ухо, стоило ей его отпустить.
— А мне, думаешь, нет⁈ — возмутилась Марина. — И вообще… Как-как ты меня назвал⁈
— Э-э-э… — подал голос Шессер. — Я, пожалуй, схожу до уборной. Шерман, тебе не надо? Могу проводить.
— Да-да, я тоже хочу, — торопливо поднялся с кровати сиреневоголовый парень, еще покачиваясь от слабости. Оба выскользнули из комнаты, торопясь поскорее уйти от конфликта. Дверь закрылась за ними.
Марина спохватилась и усилием воли заставила себя успокоиться.
— Неблагодарная ты сволочь, — процедила она, набирая лекарство в местный аналог пипетки.
— Зато я искренний, — презрительно процедил демон. — Говорю, что думаю.
— Ты не думаешь, ты лепишь все подряд, избалованный придурок, — сказала она. — Давай сюда свое ухо, лекарство закапаю.
— Кто придурок? Ты берега не попутала? Пошла вон! — демон отмахнулся, и с трудом отмеренные капли пролились на пол. — Не трогай меня своими грязными плебейскими руками!
— Так, — Марина снова постаралась успокоить себя усилием воли.
«Это просто ребенок. Большой, наглый, великовозрастный ребенок», — как мантру, медленно проговорила девушка в своей голове. Сделала пару глубоких вдохов, и ее немного отпустило. Она снова принялась отмерять лекарство.
Амадеуса тоже отпустило. То есть, от размахивания руками он снова перешел к словесным оскорблениям.
— Че он в тебе нашел? — цыкнул Амадеус, приняв вальяжную позу и уставившись на нее снизу вверх. — Как представлю, как наш Ксавьер тебя целует — аж противно. Плебейка, да еще и старая. Кажись, ему совсем крышу снесло в этом, мать его, Говнолаарде.
Амадеус презрительно сплюнул, едва не попав ей на форму.
Марина замерла на секунду, чтобы не психануть и не сломать случайно этот хрупкий прибор для набора капель. Демон явно пытался ее задеть. Но поддаваться на провокации обиженного жизнью подростка означало выставить себя полной дурой, так что она решила просто сосредоточиться на поставленной задаче.
«Согласен, Марин, не ведись, — поддержал ее внутренний голос. — Модька просто чем-то сильно расстроен. Налажал где-то, и теперь не желает в этом сам себе признаться. А в итоге клюет тебя».
Марина мысленно покивала. Однако проще от этого не стало. Стычки с подростками вечно возникали как будто на пустом месте — просто потому, что те сами не понимали, что с ними происходит. И каждый раз эти стычки были очень болезненными для обеих сторон. И только большой-большой педагогический опыт кричал Марине, что нужно сдержать эмоции.
— И учитель из тебя никудышный, — с дьявольской усмешкой добавил демон, чувствуя свою полную безнаказанность. Впрочем, вместо Марины его наказала судьба: судя по болезненным подергиваниям, после этих слов у парня ухо начало стрелять. Он прижал его рукой и непроизвольно застонал.
— Ложись на бок, — глухо велела Марина. — Лекарство закапаю.
— Ты мне не мамочка! — рыкнул демон и снова взвыл — агрессивный выпад только усилил боль.
Обиженный на такую подставу от судьбы, он страшно зыркнул на девушку, но спустя несколько секунд все же подставил больное ухо. Марина поднесла руку, отняла палец от стеклянной трубки, и порция лекарства пролилась, куда надо.
— Ай, холодное! — возмутился демон, снова хватаясь за ухо.
— А вот не оскорблял бы меня, я б погрела, прежде чем закапывать, — не удержалась от шпильки Марина, но сразу взяла себя в руки. — Не дергайся. Лекарь сказал, надо помассажировать, чтобы лучше затекло.
— Нет! Больно! — он закрыл ухо рукой.
«Да брось ты его, Марин, — воображаемо сплюнул ее незримый собеседник. — Лекарство закапала, дальше пусть сам. Пойдем отсюда».
Но на Марину ни с того ни с сего вдруг навалилась апатия, о которой она уже несколько дней не вспоминала. В ногах поселилась слабость, а желание куда-то идти и что-то делать пропало. Так всегда происходило с ней после сильного стресса. Похоже, Модька ее все же довел. Да, она знала, что он намеренно пытался сделать ей больно и потому говорил всякие гадости. Но какие же эти гадости, черт возьми, правдивые!
Преодолевая чудовищную слабость, она поднесла руку к уху демона.
— Нет! — он оттолкнул ее. — Не трогай меня!
— Ты хочешь, чтобы боль прошла или нет? — устало спросила девушка, которой уже было по-настоящему плевать на все эти оскорбления: апатия лишала ее всех эмоций, в том числе негативных. Что в этой ситуации, пожалуй, было даже к лучшему.
Амадеус подумал немного, цыкнул и убрал руку. Марина принялась осторожно массировать ухо, чтобы лекарство проникло глубже. В комнате установилась неприятная тишина.
