Ксавьер был Ксавьером — человеком с холодным разумом, вежливым обхождением и склонностью все держать в себе. Это Маринино воображение сделало его страшным чудовищем, что поджидало ее в спальне каждую ночь. Но оказалось, что после их свадьбы ничего не изменилось. Как они были просто знакомыми, работающими над общим делом, так и остались.
«Какое облегчение!» — подумала Марина, испытывая благодарность к благородству этого человека.
«Какое разочарование», — кисло отозвался ее внутренний голос.
Но Марина его уже не слушала. Ее ждала уйма дел.
— Возьмите моего мальчика, прошу Вас! — час спустя уговаривала Марину крупная женщина неопределенной расы.
— Извините, мест нет, — отвечала девушка, не зная, куда ей деться.
С тех пор, как прошел слух, что класс магиков отделился от основной Академии и стал самостоятельной школой, к ним постоянно приходили странные люди. Были и любители повозмущаться, постоять с плакатами и речевками вокруг живой изгороди, и вот такие вот желающие пристроить своего сыночка в новое заведение.
— Как это нет? — удивлялась женщина. — Вы же только открылись!
— Умм… Как бы это объяснить… — мялась Марина. — Это все очень формально. У меня всего восемнадцать государственных дипломов, запасных нет и не будет, если мы не получим грант заново. А мы его вряд ли получим в данных социально-политических обстоятельствах.
— Не понимаю, — хмурилась женщина.
— Ну, учить Вашего сына я могу, конечно, но диплом с оттиском государственного образовательного артефакта выдать — нет, — поясняла Марина. — А без диплома зачем Вам все это? У Вас хороший, домашний мальчик, а у меня тут — гора разгильдяев, за которыми глаз да глаз.
— Так зачем Вам эти разгильдяи? — искренне удивлялась женщина. — Выгоните одного и возьмите моего Мурчика. Он славный и послушный мальчик.
— Я не могу их выгнать, они стараются, — вздыхала Марина. — Собственно, только ради этих ребят мы и открыли новую школу. Как я теперь могу их выставить?
Но женщина не сдавалась и приводила все новые и новые доводы. А Марина не знала, как ей объяснить, что живут они здесь едва ли не на птичьих правах, к тому же под угрозой нападения банды Габби, и в любой момент может обнаружиться очередная пакость.
Единственное, что спасало ее школу от новых нападок, так это то, что Тельпе после побега ректора резко стало не до нее. И теперь Марине, чтобы не иметь с ним конфликтов, следовало всего лишь не попадаться ему на глаза.Это правило она со всеми чувствами донесла до своих ребят, и те согласились, что действительно лучше пару лет тихо посидеть под защитой живой изгороди, не выходя дальше лесного массива.
Объяснить же всю ситуацию бесконечным просителям было нереально. Люди ругались, обижались, грозились подать жалобу. А Марина не знала, куда ей деваться от всего этого.
Дядя Мадя, конечно, помогал, как мог, встречая незваных гостей у самого входа в Академию и провожая их через лес, чтобы те не мозолили глаза Тельпе. Однако и он полушутя заверял Марину, что лучше бы ей было уехать в свадебное путешествие на пару лет, забрав с собой магиков, а школу закрыть на замок. Так и злопыхатели бы успокоились, и просители отстали, и с потенциальной угрозой от Габби вопрос бы решился. Но увы, при всей привлекательности идеи Марина не обладала достаточными финансами для такой авантюры.
Финансы, кстати, в самом начале казавшиеся очень большими, быстро показали дно. Слишком много денег ушло на оформление бумаг и оплату пошлин: как на создание школы, так и на — сюрприз! — брак с благородным.
У Ксавьера были небольшие сбережения, и он их все отдал, впервые всерьез вложившись в общее дело магиков. Но этой суммы не хватило, чтобы удовлетворить местную систему налогообложения и контроля за «популяцией аристократов», как назвал это внутренний голос.
Социальная система Галаарда была устроена так, что для сохранения статуса благородного следовало и брак заключить того же уровня. За этот брак взималась огромная пошлина — специально, чтобы толпы обнищавших аристократов не смели передавать своим детям титул без соответствующей финансовой поддержки.
В принципе, для сохранения права наследия можно было ограничиться и «крестьянским» браком — простой записью в церковной книге. Однако Марине совесть не позволила так поступить с заложником обстоятельств, ведь такой брак, по сути, окончательно лишил бы Ксавьера даже призрачного статуса благородного. Он, может, и смирился со своей судьбой, а вот Марине было неловко за то, как с ним обошлось общество. Деньги — это не то, за что стоит держаться, когда рядом с тобой унижают человека.
В общем, к концу всех процедур у Марины осталось всего несколько крупных монет. Она разменяла их, и кошелек снова был полным. Но теперь это был совсем не тот уровень обеспечения, и тратить остатки сбережений на леденцы, как раньше, уже не тянуло.
«Зато ты теперь чувствуешь единство со своим классом, — сочувственно говорил ей по этому поводу внутренний голос. — У них тоже вроде как понемножку денег есть у каждого. Однако ходят босые и жрут, что дают, не жалуясь».
