— Чую, мне недолго осталось на этой должности, — пробормотал он.
— Мы защитимся как-нибудь, — пообещала ему Марина. — Модька ничего не совершил, правда. Он не успел — дурь я уничтожила. Они ничего не смогут доказать.
— Да как Вы не понимаете! — повысил голос ректор. — Дело не в том, выиграем мы суд или нет. Тут и без судов хватит причин для закрытия класса! Дело в том, что наши недоброжелатели все больше настраивают против нас общественность и герцогскую канцелярию в частности. Сам по себе факт судебного разбирательства уже будет работать против нас!
Марина смущенно потупилась: как бы ей ни хотелось оправдаться тем, что она только-только начала свою деятельность, но ведь Модька и правда отчудил, уже когда она взялась за этот класс. А значит, часть вины за произошедшее лежала и на Марине.
— Ладно, не берите в голову, — вздохнул ректор. — Я это затеял, мне и отвечать. Продолжайте свою работу спокойно. Вам в любом случае ничего не грозит. А если вдруг и будет грозить…
Он открыл секретер и взял оттуда что-то. Затем вернулся и протянул Марине… артефакт телепортации.
— На крайний случай, — пояснил он в ответ на ее недоуменный взгляд.
— Предлагаете мне сбежать, если все пойдет плохо? — укоризненно глянула на него Марина. — А как же дети?
— Эти дети почти все совершеннолетние, — напомнил старик. — Справлялись как-то до Вас, справятся и после. Берите.
Марина взяла. Не потому, что вдруг захотелось все бросить вернуться в родной, уютный мир, где козни и интриги — это просто фон, и никто за это не уволит и не закроет класс. А просто потому, что жизнь научила: свечка-спички-сухари должны быть у любого человека, будь он хоть президент.
Но все же, когда она взяла жестяную баночку, та как будто стала для нее символом. Символом трусости. И Марина торопливо сунула ее поглубже в карман, чтобы дома положить на дальнюю полку и никогда не вспоминать.
— А другие варианты для спасения в случае ЧП есть? — уточнила она. — Может, мы просто как-то не так смотрим на ситуацию? Ну, знаете, когда долго думаешь над одной и той же проблемой, взгляд просто замыливается, и человек не видит очевидного.
— Возможно, — подумав, признал ректор. — И как на Ваш свежий взгляд выглядит ситуация?
— Ну, — Марина смутилась. — Мы не нравимся преподавателям и студентам Академии — это раз. Общественность возмущена, что наше обучение оплачивается из кармана страны — это два. А третье… не вижу пока.
— Хм, — ректор сдвинул брови. — В принципе да, основных проблем всего две, остальные — производные от них.
— Ну, и тогда получается, что если нас просто «отодвинуть» от Академии и каким-то образом прилюдно объявить об отказе от имперского гранта, то нашим недоброжелателям будет просто незачем с нами бороться, — пожала плечами Марина.
— Другими словами, Вы предлагаете открыть отдельную школу, — переиначил ректор.
— Э… — Марина оторопела: она так далеко продумать мысль не успела. — А это возможно?
— Технически… — старик в задумчивости покусал губу. — Дипломные номера уже зафиксированы, ведь они совпадают с номерами личных дел. Я могу хоть прямо сейчас оформить восемнадцать дипломов, но они не будут иметь юридическую силу. Чтобы они стали действительными, с момента регистрации до выдачи должно пройти как минимум два года. И на момент выдачи их должны подписать четыре экзаменатора — четыре человека, которых официально приняли в Академию на должность преподавателя.
— А дядя Мадя может подписать? — подумав, спросила Марина. — В смысле, профессор Мадиер.
— Да, разумеется, — кивнул ректор. — Уход с должности по собственному желанию не лишает человека статуса преподавателя — в канцелярии это считается титулом.
— Тогда, получается, нам всего одного учителя не хватает, — заметила Марина.
— М? — удивился ректор.
— Ну, Вы же тоже можете подписать. И я могу, — пояснила свою мысль девушка. — Выходит, нужна четвертая подпись. Всего одного человека надо перетянуть на нашу сторону.
— А Вы и правда свежо мыслите, — подумав, признал ректор. — Пожалуй, подготовить дипломы заранее — это хорошая идея. Пусть себе лежат в корпусе два года, «дозревают». Но все же…
Он нервно постучал пальцами по столу, возле которого остановился.
— «Передвинуть» корпус вряд ли получится, — подумав, сказал ректор. — То есть, в теории, конечно, Вы с ребятами можете просто переехать. Но Вам вряд ли позволят оформить новое здание как школу — у Вас нет сторонников в герцогской канцелярии. Придется ехать за пределы герцогства и там выкупать землю и здание. А это такие астрономические суммы… Не думаю, что вы найдете тех, кто готов это профинансировать.
— А господин Гарден? — уточнила Марина. — Его внучка нас в гости позвала. Мне кажется, это семейство к нам расположено.
— Да, Гардены всегда отличались здравомыслием и тягой к равенству всех людей, — кивнул ректор. — Но при всем том уважении, которое испытывает к ним общество, они не владеют большими финансами. Да и рисковать, ввязываясь в авантюры, тоже не будут.
— Жаль, — вздохнула уже размечтавшаяся было Марина.
