— Что Вы имеете в виду? — нахмурилась Марина.
— Знаете, как умирают от дурманов? — вопросом на вопрос ответил мужчина. — А ведь именно в мирное время люди на них подсаживаются. Потому что мы всегда хотим большего. Когда ты попробовал все самое вкусное на земле, тебе хочется найти что-то еще вкуснее. А его просто нет. И ты идешь за мифическим наслаждением в виде зеленых кристаллов, которые дадут тебе это чудо. А потом ты будешь до конца жизни мучительно расплачиваться за него. Иногда слегка «встряхнуть» людей, напомнив им, что в этой жизни на самом деле ценно, бывает полезно.
— Как Вы можете такое говорить? — Марина даже подскочила, окончательно растревоженная подобной философией от здравомыслящего, как ей казалось, человека. — Где-то люди умирают! Черт возьми, да Ваши же родители погибли из-за войны!
Ее голос поднялся до такого уровня громкости, что после этой фразы весело болтающие магики замерли и повернулись к ним, настороженно прислушиваясь.
— Война — это нормально, — спокойно повторил в полной тишине Ксавьер. — Это предсказуемо и понятно. Человечеству надо иногда встряхнуться и вспомнить, что хлеб — вкусен, соломенный матрас — мягок, а старенькая жена — хороша: потому что выжила, потому что дождалась с войны и сохранила жизнь детям. Правильно спланированный конфликт уносит жизни только профессиональных воинов, не трогая мирное население. Ненормально — это когда стадо слепых фанатиков, на которых делают ставку политики в самом начале, оказывается слишком убедительным, и война выходит из-под контроля. Миром должны править жесткие, но мудрые люди, а не безмозглые фанатики, слепые патриоты и зеленые юнцы.
— Это отвратительно, — только и смогла ответить Марина.
— А я не говорил, что рад такому положению вещей, — холодно сказал Ксавьер, развернулся и пошел вдоль реки, провожаемый многочисленными взглядами и молчанием.
Глава 19
— Вот так живешь и не знаешь, что у соседа в голове творится, — непроизвольно пробормотала Марина и покосилась на ребят: те один за другим отворачивались, но некоторые продолжали коситься на нее и удаляющегося Ксавьера.
— Зачем Вы так? — укоризненно глянул на нее профессор Мадиер. — Лорд Брефеда всего лишь пояснил, как устроена политика. Это не его личное мнение, это объективный факт, в котором он разбирается. Политика — это страшная игра, и неподготовленному человеку лезть в нее не стоит: обдурят и используют, как его самого, так и его семью и друзей. Более того, о сути настоящей политики не стоит лишний раз даже говорить.
— Что Вы имеете в виду? — холодно уточнила Марина, все еще пораженная откровениями Ксавьера.
— Я говорю о том, что лучше не знать ничего о политике вовсе, чем, как вы, слегка коснуться ее и начать судить, не видя всей картины, — сурово отчитал ее профессор. — Ксавьер не плохой человек. Наоборот. Он мог бы вернуться в «большую игру» и стать в ней как минимум важной фигурой, если не игроком. Но он этого не желает. Он живет жизнью обычного человека, разделяя судьбу своего народа, именно потому, что не хочет лезть в эту грязь. Так что Вы совершенно незаслуженно его обидели.
Марина ничего не ответила, но ей стало вдвойне погано.
— Вы очень молоды, — профессор Мадиер вздохнул. — Вы уже видели жестокость, может быть, даже познали ее на себе. Но выводов пока не сделали. И сделаете ли, неизвестно. Я был не прав, что поторопил Вас. Забудьте мои слова. Но я надеюсь, что Вы дорастете до того уровня, когда задумаетесь об этом самостоятельно. Истинный учитель — не тот, кто отдает все свои знания детям. А тот, кто знает правду и намеренно ее укрывает, делясь лишь с избранными — теми, кто не согнется под ее тяжестью. Ксавьер поделился с Вами, сочтя достойной этой ноши. А дальше Вам решать — нести ее или сбросить, обвинив его в жестокости.
— Ну, хватит, — не выдержала Марина. — Я уже поняла. Просто… Гадко все это. Почему нельзя жить по-человечески? Что в этом сложного-то? Откуда в людях столько агрессии?
— А откуда в Вас сейчас столько агрессии? — вопросом на вопрос ответил дядя Мадя, сочувственно улыбаясь.
Марина поняла, что она и правда чересчур напряжена. Девушка глубоко вдохнула и медленно выдохнула, успокаиваясь.
— То, что Вы говорили по поводу возможных гонений на магиков здесь, в Галаарде — это правда? — уточнила она.
— Может быть правдой, — признал профессор. — Если в Галаарде возникнет конфликт, он будет стремительнее и жестче, чем в Освении. Я уже говорил: в отличие от Освении, для жителей Галаарда магики никогда не были своими. Даже сам факт их появления уже вызывает агрессию — это даст конфликту стремительность. К тому же, людям убивать магиков даже проще, чем друг друга.
Марина уставилась на него в изумлении.
— Разве магики слабее людей? Мне показалось наоборот: Ежик, Касси, Крис, сестры — все они сильнее либо быстрее среднестатистического человека.
