Уильям ничего не ответил. Постоял немного в дверях, прошел внутрь и сел в кресло неподалеку. Леам поморщился. Комната была большой — раза в два просторнее тех каморок, в которых они жили в старом корпусе. И мебели разной здесь было полно, так что Уилл мог бы сесть и подальше, не раздражая его этим черным пятном на периферии зрения.
Некоторое время в комнате было тихо. Леам пытался читать. Раз десять, наверное, пробежался глазами по странице, но смысл слов сегодня ускользал от него.
— Возьми вот эту, — неожиданно сказал Уилл и бросил в него тощей книжицей в растрепанном переплете. Та шлепнулась на кровать и открылась, продемонстрировав рукописные строки со множеством пометок и дико замасленные от частого использования страницы.
Леам удивленно вскинул бровь.
— Это мой отец написал, — с неохотой пояснил Уилл. — Он не сапожником был, а алхимиком. И пьяницей. За что его и погнали. Всю жизнь нашу пропил, с-су… кхх…
Уилл сжал кулаки. По лицу его пробежала судорога.
Леам осторожно взял книжицу. Та была мягкой, самодельной, гнулась в руках и практически распадалась. От нее слегка попахивало, так что трогать было неприятно: так пахнут вещи бедняков. Но он все же пересилил брезгливость и вчитался в первые строки. И уже из них понял, что автор текста пытался написать учебник.
— Он это для меня писал, — пояснил Уилл. — Когда еще не совсем кукухой поехал. Хотел великого алхимика из сына вырастить.
Парень горько хмыкнул.
— Тогда зачем ты мне это дал? — спросил Леам, поднимая взгляд.
— Мне все равно уже не надо, — пожал плечами Уилл. — Это для начинающих — тебе как раз пойдет, пробелы восполнять. А я здесь каждое слово наизусть знаю. Просто хранил как память.
— Твой отец умер? — осторожно спросил эльф.
— Если бы, — Уилл поморщился. — Не хочу об этом говорить.
— Ладно, — тихо сказал Леам, оглядывая Уильяма по-новому.
— И… это… — снова неловко подал голос тот. — Если чего не поймешь, ты спрашивай. Мой отец не очень понятно пишет. Местами голову поломать приходится. Наверное, он уже тогда… ну…
— Спасибо, — сказал Леам, чтобы Уиллу не надо было договаривать.
Они помолчали. Обоим было слегка не по себе, но в то же время лучше, чем раньше. Леаму так точно: он, наконец, почувствовал, в чем смысл помощи людям. Но, наверное, и Уильяму полегчало, потому что он вдруг сказал:
— Ты меня прости. Я иногда и правда гадости говорю, — признался он. — У меня друзей не было никогда, только сестра. Как-то даже и… не умею я, в общем, по-другому.
— Я понял, — кивнул Леам. — И не держу зла.
Уильям фыркнул на это.
— Говоришь, как жертва проповедника, — сказал он, привычно переходя на грубость. Но Леам давно понял, что грубость — его щит. За ней Уилл прячется, когда ему страшно, стыдно или неловко. Так что эльф ничего не ответил. Но и Уилл не стал продолжать. Они и так друг друга поняли.
Глава 10
Свиданием променад Марины и Ксавьера было назвать сложно. Они всего лишь неспешно прогуливались по шумным улочкам, разглядывая город и беседуя.
Марина слегка держалась за локоть мужчины, стараясь не липнуть к нему, а сам Ксавьер время от времени принимался что-нибудь комментировать: то рассказывал о том, как и зачем на одной из улиц рубили древний дуб, то интересовался устройством дорожного движения мира Креста, то высказывал беспокойство о состоянии некоторых явно аварийных зданий.
Это напоминало больше не свидание, а прогулку под руку с многоуважаемым дедушкой, которому приспичило пройтись по улицам детства. Но с другой стороны, в какой-то момент Марина поняла, что ей комфортно. Ксавьер ничего не требовал, ни на что не намекал и ничего не ждал. Девушка почти сразу поняла, что никаких неловких моментов не будет и что Ксавьер действительно позвал ее просто размять ноги.
А еще рядом не было вездесущих магиков, и Марине не нужно было ежеминутно думать о своем моральном облике. Так что к середине прогулки она полностью расслабилась и уже с искренним интересом разглядывала малознакомые места… и самого Ксавьера.
Он смотрел вокруг с легкой грустью. Примерно с таким же выражением лица Леам глядел на проданный дом. И это было странно. Точнее, реакция Леама была понятна: он смотрел на дом, в который уже никогда не вернется. Но Ксавьер-то вернулся! И в свой дом, и в свой город.
«Но не в свое прошлое, — напомнил внутренний голос. — И уже никогда туда не вернется. Когда умирают родители, дверь в детство закрывается навсегда».
«Да, ты прав», — признала Марина. Хоть она и лишилась только отца, но в тот момент тоже почувствовала, как кусок ее жизни отделяется от нее, как будто отгораживаясь закаленным стеклом: посмотреть издалека можно, а вернуться — уже нет.
Грустные мысли владели ею недолго. Все-таки погода была хорошая, место — новое, да и любопытного хватало.