Впрочем, на еду в последнее время действительно никто не жаловался. Даже гости.
— Знаете, Марина Игоревна, — в своей приятной степенной манере сказал господин Гарден, явившийся ровно к обеду, — я ловлю себя на мысли, что посещаю Вашу школу не с целью проверки, а ради кулинарных изысков.
Он осмотрел кусочек баклажана, фаршированного крапивой и какой-то лесной дичью — Марина не вдавалась в подробности, какой именно, чтобы не портить себе аппетит. В Кассандре недавно проснулась тяга к кулинарному творчеству, и Марина дала ей добро на эксперименты. С условием достаточной термической обработки, разумеется. Эксперименты не всегда были удачными, но всегда — оригинальными. Касси определенно могла бы стать отличным шеф-поваром.
— Не вижу в этом ничего дурного, — улыбнулась Марина. — Кушайте на здоровье, наш новый повар только рада будет такой высокой оценке.
— А не боитесь, что я переманю этого Вашего нового повара? — хитро улыбнулся господин Гарден.
— Переманивайте, — хмыкнула Марина. — Если у вас на кухне не боятся орков.
Старик рассмеялся.
— Да, орки в прислуге — это сильно, — признал он. — Но ничего. Пройдет время, все привыкнут к магикам, и тогда я с превеликим удовольствием украду Вашего кулинарного мастера.
— Крадите-крадите, — уже на полном серьезе сказала Марина. — Не знаю, правда, как к этому отнесется Эверик.
То, что ей примерещилось в тот день, оказывается, вовсе не примерещилось, и травник действительно положил на девушку глаз. Как и когда это произошло, понять было трудно. Может быть, сыграло роль то, что участливое лицо Касси было первым, что слабонервный травник увидел после того памятного обморока в подвале. Может быть, свою роль сыграл мягкий характер девушки, который она продемонстрировала, когда они с Флокси отпаивали гостя чаем. А может быть, чувствительного Эверика до глубины души поразил тот возмутительный эпизод сватовства, когда их замечательную Касси так оскорбили.
Как бы то ни было, травник с некоторых пор определенно начал оказывать девушке знаки внимания. Но делал это так степенно и размеренно, что Марина поняла: Касси успеет не только диплом получить, но и поработать где-нибудь, прежде чем этот вежливый романтик слабо благородных кровей решится на серьезный шаг.
И все же она была рада за этих двоих и мысленно держала кулачки, чтоб ничего не сорвалось. Эверик оказался странным, увлекающимся человеком — ровно под стать ее классу. Может, он и не был магиком по крови, но был таким же аутсайдером в обществе: прочие учителя пришли в Академию ради высоких зарплат, а он — ради обширной библиотеки и возможности учить других любимому делу.
В общем, Марина как будто притягивала к себе всяческих фриков и изгоев. Попадая в старый корпус, все они знакомились друг с другом и находили единомышленников. К ним даже Финеус Мэйгрин начал заглядывать!
Сначала Марина глазам своим не поверила и решила, что парень, как в прошлый раз, просто хочет напакостить. Но нет, он на полном серьезе тайно от Тельпе начал общаться сначала с профессором Мадиером, потом — с Уильямом, а затем и с Леамом. Периодически эти четверо закрывались в одном из подвальных закутков и устраивали там алхимические ужасы — такие, что люстры по всему корпусу тряслись и пыль из щелей летела.
Марина не вмешивалась: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы старший Мэйгрин снова не начал на них гонения. Но в целом происходившее в корпусе создавало ощущение башенки из пены: только дунь — и рухнет. Каждый из участников прекрасно это понимал, и все старательно делали вид, что все хорошо. Такое положение дел более или менее всех устраивало — как ни странно, даже Тельпе — и можно было надеяться, что так они и проживут необходимые два года.
Однако разум Марины, привыкший к тому, что школа — это не то место, которое способно существовать без эксцессов, постоянно искал какой-нибудь подвох. Вот и сейчас она уставилась на старика долгим изучающим взглядом и спросила:
— Признайтесь честно, господин Гарден, Вы ведь не ради фаршированных баклажанов приехали?
— А почему бы и не ради баклажанов? — пошутил старик. — И вообще, быть может, мне здесь нравится. Эта живая изгородь, что уже почти сомкнулась над корпусом своим зеленым пологом, уберегая нас от летнего пекла, просто удивительна! Да и беседка, в которой мы сидим, очаровывает.
Марина смущенно зарделась. Беседка стала ее личным вкладом в обустройство корпуса. То есть, ее идея, конечно же. Скамейки и стол колотили Персик и Денеба, столбы устанавливал Еж, а плющом на допинге все это дело, разумеется, обвивал Дубок. Ну и девочки немного потрудились над мелкими деталями вроде коврика, салфеток и старинного светильника.
— Но Вы правы, — посерьезнел господин Гарден. — У меня тут плановая поездка в Освению ожидается. И в процессе подготовки к ней я услышал одну странную новость. И вот все хожу, обдумываю и не знаю, стоит ли ее озвучивать или нет.