— Были, но в качестве самозащиты, — уточнила она. — На нас как-то раз напали другие студенты Академии, и мои ученики вынуждены были защищаться. Ах да, и еще один случай был в связи с оскорблением дам.
— Оскорбление — не повод для драки, — поджал губы председатель и укоризненно глянул на нее. — Но это несерьезное обвинение, оно тянет разве что на один балл. Вы готовы пожертвовать одним баллом штрафа, чтобы его закрыть?
— Да, — ответила Марина, снова вызвав ропот.
— Вы уверены? — уточнил он. — Напоминаю: теперь Вы отдаете личные баллы за защиту других людей.
— Да, уверена, — подтвердила девушка.
— Минус один балл, обвинение закрыто, — спокойно отметил председатель, кивая секретарю, чтобы зафиксировал этот факт. — Дальше.
— Надругательство над телами побежденных, — зачитал чиновник.
— Чего? — недоуменно нахмурилась Марина. — Это за цветочки и «хороводик», что ли? Да ребята их, может, в качестве извинения…
На столе перед председателем неожиданно сверкнул оранжевым всполохом сложной формы камень в серебряной оправе. Мужчина покосился на него и сказал:
— Леди Калинина, артефакт правды сообщает нам, что Вы не совсем искренни.
Марина покосилась на местный «детектор лжи». Ничего себе чувствительность!
— Это были просто цветочки, — краснея, пояснила она. — Обычные полевые цветы. Девочки сплели из них венки и украсили ими напавших на нас студентов. Ну, и руки им соединили, будто это хоровод. Какое же это надругательство? Обычная милая шутка. Девочки же.
Она неловко развела руками, а Флокси и Касси за ее спиной потупились.
— Шуточки над благородными людьми вообще-то приравниваются к хулиганству и наказываются по закону — денежным штрафом либо тюремным заключением, — просветил ее председатель.
— Благородного мы как раз не трогали, — уверенно пояснила Марина и тут же добавила, чтобы артефакт не привязался к дословной трактовке слова: — То есть, трогали, но просто подняли, вынесли с нашего двора и уложили на лавку, чтобы он не простудился.
Председатель покосился на артефакт правды. Тот молчал. Члены комиссии переглянулись.
— Ладно, — вздохнул мужчина. — Вопрос спорный, но опять-таки мелкий. Не понимаю, как это оказалось в листе обвинений. Давайте рассмотрим остальные нарушения. Если по ним возникнет спорная ситуация, то мы вернемся к этому пункту и рассмотрим общую тяжесть вины. Хотя, честно говоря… Много там еще подобной чепухи? Если рассматривать каждый неверно возложенный цветочек и детские шалости — этак мы до утра просидим.
Марина была с председателем совершенно согласна. Но увы, похоже, комиссия обязана была расследовать каждый пункт общественной жалобы, и Марина уже догадывалась, чего добивались жалобщики: пусть не по серьезному обвинению, но по мелким нарушениям всегда можно набрать критическую массу обвинений, на которые не хватит ее оставшихся пятнадцати очков «права на ошибку». Оставалось лишь надеяться, что они не наберут этой самой «массы».
— Далее — распутное поведение учащегося и использование им природных магических способностей для соблазнения и лишения чести невинной девушки, — зачитал следующий пункт чиновник.
Председатель изумленно крякнул. Да и Марина мигом растеряла половину вдохновения от предыдущего успеха дела: от цветочков к распутству — это сильный переход.
— Что скажете, леди Калинина? — сурово посмотрел на нее председатель, заставив нервно сглотнуть, будто это не класс, а лично ее обвиняли в блуде.
— Уточните обвинение, пожалуйста, — пробормотала она. Хотела было добавить, что лично не наблюдала распутства, однако вовремя прикусила язык, припомнив ночное свидание Шессера с одной из валькирий: артефакт правды сразу бы просигналил о сокрытии информации, так что лучше было молчать.
— Прошу представителя обвинения прояснить подробности, — кивнув, сказал председатель.
Из-за стола снова поднялся господин Тельпе, похоже, взявший на себя обязанности «голоса» общественности.
— Один из учащихся класса музыки по ночам посещает близлежащую деревню, — пояснил он. — Местный кузнец жаловался, что молодой человек — а именно, с его слов, «тварь рогатая, богомерзкая» — обесчестил его дочь.
Марина медленно повернула голову и одарила Криса таким тяжелым взглядом, что парень попятился. Но проводить сейчас запоздалую воспитательную работу было некогда, поэтому она сосредоточилась на деле:
— Мы уже встречались по этому вопросу с… кхм… представителями жителей деревни, — осторожно сказала Марина. — И, вроде как, уладили вопрос миром.
— Извините, леди Калинина, но комиссию по этике не интересует, женился ли молодой человек на девушке, которую обесчестил, — твердо пояснил председатель. — Это сфера деятельности Гвардии Его Светлости. Мы сейчас разбираем вопрос, как такое вообще могло произойти при участии ученика Академии. И коль скоро Вы в начале слушания не отказались от класса, как поступил бы любой другой на Вашем месте, значит, готовы защищать интересы класса ценой своего социального статуса и отвечать за то, что допустили подобное. Проще говоря, нам не интересно, чем закончилась история: мы разбираем степень Вашей вины в том, что она вообще произошла.
