— Я снял охранную печать, — пояснил Ксавьер. — В Инквизиции теперь знают, что я вернулся и занял дом, выданный мне по службе. Теперь нужно либо явиться на эту самую службу, либо съехать из дома, навсегда от него отказавшись.
— А это не опасно — идти туда? — нахмурилась Марина.
— Кто знает, — пожал плечами Ксавьер. — Если Вам страшно, Вы можете переселиться в гостиницу. Здесь есть много мелких вещей, которые можно продать и оплатить проживание.
— Нет, я не могу продавать Ваши вещи, — отказалась Марина.
— Это теперь и Ваши вещи тоже, — ответил Ксавьер. — Или этот пункт в брачном контракте Вы тоже проигнорировали?
Марина покраснела. Все, что касалось вопросов разделения имущества, имевшегося у них до брака, она даже смотреть не стала, ибо ничего и не имела. А про Ксавьера и вовсе думала, что у него ничего не осталось, кроме пары смен одежды и туфель.
— Судя по реакции Вашей супруги, лорд Брефеда, Вы могли и не заморачиваться с дополнительным соглашением, — хмыкнул Амадеус.
Марина удивленно подняла бровь, глянув на мужа.
— В день подтверждения брака я прикрепил к договору приложение, согласно которому этот дом сейчас наполовину Ваш, — пояснил ей Ксавьер. — И Вы подписали это соглашение. Судя по всему, не глядя.
Марина почувствовала себя Золушкой, чей принц и фея почему-то оказались одним человеком. Причем платье и хрустальные туфельки не выдали даже на свадьбу, а полцарства принадлежали ей лишь до тех пор, пока ее принц жив и работает на Инквизицию.
«Ничего, в самом худшем случае у тебя уже есть „дача“, — напомнил ей внутренний голос. — Если мы переживем Ксавьера, то вернемся туда, выйдем замуж за Дубка и будем жить-поживать да чай попивать».
— Я не претендую на Ваши вещи, мне чужого не нужно, — тут же сказала она мужчине, стараясь не отвлекаться на внутренний голос.
Ксавьер вопросительно поднял бровь.
«Что ты несешь, дура? — возмутился внутренний голос. — Ты же только что сказала ему „подавись своими шмотками, мне от тебя ничего не надо!“ Думать, прежде чем говорить, не пробовала, Марин?»
Девушка смутилась и постаралась пояснить свои слова:
— То есть… я имею в виду… Я вообще не ожидала, что здесь у Вас есть дом и какие-то вещи, — торопливо забормотала она. — Распоряжайтесь ими, как сочтете нужным.
— О боже, лорд Брефеда, Ваша жена так наивна, — с деланной жалостью и насмешкой в голосе сказал Амадеус, разрушая атмосферу избыточной вежливости. — Вы ей карт-бланш в руки, а она отнекивается. Не знал бы, что она такая и есть, подумал бы, что цену себе набивает.
— Модька, я тебе сейчас чайник на рога надену, — пригрозила Марина, которую в кои-то веки не порадовал совместный прием пищи.
— Не надо! — неожиданно всерьез испугался сидевший рядом Леам, прикрыл чайник ладонью и пояснил: — Это редкий лагосский фарфор. Если разбить хоть одну вещь из сервиза, стоимость последнего упадет в десятки раз!
Крис, услышав такие подробности, опасливо отставил от себя чайную чашку, будто в той вместо чая был яд. Да и остальные как-то неловко выпрямились и принялись перешептываться, тыча пальцами в сервиз, который Марина нашла в большом серванте. Вообще-то, там были и другие, не настолько изящные. Но те все были на шесть или восемь персон, и только этот — аж на двадцать две.
Зато теперь до Марины дошло, что те сервизы были повседневными, а этот, похоже — праздничный. И она тоже опасливо покосилась на свою чайную пару. Какая же она хрупкая! Сломать — раз плюнуть. И, судя по реакции Леама, потом полжизни копить на второй такой сервиз.
Ксавьер оказался единственным, кто никак не отреагировал на упоминание дороговизны посуды. Он спокойно допил свой чай, отставил чашку и поднялся:
— Переоденусь и поеду, — сказал он. — Если все пройдет успешно, вернусь, скорее всего, поздно. Если же нет… не вернусь совсем. Так что в любом случае рано не ждите. Чувствуйте себя, как д…
Он вдруг споткнулся, поняв, что стандартная вежливая фраза тут не подходит. Подумал немного, повернул голову к супруге и сказал:
— Чувствуйте себя хозяйкой… Марина.
Девушка замерла. Ее имя без отчества прозвучало практически обнаженным. Это было ужасно непривычно. Имя-отчество для учителя — как щит, отделяющий его от мира. Маска, которую он надевает, заступая на должность, и не снимает до конца жизни. Ксавьер еще и так осторожно это произнес — будто подошел и на пробу за ее щит заглянул, а Марина там вжалась в угол, как зашуганный котенок, и в шоке глаза вылупила на непрошенного вторженца.
Магики заметили ее непроизвольную реакцию и запереглядывались, пряча глаза и улыбки. И девушка поняла одну из причин, почему их брак с Ксавьером такой неловкий.