Например, непривычного сочетания старины и технологий. При первом взгляде Марина даже не заметила странностей. Но теперь, приглядевшись, обнаружила уйму вещей, как будто пришедших из ее родного мира: доводчики на дверях торговых лавок, замки, похожие на электронные, но отпиравшиеся не картой, а артефактом, и даже какое-то подобие магнитофона на летней веранде ресторана.
И чем больше она присматривалась, тем яснее понимала, что уйма вещей вокруг функционирует то ли с помощью магии, то ли посредством развитых технологий. Что, пожалуй, в этом мире, где магия считалась наукой, можно было уравнять.
— Ксавьер, скажите: за счет чего держится это здание? — спросила она, чтобы проверить свою догадку, и указала на ближайшую башню в двадцать этажей.
Определенно, будь та построена по средневековым технологиям, она должна была рухнуть и потому выглядела очень опасной. Однако рядом было множество других подобных зданий, и ни одно из них и не думало падать. Более того, аварийными Ксавьер назвал совсем другие дома — обычные трех-четырехэтажные.
— На магии, разумеется, — подтвердил он ее догадку. — Кстати, это посольство Галаарда. Его строила фирма, нанимавшая магиков. Привлекали клиентов необычным дизайном: возводили дома сложных форм, используя собственные магические наработки и силы магиков. Но увы, они разорились пять лет назад, так что это уже в каком-то смысле памятник архитектуры.
— А это ничего, что магиков использовали? — удивилась Марина. — Вы говорили, магики не делятся своим резервом.
— Не делятся, когда это нерационально или затрата резерва невосполнима, — поправил ее Ксавьер. — Но, поверьте, те же големы вроде Горы из глины могут слепить что угодно, почти не потратив на это сил. И их постройка будет держаться тысячелетиями.
— Почему же тогда их не используют повсеместно? — удивилась Марина.
— А им это зачем? — спросил в ответ Ксавьер. — Вы же общались с Горой и знаете: он довольно аскетичен и почти ни в чем не нуждается. Вам просто нечего будет предложить ему взамен на сотрудничество.
— Хотите сказать, он мог бы сделать в старом корпусе крутой ремонт, но просто не хочет? — изумилась Марина.
— Именно так, — кивнул Ксавьер. — Хотя, пожалуй, Гору в теории, конечно, можно привлечь к работе: для голема он еще достаточно юн и любопытен. Но лично у меня не получилось уговорить его хотя бы печь в подвале починить. Я честно пытался. Големы не любят применять магию: у них другая физиология, они воспринимают это как боль.
— Понятно, — кивнула Марина.
— До сих пор ломаю голову над вопросом, чем та строительная фирма их привлекала, — сказал Ксавьер, глядя снизу вверх на каменную махину. — Надеюсь, не шантажом. Впрочем, не удивлюсь, если так: в то время было много дурных вещей, недостойных развитого общества.
— Ну, плохие люди в любом обществе найдутся, — философски пожала плечами Марина. — Главное, чтоб их можно было привлечь за это к ответственности.
— Тоже верно, — кивнул Ксавьер.
— Господин, купите даме цветы! — неожиданно пискнуло у них под ногами мелкое существо, только что выкатившееся из-за угла, и перед лицом Марины возник букет фиалок.
Девушка ощутила смешанные чувства. С одной стороны, она терпеть не могла навязчивых продавцов и срезанные цветы, жизнь которых оборвали так бессмысленно. Еще ей жалко было денег на такую ерунду: да, за такие вещи платит мужчина, но бюджет-то у них теперь общий! А с другой стороны, ребенок явно торговал на улицах не от хорошей жизни.
— Спасибо, нам не надо, — подумав, вежливо отказала Марина и почувствовала, как Ксавьер на нее косится.
— Не любите цветы? — спросил он.
— Не люблю умирающие цветы, — пояснила она. — Даже если их в воду поставить, корни они уже не дадут.
— Но ведь их уже срезали, — заметил он. — Они все равно погибнут, даже если не купить.
— Если я буду их постоянно покупать, цветы будут резать все больше и больше, — возразила Марина.
— Хм, — сказал Ксавьер и полез в карман.
— Держи, — сказал он, протягивая ребенку мелкую монетку. — Это просто так. Дама не любит цветы.
— Спасибо, господин! — обрадовалась девочка. А Марина покосилась на своего спутника: не он ли буквально пару месяцев назад жалел денег девчонкам на сладости? Впрочем, тогда у него не было работы и дома.
А Ксавьер тем временем отдал монетку и легким ненавязчивым движением… сбил с головы девочки косынку, повязанную на манер банданы. Мелькнуло острое ухо. Девочка в испуге прижала его рукой, сверкнула на них глазами и в тот же миг дала деру, едва не рассыпав цветы из корзинки.
— Любопытно, — задумчиво протянул Ксавьер, проводив эльфенка взглядом. — Они все же возвращаются.
— Или никуда и не уезжали, — пожала плечами Марина. — Тетушку Флокси пять лет прятали в одном из местных швейных домов.
— Смело, — признал Ксавьер. — А что с ее родителями?
— Говорят, схватили и увезли куда-то, — ответила Марина.
— Хм, — протянул мужчина. — А у остальных что?