— А знаешь что, Модька? — вдруг тихо сказала Марина. — Ты прав. Я глупая, несимпатичная и уже не молодая училка. Нет у меня ни высокого звания, ни таланта, ни даже большого состояния за душой. Всю жизнь пахала, как проклятая, и ничего не достигла. Одни вот такие насмешки все время собирала. Ну, что скажешь? Легко пинать тех, кто ответить не может, правда? Давай, добавь еще! Ты ж аристократ, ты особенный. На всех сверху глядишь и имеешь право.
Модька промолчал, морщась от болезненных постреливаний из-за массажа.
— Говоришь, я тебе ничего не сделаю? — с горькой усмешкой продолжила она. — И тут ты прав. Я беспомощна, как слизняк. Соплей перешибить можно, как говорится. Ни статуса, ни связей — ректор не в счет. Я даже вам ответить не могу — я слишком правильная, чтобы всех послать и жить счастливо.
— Вот только не надо давить на жалость! — сердито отозвался, наконец, Амадеус. Он попытался было подняться, но Марина прижала его к постели.
— Лежи так, а то лекарство вытечет, — предупредила она. — И не ходи никуда. Я сама уйду, раз так не нравлюсь.
Она поднялась и устало пошла к дверям. Все равно сказать ей было больше нечего. Да и незачем. И без того сказала больше, чем следовало.
— Стойте, — неожиданно окликнул ее Амадеус, не поворачивая головы.
Марина замерла, уже взявшись за ручку двери: к ней снова обращались на «Вы».
— Я… наговорил лишнего, — с неохотой признал демон. — Не все сказанное мной правда. И… у Вас руки мягкие… как у мамы…
Почти на полминуты в комнате повисла тишина. А потом Марина все же подала голос:
— Спи, — сказала она, вышла и закрыла дверь.
Глава 10
Наутро ей полегчало. Восполненный когда-то Ксавьером запас жизненных сил неплохо так позволял «перезагрузиться» за ночь, позволяя встать с пустой головой и прекрасным настроением.
Погода тоже радовала. Прогулявшись до будочки по утренним делам, Марина решила не ходить до умывальника, а умыться из дождевой бочки. Освежившись, она вдохнула полной грудью медовые ароматы цветущих луговых трав и замерла, наслаждаясь поцелуями утреннего солнца.
Швак! — донесся до нее свист топора, а следом за ним звук падающих полешек. Марина огляделась, желая понять, кто это в такую рань заразился трудовым энтузиазмом.
Энтузиазм напал на Ксавьера. Да как напал! Возле мужчины уже высилась приличная гора свежих поленьев, и приятный запах сосновой древесины расходился от нее во все стороны, придавая медвяному аромату трав особую нотку.
Швак! — снова впился колун в чурбак. Впился и застрял.
Марина попятилась, чтоб не смущать аристократа своим вниманием. Определенно, продвинутым навыком колки дров Ксавьер похвастаться не мог. Впрочем, и новичком в этом деле он явно не был — уже наколотая гора поленьев это доказывала.
Подняв колун над головой вместе с чурбаком, Ксавьер размахнулся и вдарил этой конструкцией по колоде. Колун продвинулся чуть глубже. Мужчина повторил операцию.
«А хорош все-таки», — восхищенно протянул внутренний голос, глядя, как ходят под кожей мышцы.
«Эй, ты куда смотришь!» — возмутилась Марина, всеми силами пытаясь отвести взгляд, но увы, отчего-то сегодня подсознание было сильнее.
«Он же не совсем голый, — пояснил свое самоуправство внутренний голос. — Только топ-лесс. Мужикам такое дозволяется, так что можешь любоваться в свое удовольствие».
Швак! — очередные кусочки чурбака полетели во все стороны. Ксавьер поставил новый. Швак! — коряво, но разлетелся и он.
«Пошли уже, не мешай человеку работать», — поторопила Марина свой внутренний голос, все еще не владея собственным взглядом.
Нет, она могла, конечно, отвернуться силой воли. Но мотивация была недостаточная. И на самом деле, мужчина, ранним утром в полуголом виде колющий дрова в окружении пасторального пейзажа, и правда вызывал какие-то приятные эмоции. Нет, не потаенные, на которых настаивал внутренний голос. А просто восхищение чем-то таким древним, естественным, по чему всегда скучала душа городской жительницы.
«Нет, ты глянь, какие ягодицы!» — восхищенно протянул внутренний голос, переводя взгляд Марины куда ниже спины мужчины.
«Так, ну все, полюбовался, и хватит, — Марина сурово пресекла несанкционированное разглядывание, которое явно вышло за нормы эстетического любования и упорно стремилось к статусу низменных эмоций. — У меня дел по горло».
«Какие дела, Марина? — возмутился ее незримый собеседник. — День потрясный, чурбаки у Ксавьера заканчиваются, во дворе нет еще никого — Поморник не в счет. Сходи на кухню, принеси мужику стакан воды. А там слово за слово и…»
«Мне нужно узнать, что там со средством от тараканов — это раз, — принялась перечислять Марина. — Нужно вернуть Мадиеру жаропонижающие — это два. Договориться с госпожой Эгнерцией насчет сестер — три. Попытаться выяснить, кто нас поджег — четыре. Проконтролировать чистоту приготовления завтраков, обедов и ужинов — пять. И, конечно, урок хоть один, наконец, провести».