— Впрочем, дружба с ними — это хорошо, — одобрил ректор. — Все знают, что Гардены дурных людей не приглашают. Посетить их дом — это все равно, что получить печать «Одобрено Гарденами». Разумеется, все это неофициально, но в борьбе с негативным обликом Вашего класса определенно поможет.
Марина покивала, обдумывая сложившуюся ситуацию. И что-то ситуация виделась весьма унылой: если даже такой уважаемый человек со связями, как господин Гарден, не мог им помочь с финансами, то не стоило и надеяться как-то отделиться от Академии. Оставалось только терпеть и благодарить небеса за каждый день отсрочки.
— Не вешайте нос, — подбодрил ее ректор. — Уж пару лет как-нибудь продержимся. Формально мы ничего не нарушаем. Да и неформально тоже. Вон, как здорово комиссиям нос утираем.
— Но ведь кто ищет, тот всегда найдет, — напомнила Марина. — Даже если у нас нет ни одного нарушения, при желании их можно по-быстрому организовать. Как почти организовали нам поджог.
— Так ведь и защититься от этого можно по-быстрому, верно? У Вас это даже неплохо получается, — подмигнул ей ректор. — Хотите, открою Вам один жизненный секрет, который я раскрыл под старость лет?
— М? — Марина вопросительно глянула на старика.
— В жизни к успеху приходит не тот, кто вечно побеждает, а тот, кто никогда не сдается, — сказал он. — Не сдавайтесь, Марина Игоревна. Была бы цель, а средства найдутся.
Из ректорского кабинета Марина вышла, глубоко задумавшись. Наверное, поэтому и столкнулась на повороте с конеподобным учителем.
— Ой, простите! — первым принялся извиняться тот. — Я сегодня такой рассеянный.
— Не извиняйтесь: я тоже, — отмахнулась Марина и потерла лоб: грудь у этого коня в мантии была ну просто костяная, а рост у девушки как на зло — небольшой.
— Нет-нет, что Вы, это я виноват, — заверил ее мужчина и тут же принялся суетиться. — А Вы в столовую идете? Вообще-то, до обеда еще далеко. Хотите, погуляем немного по территории?
Он глянул на нее своими большими влажными глазами. Вежливая улыбка Марины слегка покосилась.
«Не, ну а что ты смущаешься? — хмыкнул внутренний голос. — Это ж именно то, о чем ты мечтала: тот самый зануда-импотент, с которым ты будешь жить душа в душу до конца своих дней. Соглашайся, давай. Походу, это твой последний шанс выйти замуж».
— Вообще-то, я иду в свой корпус, — осторожно, чтобы не обидеть чувства мужчины, ответила Марина. — Ходила к ректору побеседовать о финансах.
— А, понятно, — слегка погрустнел мужчина. — Ну, позвольте тогда хотя бы проводить Вас.
Марина напрягла мозг, чтобы придумать еще одну отмазку, но ничего достойного не придумалось. Пришлось согласиться. Конеподобный подставил ей локоть, и девушка с едва заметным вздохом за него ухватилась. Они пошли по галерее, кивая всем встречным: утренние занятия как раз закончились, и все вышли на перерыв.
Конеподобный был чрезвычайно доволен и чирикал без умолку — о своем предмете, который он любил без памяти, о том, какая это удивительная вещь — учитель-женщина, о своей матери, которая первой познакомила его с миром трав и их магическими свойствами, о научных теориях и своих спорах с другими преподавателями. Марина его не слушала — она размышляла о судьбе корпуса.
«Марин, а, Марин?» — напомнил о себе внутренний голос.
«Чего тебе?» — отозвалась она.
«А ты ради своего класса на что готова?» — спросил ее незримый собеседник.
«Давай сразу к делу», — сказала Марина.
«К делу так к делу, — беспечно ответил внутренний голос. — Тогда прильни к нему и начни поддакивать».
Он отослал ей мыслеобраз того, как это могло бы быть — как стопкадр из мыльной оперы.
«Чего⁈» — Марина аж в реальности выпучила глаза и уставилась на конеподобного, которого ей предложили в партнеры.
— Да-да, так и сказал: не собирают морольник в дождь, — подтвердил тот, видимо, подумав, что это реакция на его слова. — Ну, я ему, конечно, показал, как он был неправ…
«Так, поясни», — уже спокойнее обратилась Марина к своему незримому собеседнику, пока мужчина разливался соловьем о любимой науке.
«Да все просто как два и два, — принялся объяснять внутренний голос. — Что надо? Четвертую учительскую подпись. Кто этот тип? Учитель. Что он хочет? Тебя. Складываем два и два и получаем ответ, что для оформления дипломов тебе нужно только немного построить этому типчику глазки. Ну, может, еще чмокнуть разок-другой».
Марина непроизвольно уставилась на губы конеподобного. Они у него были знатные — огромные, бесформенные. Еще и чернилами испачканные. Плюс от мужчины сильно пахло чем-то кислым — неизвестной, но неприятной травой.
Марина ощутила откровенное отторжение. Целовать ТАКОЕ… Ну, если только ее ребятам сразу выдадут дипломы и устроят на работу. И то, ей придется хряпнуть рюмашечку для храбрости. Пока он с ней разговаривал как коллега — еще куда ни шло: мужик и мужик, общительный и чуток повернутый на травничестве, что не грех для профессионала. Но представлять его в роли своего мужчины…