А вот рогатый, который его побил за погрызенный мешок, наоборот, таскал вкусное от своей самки, а не к ней. Сережа это по запаху чуял. Рогатый сбегал почти каждую ночь, а возвращался весь пропахший чужими запахами: лесом, коровами, щами и, собственно, самкой. Сережа его за это не любил вдвойне. Мало того, что жадничает и дерется, так еще и гнездо обирает! Что это за самец такой?
Однако и самого рогатого он из-за этого обирать не брезговал и таскал у него хлеб, который тот приносил со своих ночных загулов. Хлеб Сережа очень любил, а его в этом доме совсем не делали, только каши варили, овощи, да очень редко — мясо.
Однако сегодня рогатый вернулся без хлеба. Судя по запаху, его там, в гнезде, просто сытно накормили, а с собой ничего не дали. Так что Сережа был здорово разочарован.
Тогда он подошел к другому человеку — ушастому, который часто делился с ним едой. Но и этот нынче не принес в кармане ни крошки.
А к бородатому Сережа вообще боялся подходить: шерсть дыбом вставала, стоило только рядом оказаться. И как эти люди от него не бегут? Чувствуется же: хищник. Сереже-то что? Он маленький, таких гигантов в качестве обеда явно не интересует. А вот остальных бородатый когда-нибудь сожрет, как пить дать.
Сереже вообще начало казаться, что это логово как раз-таки бородатого, а не тетки — он тут был явно самый опасный. Только никто почему-то этого не чувствовал. Но, возможно, это был такой прием у бородатого: заманить себе побольше жертв, а потом есть их по одной. Сереже на это было плевать. Главное — самому вовремя ноги сделать, когда этот монстр доест последнего.
Он вышел из этой комнаты и попытался зайти в какую-нибудь еще. Ткнулся в одну, другую. Эх, заперто. И чего они вечно запираются? Как хорошо раньше было, когда он был маленький: можно было в щелки пролезать. А теперь он мог зайти лишь в те двери, которые забыли закрыть.
Сегодня открытой оставалась только одна — та, из которой храпели громче всех. Без особой надежды мыш вошел в нее и принюхался. Увы, едой не пахло. Пахло сто лет не стиранными носками, глиной и болотом. Но все равно стоило проверить.
Сережа взобрался на того, который пах носками. Обнюхал торчащие из пасти клыки. Нет, этот сегодня ничего новенького не ел — только то, что на ужин давали, а значит, вряд ли что-то принес.
Сережа его уже знал, как облупленного, ведь они были ужасно похожи. Этот клыкастый с едой обращался правильно: жрал ее, пока влезает. А что не влезает, клал в карманы. Но увы, похоже, сегодня в него все влезло. Так что пришлось идти обнюхивать других.
Для начала он подошел к глиняному, ведь тот не спал.
— Жрать? — с надеждой спросил у него Сережа.
Но глиняный медленно-медленно покрутил головой. Сережа не стал настаивать. Глиняный был вообще странный. И пугал его немного. Впрочем, и другой был не лучше.
Сережа подошел к водянистой массе и принюхался. Вообще-то, этот огромный человекообразный пузырь пах довольно интересно. И питался тоже интересно. Сережа любил наблюдать за тем, как он питается.
Пузырь складывал в себя пищу и растворял ее потом часами. Причем не только то, что приносили с кухни, но и какие-то камни, травы, а порой и просто землю. Сережа ему завидовал: он бы тоже хотел жрать все подряд. Но увы, камни и земля казались ему невкусными, и от них потом болел живот. И какалось больно.
Поняв, что сегодня с едой все как-то очень плохо, мыш вздохнул и решил попытать счастья в подвале. Там теперь было интересно и росло много всего любопытного. Сережа не очень любил жрать траву и овощи, но если ничего другого нет, то сойдет и такое. Главное — от тетки потом не огрести.
На лестницу он не пошел, воспользовался дырой на кухне: провалился в нее и приземлился в воду. Это было не очень приятно, зато быстро. К тому же, днем он бы такой номер не провернул — досталось бы от рогатого за «порчу» воды. Хотя мыш никак не мог понять, почему это вода должна испортиться от того, что он в нее упал. Так что сейчас сделал это почти мстительно.
В подвале было влажно и очень вкусно пахло — землей, грибами и всякой разной съедобной травой. Он хотел было сразу пойти к ящикам с овощами, но тут заметил вторую красоту за эту ночь.
Грибы. Потрясающие наросты на одной из стен, покрывшие ее сверху донизу и немного распространившиеся на потолок. Они смутно светились голубым и фиолетовым оттенками и слегка пульсировали.
Это выглядело так завораживающе и пахло так заманчиво, что Сережа почти откусил кусок. Но, к счастью, вовремя спохватился. Грибы были несъедобные. Тетка хотела их все ободрать, обозвав «антисанитарией», но магики вступились — уж больно красиво получилось. Сережа тогда не понял, что в этом красивого, а вот теперь понял.
Полюбовавшись немного, он все же вынужден был продолжить свой путь: живот настоятельно требовал еды. Вошел в оранжерею, глянул на человеко-дерево и тут только вспомнил, что эта тварь его к ящикам не пустит — он уже пытался как-то. Но делать-то что-то надо было!