— Я имею в виду проще с точки зрения морали, — пояснил свою мысль профессор. — Когда люди дерутся друг с другом, им нужно оправдание, чтобы убедиться, что враг — плохой. Ведь он от них, по сути, не отличается. А когда люди дерутся с неизвестными им магическими расами… Вот скажите, если перед Вами возникнет живой ящер с оскаленной пастью, полной острых зубов, задумаетесь ли Вы о гуманности, бросаясь на него с мечом?
Марина нахмурилась. Возникни перед ней такая тварь, она, скорее всего, тупо завизжала бы и в лучшем случае побежала б прочь. Но все же пример был понятен.
— Вряд ли, верно? — ответил за нее дядя Мадя. — Обычному человеку даже в голову не придет, что огромный ящер может быть просто бестолковым грудничком, потерявшим мать и раскрывающим пасть в крике паники. Ведь он чудовище, монстр. А монстров надо убивать. Местные мыслят именно так.
— Но ведь я с магиками говорю нормально, — возразила Марина. — Первое время боялась, признаю. Но теперь они для меня — те же люди. Просто с необычной внешностью.
— Есть у меня подозрения, что это лишь оттого, что Вы о них мало знаете, — фыркнул мужчина. — Сунуться в драку двух валькирий, предложить сирене спеть… Сразу видно, что прежде Вы не общались с подобными существами. Скажите спасибо, что ребята не были заинтересованы в возвращении в колонию. В противном случае Вы бы и один день здесь не прожили.
Марина поджала губы.
— А еще они Вас любят, — примиряюще добавил дядя Мадя. — Но увы, подружить целую страну с беженцами, так сильно отличающимися от местных жителей — это долгий и сложный процесс. Ксавьер это понимает и не ждет чудес. Он заранее смирился со всем тем дерьмом, что будет сыпаться на него ближайшие годы, а то и всю жизнь. Ваша реакция еще, можно сказать, довольно умеренная.
Они немного помолчали, думая каждый о своем.
— Ну вот, теперь мне стыдно, — решила все-таки признаться Марина.
— Перед Ксавьером? — уточнил дядя Мадя. — Ну, так извинитесь — он недалеко ушел.
Марина глянула в ту сторону: действительно, Ксавьер брел медленно, пиная босыми ногами серый от высохшего ила песок, что покрывал берег ниже по течению.
— Идите, — кивнул ей дядя Мадя. — Я присмотрю за ребятами.
Марина коротко кивнула и поспешила догнать босоногого аристократа.
…
Ксавьер услышал ее приближение, остановился и обернулся, дожидаясь, пока она поравняется с ним.
— Вы не одеты, — заметил он, когда она догнала его и остановилась, успокаивая дыхание. — Ребята опять могут что-нибудь подумать.
— Это моя форма с прошлой работы, — отмахнулась Марина. — Просто расскажите им об этом — уж Вам-то они поверят, что в мире Креста все так одеваются.
Сказала и вдруг только сейчас осознала, с кем говорит — с потомком древнего рода правителей, которого судьба потрепала настолько, что с вершин величия он ухнул ниже уровня местных крестьян и сейчас брел в старых обтрепанных штанах по берегу, пытаясь получать хоть какое-то удовольствие от такой жизни.
— Из-звините, лорд Брефеда, — Марину неожиданно подвел язык. — Я была неправа. Просто вспылила.
— Не называйте меня так, — он отвернулся и поджал губы, глядя на блестящую водную гладь. — Просто Ксавьер. Так всем будет проще.
— Да, конечно, — неловко покивала она, не зная, что говорить дальше.
Ксавьер подумал немного и снова медленно пошел вдоль кромки воды, зарываясь ступнями в пересыпанный мелким лиственным мусором песок.
Марина постояла немного, размышляя, и устремилась следом — все-таки ей с этим человеком жить бок-о-бок еще несколько месяцев, так что негоже вот так расходиться, не восстановив хотя бы добрососедские отношения. Нужно было только завязать какой-нибудь разговор и постараться во время него не вспылить повторно, и Ксавьер со своим спокойным характером все наладил бы сам.
— Мне тут дядя Мадя кое-что порассказал про Освению, — осторожно призналась она.
— Да, я догадался, — кивнул Ксавьер.
— И… про Ваших родителей тоже, — добавила Марина, внимательно отслеживая его реакцию.
Но мужчина и вида не подал, что его это хоть как-нибудь задело.
— И я не поняла одну вещь, — сказала Марина.
— Какую? — послушно сказал Ксавьер.
— Если Ваша мать была настоящим драконом, почему же она не выжгла полгорода, чтобы избежать казни?
Ксавьер остановился и повернулся к ней, а Марина вжала голову в плечи: определенно, тему для разговора стоило подобрать более нейтральную.
— Во-первых, мои родители не были жестокими людьми, и «выжигать» никого не стремились, — спокойно ответил мужчина. — Может быть, в этом была их ошибка, и нужно было действовать более жестко — кто теперь скажет. А во-вторых… Вы ведь знаете, как растут дети магиков?
— Приблизительно, — призналась Марина.
— Я уже говорил, что большинство магиков отличается насыщенностью магией, — сказал Ксавьер. — Отсюда и наше название. Носитель энергии может быть разным. У кого-то магия сконцентрирована в отдельном органе, как у сирен, к примеру, или демонов. У кого-то — распределена по всему телу, как у орков. У кого-то — течет в крови, как у вампиров.