— И все же могу я… узнать подробности? — осторожно спросила Марина, прекрасно понимая, что такой фразой все равно, что расписывается в собственном бездействии и попустительстве. — Этот вопрос не разбирался с Гвардией Его Светлости, и я удивлена, что он поднят. Есть какие-то свидетели? Доказательства?
Председатель пожал плечами и переадресовал вопрос Тельпе.
— Разумеется, свидетели есть, — ответил тот и махнул рукой гвардейцам, чтобы подвели стоявшего неподалеку крестьянина. Марина сразу узнала его — крупного кузнеца. Неподалеку оказался и сухопарый священник из деревенской церкви.
— Рассказывайте, — кивнул им председатель.
— Да чего рассказывать-то, господин? — неловко покосившись на Марину, принялся говорить кузнец, ломая в руках шапку. — Дочь мою как-то раз видели разок вон с тем, рогатым.
Он кивнул на Криса.
— Курицу он у нас покупал, у дочки, то есть, моей, — продолжил кузнец. — И в ту же ночь Марьянка из дому ушла и до утра где-то валандалась. Знамо дело — с ним, с рогатым! И я енто — к священнику сразу. Ну, чтоб нечисть с порога справить. А он нас и повел, значит, в Академью. А тута они и есть — рогатыя!
Марина покосилась на артефакт правды: тот не светился. Видимо, кузнец не врал, и Крис правда крутил шуры-муры с местной девицей.
«Распрощайся с последними баллами, — мрачно сказал ей внутренний голос. — Совращение — это тебе не драка за честь женщины».
— Готов ли ты говорить правду пред Божиим взглядом? — неожиданно подал голос Ксавьер, обращаясь к мужику. Тот обернулся к нему, осеняя себя знамением:
— Готов, отче, готов.
— Тогда ответь: видел ли ты их вместе своими глазами? — прищурился Ксавьер, а Марина оживилась: и правда ведь, вряд ли Крис «хулиганил» у всех на виду. Да и девица тоже вряд ли гордо о том вещала каждой сплетнице.
— Видал, отче! — закивал кузнец. — Видал на рассвете его силуэт поганый — как он мою Марьянку обратно через забор перекидывал.
Сердце Марины снова оборвалось. Увы, может, лица Криса кузнец и не разглядел, но оба «рогатых» так или иначе учились в ее классе — не отвертеться.
— А видел ли ты, как он ее «портил»? — уточнил Ксавьер.
Кузнец помялся немного, явно смущаясь обилия благородных кругом, и признался:
— Не видал, отче. Ежели б я их прям за этим застукал — убил бы гада! А так токмо силуэт его углядел. А как погнался — его и след простыл. Фьюить — и зверем в темную чащу. Аки диавол, ей-богу!
— То есть, доказательств совращения нет? — уточнил Ксавьер.
Кузнец покачал головой.
— В таком случае прошу пригласить сюда девицу, — предложил Ксавьер. — Пусть ответит перед артефактом правды.
— Протестую! — поднялся господин Тельпе. — По закону мы не имеет права расспрашивать девиц о таких щепетильных вещах, тем более, при таком скоплении народа. И вообще, по какому праву Вы, ученик класса, смеете вмешиваться в слушание? За Вас говорит Ваш преподаватель.
— Я вмешиваюсь по праву Старшего Инквизитора, — Ксавьер продемонстрировал комиссии свой амулет. — Церковь Галаарда и церковь Освении договорились о том, что Бог един, и представители обеих конфессий имеют право на деятельность в рамках устава обеих церквей на территории обоих государств. Император подписал соответствующий указ еще двадцать лет назад, и с тех пор он не был аннулирован либо пересмотрен.
На площадке перед центральным корпусом возникла тишина: появление среди действующих лиц церковного Инквизитора с какими-то там неясными Марине полномочиями явно не планировалось ни одной из сторон. Впрочем, ректор и дядя Мадя не выглядели изумленными — похоже, знали о правах Ксавьера, хоть и наверняка сильно ограниченных на территории чужого государства.
Взгляды всех присутствующих сошлись на председателе, ожидая его вердикта:
— Хм, — председатель изумленно поднял бровь, уставившись на новое действующее лицо. — Позвольте вопрос: а как Вы оказались в классе магиков, господин Старший Инквизитор?
— Потому что я магик, поступивший на обучение в Академии по гранту, — спокойно признал Ксавьер. — Точнее, я полукровка. Устав Академии, как известно, не ограничивает учеников в расе, поле, вероисповедании, социальном статусе либо возрасте, давая всем ученикам равные права на время обучения.
— Хм, — снова задумался председатель, переглядываясь с коллегами. — Ну ладно, напрямую это к делу не относится, хотя факт очень странный. Давайте вернемся к вопросу совращения.
— … которого, возможно, и не было, — уточнил Ксавьер, а Марина скрестила пальцы, чтобы это допущение оказалось правдой. Сама-то она по аналогии с родным миром отчего-то сразу и безоговорочно поверила в любовные похождения Криса. Но это был не ее родной мир, да и Криса она не настолько хорошо знала.
— И как Вы предлагаете в этом убедиться? — уточнил председатель.