Сережа подумал, сел на пятую точку, постарался сделать глаза, как у той девочки с золотой шерстью, и старательно попросил:
— Жрать.
Человек-дерево чуть повернулся к нему и одарил хмурым взглядом. Определенно, делиться едой он не собирался.
— Жра-ать, — как можно доходчивее повторил Сережа. Ну как он не понимает? Животик же крутит!
Чтобы этот веткоголовый его лучше понял, мыш даже лег на спину, подставил урчащий живот и потыкал в него лапкой — прямо в зеленую шерсть. На всем остальном теле шерсть была нормальная серенькая — это черноволосый постарался, исправил. А вот на животе росла странная, зеленая, совсем не греющая.
Некоторое время человек-дерево его разглядывал, о чем-то размышляя. Затем шевельнул одной веткой, другой… И тут на Сережу обрушился ослепительный световой поток.
Мыш зажмурился. Ему показалось, что глаза просто выжгло. Однако почти сразу он почувствовал странную вещь: его животик начал теплеть и как будто даже напитываться энергией. Он прислушался к своим ощущениям — все равно присмотреться уже не мог, ослепленный. Ощущения были приятные. Свет поглощался зеленой шерстью и действительно утолял голод.
Неожиданно Сережа почувствовал, как его подхватывает сначала корень, затем ветка. Он испугался было, но прикосновение было мягким и надежным. Вокруг него как будто сплеталась корзинка, и эта корзинка поднималась все выше и выше к светильнику, что так вкусно согревал его животик.
— Спи, — не столько услышал, сколько почувствовал мыш призыв человеко-дерева. — Спи, брат.
И Сережа послушался. Этот магик определенно был тут самый добрый и отзывчивый. А еще он научил его кушать по-новому, и теперь Сережа знал, зачем ему такая бесполезная шерсть. Хотя от куска мяса все равно не отказался бы. Ну, да это уже утром. А пока баиньки
Глава 16
— $#*@%!! — услышала Марина.
«Прекрасное начало прекрасного дня! — прокомментировал внутренний голос, как обычно, проснувшийся первым. — Это кто тут такой умный?»
Девушка разлепила глаза и увидела огромную мышиную морду с маленькими глазками.
— Жрать, — потребовал Сережа, забравшийся ей на грудь.
Марина покосилась на дверь. Так и есть, она забыла ее вчера закрыть.
Спихнув с себя мелкого матершинника, девушка села на диванчике и потерла глаза. За окном было по-утреннему светло, и в приоткрытую створку лился поток свежего воздуха. В голове слегка побаливало, а во рту был противный привкус. Марина огляделась в поисках очков и нашла их рядышком, на приставленной к дивану тумбочке. Там же стоял стакан с водой.
«Ой, ты посмотри, как они о тебе заботятся! — умилился внутренний голос. — Даже водички принесли. Все, чтобы любимая учительница не слишком сильно маялась с похмелья».
«Отвали!» — отмахнулась от него Марина и оглядела себя. Она все еще была в своей форме — теперь уже ощутимо пыльной и помятой. И неудивительно: последним, что девушка запомнила, был момент, как она, едва добравшись до диванчика, рухнула в него, как есть.
«Ночные гуляния — это уже не для тебя, — с сочувствием заметил ее внутренний собеседник. — Давай, чисти зубы — и вперед, нести знания в массы!»
Марина вздохнула, но встала. Прежде, чем чистить зубы, после всего выпитого стоило сходить до будочки во дворе. Увы, далеко не такой комфортабельной, как в доме Гарденов.
Потянувшись до хруста в спине, Марина нашарила тапки и потопала в нужном направлении. Однако стоило ей выйти в коридор, как с ее уст сорвался непроизвольный вопль, достойный Сереженьки:
— $#*@%⁉
Пол вокруг был завален пеплом и углями, на стене виднелись отпечатки грязных рук и брызги крови. Из подсобки рухнула в коридор гора хлама, а дверь в комнату красавчиков была выбита и висела на одной петле. То ли Марина спала, как убитая, то ли так вчера устала, что не заметила всего этого, но факт оставался фактом: эту жуть она увидела только сейчас.
— Па-а-адъём! — заорала девушка во всю силу своих легких.
Из комнат, покачиваясь, высунулись сонные магики. Марина встретила их суровым видом.
— Что тут было⁈ — она ткнула пальцем в это безобразие.
— Так это… — замялся Ёж, почесывая затылок. — Подрались мы. Немного…
— Кто «мы»? — уточнила Марина, уперев руки в бока.
— Ну… — Ёж снова замялся и оглянулся по сторонам, как будто намекая одноклассникам, что хорошо бы признаться сразу и не мучиться.
Послышались вздохи, и перед Мариной встали Шерман, Шессер и Персиваль. К ним подошел и Ёж. Все четверо выглядели так, будто их мутузили болельщики после разгромного матча. Даже у Персиваля, вопреки его хваленой регенерации, виднелся фингал под глазом. Правда, не ярко-синий, как полагается, а уже желто-коричневый, какой бывает неделю спустя после получения травмы. Шессер щеголял рваной раной на подбородке, а у Шермана и вовсе как будто была сломана рука.