По-хорошему, за этим столом ранним утром должны были сидеть их дети или хотя бы другие родственники. А магики хоть формально и занимали сейчас место «детей» и были дороги Марине, но все же разрушали атмосферу классической семейности. Они будто создавали публику, превращая любую попытку личного общения Ксавьера и Марины в театральное представление. Так что у нее язык не повернулся ответить мужу что-нибудь вроде: «Да, дорогой».
Впрочем, ребята сами чувствовали, что мешаются, но вот отреагировали на это по-разному: Крис пялился на отношения старших с детским восторгом, Леам и Флокси прятали глаза, а вот Модька…
— Милорд, Вы бы хоть чмокнули женушку на прощание, — хмыкнул он, когда мужчина уже почти вышел в коридор.
Ксавьер замер. Подумал немного и вдруг к огромному смущению Марины подошел к ней, склонился и слегка коснулся губами ее щеки, ощекотав бородкой. Она вздрогнула и почувствовала, что краснеет.
— У-у-у! — весело пролетело над столом на разные голоса, и огоньки взглядов расцветили столовую. Ксавьер, наконец, вышел, а Марина тут же вернула себе главенствующую роль в коллективе:
— Повеселились? Молодцы. А теперь допивайте чай и за работу. Сегодня у нас по плану стирка штор, чистка ковров, мытье кухни и санузлов, беглая влажная уборка и ревизия продуктов.
— У-у-у, — пронеслось над столом уже с совсем другим настроением.
Но Марина была неумолима. Она не собиралась сидеть тут в пыли и грязи, нервничая из-за неизвестности. Уборка в доме должна была убить трех зайцев: дать человеческие условия для жизни, отвлечь Марину от дурных мыслей и порадовать Ксавьера возвращением прежнего облика дома. Да, а еще — занять работой дурные головы молодежи.
Возвращение в жизнь Марины водопровода и канализации было так прекрасно, что она даже начала думать, а не перевезти ли сюда остальных магиков и преподавательский состав? Останавливали ее только две мысли: что выдрать разросшегося Дубка из подвала будет затруднительно и что Поморника тут негде разместить. Да еще Ксавьер говорил, что великан вроде как боится возвращаться.
Однако к обеду настроение девушки кардинально поменялось, и Марина уже начала думать, а не послать ли все и не вернуться ли в старый корпус, где все давно прибрано, нет всех этих бесчисленных портьер и пыльной резьбы на мебели, которую протирать было интересно только первые полчаса. К тому же, они не нашли средства для стирки и уборки, а пускать в дело пусть и пересохшее, но явно дорогое ароматическое мыло из ванной комнаты было нехорошо.
Так что по крайней мере со стиркой дело шло медленно и плохо, и Марина решила сосредоточиться больше на мытье полов и чистке ковров — это ее ребята делать умели более или менее хорошо. То есть, она так думала.
— Что вы делаете, молодой человек! — донесся до нее из распахнутой двери возмущенный мужской голос, пока она мыла полы в прихожей. — Это очень дорогой ковер из натурального шелка, с ним нельзя так обращаться!
Заинтересованная, Марина выглянула во двор. Там стоял приземистый пожилой мужчина с бакенбардами и лысиной на макушке. Он был одет в строгий коричневый костюм и выглядел крайне педантичным человеком.
Крис, стоявший во дворе с ковриком в руках, тоже изумленно замер, уставившись на гостя. Коврик он, по всей видимости, просто всхлопывал, а не выбивал, и острые когти глубоко погрузились в край ковра. Видимо, именно это и не понравилось мужчине.
— А ну, дайте сюда! — сказал тот, протягивая руки.
— И не подумаю! — возмутился Крис. — Вдруг Вы его украдете?
— Подозревать МЕНЯ в краже хозяйских вещей? Да как Вы смеете, молодой человек!
Марина поняла, что пришло время вмешаться.
…
Мужчина назвался Броснаном и оказался дворецким этого дома. Марина предложила ему чай и узнала много интересного.
Оказывается, пять лет назад, когда молодой господин исчез, Броснана и прочих слуг попросили освободить помещение, а сам дом опечатали. Что случилось с младшим лордом Брефедой, он не знал, со службы его никто не отпустил, и мужчина сделал из этого свои выводы.
Как поняла Марина, Броснан мог обратиться в местную разновидность профсоюза, оформить через них увольнительную и получить от государства полагающиеся выплаты, чтобы иметь возможность пожить на эти деньги, пока не найдет новую работу. Однако дворецкий, всю жизнь проработавший на семью старших лордов, и так скопил неплохую сумму на безбедную старость. Так что он не стал бегать по инстанциям, а просто, так сказать, вышел на пенсию.
На пенсии оказалось скучно. Въевшаяся в подкорку привычка вставать рано и заниматься делом заставляла мужчину повторять ежедневный ритуал: встать, позавтракать, прибраться в доме и… проверить дом молодого господина. Броснан каждый день из года в год приходил сюда и смотрел, не нарушена ли печать, не попортил ли кто вещи. Но ничего не менялось, только растительность становилась все гуще и косматее, а зайти внутрь и привести дом в порядок Броснан не мог.
И вот сегодня, в очередной раз прогулявшись до этого места, он вдруг обнаружил, что защита снята, калитка — неплотно прикрыта, а из открытых окон дома доносятся голоса. Разумеется, он зашел внутрь, чтобы понять, что происходит и не надо ли позвать стражу.